Роковая Роксана - Ната Лакомка
- Подслушивать нехорошо, - равнодушно сказала я, вскрывая очередной конверт.
- Ой, вы как будто ото всех прятались! – Стелла сбросила халат на пол и забралась под одеяло. – Ну всё, открывай окошко. Этот приставала ушёл, а я намерена слушать соловьёв всю ночь.
Я подняла штору и открыла окно, и в комнату влилась нежная песня ночного певца-соловья. Я смотрела в темноту сада, и как бы ни пыталась убедить себя, что довольна своей жизнью, и мне грех на что-то жаловаться, но сердце всё равно сладко и печально дрожало, и губы дрожали и горели, и ещё хотелось поплакать. А Стелла уже сладко спала, уткнувшись в подушку.
На следующее утро, когда наша семья собралась за завтраком, мама нашла меня слишком бледной. Я промолчала, зато Стелла не смогла удержаться и сказала, невинно хлопая глазами:
- Не удивительно! Мы всю ночь почти не спали – из-за соловьёв. Они так поют, что уснуть нет никакой возможности. Я ведь теперь тоже бледная. Мама, правда?
Стелла считала, что бледность – признак аристократизма, и воображала, что у неё очень бледный цвет лица.
- Ты свежа, как майская роза, - разочаровала её мама. – А вот Рокси не помешает прогулка и тушёный шпинат на обед.
- О, только не шпинат! – взмолилась я. – Прогулки будет достаточно!
- Не спорь, - строго одёрнула меня мама. – На балу в честь Бранчефорте ты будешь в синем. Эти бледные щёчки нам совершенно ни к чему, иначе будешь похожа на привидение.
Стелла захихикала, подкладывая себе на тарелку жареных колбасок в соусе, а отчим бросил на неё укоризненный взгляд поверх газеты. Только не понятно, за что он укорял – за кражу колбасок или за смешочки надо мной.
Мама тоже углубилась в чтение – она просматривала утреннюю корреспонденцию, раскладывая письма в кучки по адресатам и степени важности. Одно письмо привлекло её особое внимание, и она вскрыла его сразу же, разорвав конверт, даже не попросив принести нож для бумаг.
- Ну вот, я же говорила! – торжествующе объявила она. – Графиня Ленсборо устраивает приём в честь графа Бранчефорте! Завтра!.. Вот хитрюга, так и знала, что она решит всех обскакать! – мама перебросила приглашение нам со Стеллой. – Написано «приём», но будьте уверены, она успеет обставить всё так, что балы у принца покажутся не такими яркими. Хорошо, что мы позаботились о платьях. Надо поторопить портниху, чтобы успела закончить их к завтрашнему утру.
- М-да, - протянула я, - действительно, торопится. Боится, как бы кто не устроил бал в честь графа первым. Ещё бы – такой экземпляр в Солимаре. Явно приехал, чтобы эпатировать и производить впечатление на провинциальную публику.
- Что за тон? – удивилась мама. – Рокси, ты так говоришь, будто осуждаешь графа. Я его ещё не видела, но говорят, он очень представительный и любезный мужчина, король отправил его поправить пошатнувшееся здоровье…
- Представительный – отличная характеристика, - кивнула я, а Стелла фыркнула и закашлялась.
На этот раз – по-настоящему.
- Вы его видели? – с любопытством спросила мама и продолжала, не дожидаясь ответа: - И говорят, он большой ценитель искусства. У него дома галерея из прекрасных картин, и первым делом он зашёл к господину Эверетту и приобрёл у него два полотна. Одно – для его величества, между прочим.
Отчим рассмеялся, не отрывая глаз от газеты, и мама немедленно поинтересовалась, что там написано такого смешного.
- Тебе не понравится, - сказал он уклончиво.
- Откуда ты знаешь? – надула она губы.
- Статья господина Ронбери, - пояснил отчим.
- О, небеса… - простонала мама, на секунду закрыла глаза, а потом потребовала: - И о чём статья? Надеюсь, не про нашу Рокси?
- Нет, про королевского эмиссара. Не успел милорд Бранчефорте приехать, как уже стал местной знаменитостью, - отчим сделал попытку перевернуть страницу, но мама уже выхватила у него газету и принялась читать сама.
Вслух.
- «Появление графа Бранчефорте в публичном бассейне ознаменовалось звоном бубенчиков». О чём это? – мама с недоумением обвела нас взглядом.
Мы со Стеллой переглянулись и пожали плечами, отчим взял салфетку, пряча за ней улыбку, а мама продолжила читать:
- «Не было ни одной женщины, которая не оглянулась бы на звон бубенчиков милорда эмиссара. Его купальный костюм…», - тут она замолчала, и лицо её стало пунцовым. – Как неприлично писать такое! – она поспешно отложила газету. – И не надо смеяться, Аделард. Я всё вижу!
- А я и не скрываюсь, - отчим уже хохотал, вытирая салфеткой выступившие слёзы.
Я и Стелла ещё держались, но с огромным трудом.
- Неужели вы видели его… в таком виде? – мама с ужасом посмотрела на нас с сестрой.
- Не волнуйся, - сказала я очень серьёзно, - едва только его бубенчики зазвенели, мы, как и полагается благовоспитанным девицам, сразу закрыли глаза, поплыли к берегу и не открывали их до самого дома.
- Рокси! – чуть не взвизгнула от возмущения мама.
Отчим перестал смеяться и сказал уже с непритворной серьёзностью:
- Хотя, этот господин поступает не очень хорошо. Понятно, что курортный город располагает к лёгкости общения, и многое, что прилично у нас, будет шокирующим в столице, но откровенный купальный костюм – это уже перебор.
- Совершенно верно, - сердито поддакнула мама, передавая мне пачку писем. – Пусть он хоть трижды друг короля, нарушать правила морали недопустимо!
- Я поговорю об этом с мэром, - отчим погладил маму по руке, успокаивая, а потом обратился ко мне: - После завтрака зайди в мой кабинет, Роксана. Нужно поговорить.
Мама сразу перестала ужасаться и обижаться, и приняла самый значительный вид.
- О чём? – спросила я, насторожившись.
-Зайдёшь, - отчим отложил салфетку и поднялся из-за стола.
Я не стала затягивать с завтраком, и, сопровождаемая выразительными взглядами Стеллы, тоже поспешила из-за стола.
Постучав в дверь кабинета, а зашла, не дожидаясь разрешения. Отчим сидел в кресле у окна, любуясь панорамой города, и раскуривал трубку.
Трубка у него была «королевская» - из морской пенки, то есть из камня, похожего по виду на слоновую кость, но ценившуюся гораздо дороже. Чаша трубки была резной, в виде головы морского бога, и служила предметом зависти всех важных господ Солимара и даже графини Ленсборо, которая тоже любила покурить. «Для
