Лесная королева - Мора фон Эпштейн
– Потому что я слышал это от многих, но не от вас. Расскажите подробнее.
– Разве я могу изложить подробнее, чем это делают деревенские сплетницы? Что нового вы хотите услышать? Спрашивайте, я отвечу, если смогу.
– Начнём с начала, – он откинулся на спинку стула и привычным движением перекинул плащ за спину, – кто ваши настоящие родители?
– Я не помню. Когда меня нашли, я была совсем маленькой, чтобы понимать это. Разве вам не рассказали? Да и разве это важно?
– Это очень важно. Сильвия, вы не просто человек. Даже уехавшие утром монахи сказали это сразу. Вы ходите в лес, вас не трогает нечисть, вы понимаете голоса деревьев, умеете исцелять раны. Вы не человек, вы – ведьма.
– Я? – девушка вскинула голову и мелко задрожала. – Разве я виновата в том, что всё это происходит именно со мной?
– Не стоит так волноваться, – Виктор сощурил глаза, – я же не посылаю тебя на костёр, хотя оснований для этого достаточно. Пока я пытаюсь во всём разобраться и в твоих же интересах мне помочь в этом.
– Я пытаюсь помогать тем, кто меня окружает, – её побелевшие губы не желали двигаться, – я никому не причиняю вреда. Поверьте. У меня и в мыслях такого не было.
– Увы, моя работа состоит не только в том, чтобы помогать людям в бедах, но и в предотвращении проблем. Печать Дьявола имеет свойство проступать со временем. Ты даже не заметишь, как она разрушит твоё сердце и подчинит себе.
– Не говорите так, – девушка прижала ладони к лицу, стараясь скрыть выступающие слёзы, и замотала головой, – я никогда, никому не желала зла. Я не знаю, кто мои родители. Я не знаю, кто я. Зачем вы мучаете меня?
– Разве мои вопросы причиняют тебе боль? Я просто интересуюсь.
– Сильвия, девочка моя, – дверь распахнулась, и в проёме возник священник, задыхающийся от долгого бега.
– Отец Альхем, – девушка сорвалась со своего места и прижалась к старческой груди, как котёнок, который ищет защиты от злой собаки.
– Я же просил вас не допрашивать её без моего присутствия, – гневно сведя брови, крикнул священник, прижимая к себе дрожащую девушку, – поглядите, до какого состояния вы её довели.
– Мы просто мило беседовали, – спокойно ответил инквизитор, не меняя позы, – как старые добрые знакомые. Разве плохо, что мне свойственна здоровая доля любопытства?
– Запомните, если вы посмеете завести на неё дело, я буду требовать подтверждения вашего решения из Рима. Эта девочка под моей защитой.
– Тогда, если потребуется, я спалю вас на пару.
Сильвия охнула и, сжавшись, спряталась отцу Альхему за спину, а священник побледнел, но выпрямился и гордо ответил:
– Не забывайтесь молодой человек, для этого вам должно придти подтверждение из Рима.
– Оно придёт. А пока, вы оба свободны.
И инквизитор кивком указал святому отцу на дверь.
Жизнь текла своим чередом. Люди работали, девушки с парнями по вечерам водили хороводы, заливаясь таким многоголосьем, что у стариков щемило сердце. Вечера в деревне чудеснее любого другого времени суток. Эта пора, когда дневная жара спала, а ночной холод ещё не успел захватить всё вокруг, всегда дарит людям удивительное и ценное время отдыха. Кто-то сидит на завалинке и обсуждает прошедший день, кто-то уходит к речке рыбачить, кто-то отправляется к соседям в гости, чтобы пропустить по стаканчику, а кто-то собирается в большие компании и устраивает игры. Когда в салочки побегают, а когда и через костёр попрыгают. Именно тогда парни и начинают ухаживать за девушками, даря им цветы, утаскивая от подруг в сторону, что бы те возмущались, целуя украдкой в щёчку. Смех в такие вечера всегда звонкий, молодым весело и старикам нескучно.
Первое время парни пытались и Виктора вытащить на гулянье, полагая, что раз он достаточно молод, то нечего дома сидеть. Но, получив несколько раз подряд отказ, все к этой идее охладели и оставили инквизитора в одиночестве. Он не любил вечера. Не так, как ночь, но относился к ним настороженно и почти враждебно. И поэтому, как только последние лучи солнца начинали таять под давлением мягко подкатывающегося сумрака, Виктор уходил к себе в келью и погружался в размышления и подсчёты.
Сперва его раздражало доносившее из-за околицы пение и весёлый смех, но постепенно он стал ловить себя на том, что начинает вслушиваться, стараясь разобрать слова. Всё чаще и чаще его мысли под действием слаженного хора начинали разбредаться, унося в даль, а лицо смягчалось и становилось чище. Иногда он даже выходил из деревни и наблюдал за играми с холма, но никогда не приближался, несмотря на то, что ему кричали и махали руками. О чём были его мысли, так и осталось загадкой, одно лишь можно сказать точно, ещё никогда они не были настолько легки.
Но стоило из-за горизонта выплыть растущей луне, как на его лбу собирались морщины, и резко развернувшись, он торопливо удалялся обратно. Никто в деревне не понимал причин, и лишь хрупкая девичья фигура мгновенно таяла в ночной темноте, чтобы через несколько минут помочь измученному инквизитору подняться с пола и дойти до кровати. Вновь и вновь она просиживала ночи у его постели, сжимая тонкими тёплыми пальцами запястья и тихо зовя обратно в мир живых. Вновь и вновь она не позволяла ему завершить обращение, которое окончательно бы погубило его. Вновь и вновь она уходила на рассвете, оставляя после себя лишь запах цветов, которые вечером не успела вынуть из волос. И что причиняло ему большую боль, луна или рассвет, сказать было сложно.
А Сильвия была почти в отчаянье. Она перечитала все книги, которые были у священника и знахарок, оббегала весь лес, выспрашивая у деревьев, но так и не смогла найти способ снять проклятие. Ей казалось, что она точно его где-то видела или слышала, но где именно, вспомнить не могла. И понимание того, что по её вине человек может скоро стать оборотнем, сжигало её на много больше, чем все бессонные ночи, проведённые в слабой попытке помочь.
Но долго эта пытка продолжаться не могла и скоро наступила ночь. Ночь полнолуния.
Что с ним происходило, Виктор понимал очень плохо. Жуткая боль, свалившая его на пороге, не дала возможности опомниться. Из глубин подсознания, словно сорвавшийся с цепи пёс, хлынула тьма,
