Когда настанет время возмездия (СИ) - Ирсс Ирина
— Мы должны встать, — молвлю едва слышным шёпотом.
Я мало придаю отчёта своим мыслям и словам, что слетают с уст. Мой мир в принципе только и делает, что разлетается и собирается обратно, просто пытаясь вернуть меня из состояния турбулентности.
Алек же, напротив, в состоянии полной стабильности. Он чётко качает головой.
— Нет, принцесса, мы больше вообще никому ничего не должны.
Его губы накрывают мои. Неожиданно, страстно и грубо. В поцелуе, в котором я перестаю существовать. У нас было много поцелуев: дерзких, голодных, чувственных и невинных. Но этот… он как первый глоток воздуха, после смерти. Наполняющий, оживляющий и самый желанный. Я вцепляюсь пальцами в воротник его куртки, сжимая их до боли, притягивая и пытаясь едва ли не продать душу дьяволу лишь бы даже и так несуществующее расстояние можно было сократить.
Господи, как же мне был он необходим всё это время!
Алек проводит рукой по моей щеке, шеи, достигает затылка и запускает пальцы в мои волосы. Второй рукой он пробирается мне за спину и, крепко обхватив, одним рывком поднимает, усаживая к себе на колени.
— Знаешь, если бы твои губы не были такими сладкими, принцесса, — говорит Алек, немного отстраняясь, но не слишком далеко, так как каждое его слово колышет дыханием нежную кожу губ, — то, скорее всего, я бы, — он вздыхает, втягивая глубоко воздух, — ну как минимум точно отшлёпал бы тебя, что решила погостить немного в Ордене без меня.
Да… Алек и его шуточки — боги, и за что я только их так люблю?
Но ничего не могу поделать с собой, я просто смеюсь, ощущая, как чувство радости топит грудь фантастическими ощущениями тепла.
Открыв глаза, вновь вижу взгляд тёмных, улыбающихся глаз. Я знаю, что за всем этим, в их глубине, томится боль, проблёскивающая маленькими звёздами на этом бездонном прекрасном небе, но не могу на ней концентрироваться, в ту же секунду чувствуя, как моя собственная боль — всех этих ужасных дней — отзывается, пытаясь пробиться наружу. Я не смею ей уступить, не сейчас, когда всё закончилось. Даже если затишье продлиться секунду, я собираюсь прожить его в максимуме восхитительных эмоций.
— Ты такой засранец, Алек, — говорю, проводя указательным пальцем по его скуле.
Он на мгновение прикрывает веки, наслаждаясь моим прикосновением.
— Я скучал по твоим попыткам растоптать моё чувство самодостоинства, — он перехватывает мою руку в свою и тянет её к губам, оставляя в центре ладони мягкий поцелуй. — К счастью для меня, оно слишком огромное, чтобы кому-то его одолеть. Но я определённо «за» продолжение этих милых попыток, в которые влюбился с первого дня нашего знакомства.
Алек дарит мне по-мальчишески хулиганскую ухмылку, прямо перед тем, как крадёт у меня маленький поцелуй. И ещё один, с наслаждением растягивает каждое соприкосновение наших губ. Через несколько мгновений, он отстраняется, чтобы торопливо расстегнуть куртку и сразу же накинуть её на меня, укутав и прижав обеими руками к себе. Я утыкаюсь лицом в изгиб его плеча и глубоко вдыхаю запах его кожи. На глаза норовят слёзы, мне хочется умереть в его крепких руках, лишь бы больше, кроме этого момента, в жизни ничего не происходило. Я понятия не имею, что именно сейчас ощущает Алек, но его тело немного колотит, когда он шепчет мне в макушку.
— Никогда так больше не делай, принцесса, слышишь? Никогда. — его голос ломается под тяжестью отчаяния в нём.
У меня нет сил отвечать, лишь много-много раз киваю, зажмуриваясь и сильнее зарываясь лицом в его шею. Несколько слезинок всё-таки сбегают с моих глазах, и я спешу их смахнуть, отстраняясь, но Алек тут же перехватывает моё лицо в крепкие горячие ладони. В его глазах непреодолимая боль, когда он вытирает большими пальцами слёзы, не отводя от моих глаз взгляда более уязвимого, чем тот, к которому я привыкла. Впервые мне жаль, что мы не можем вечно скрывать правду за шутками и сарказмом.
— Как вы нашли меня? — непонятно увожу ли я разговор сторону более приятных моментов или просто сама до сих пор не верю, что это всё происходит на самом деле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Однако я тут же сталкиваюсь с тем, с чем, казалось бы, мы распрощались — это сиюсекундно отражается в карих глазах: они темнеют, в них появляется сосредоточенность и точно возрастает стена, за которой что-то скрывается.
Алек шумно сглатывает, словно ему тяжело это делать — не договаривать.
— Это довольно долгая история, — говорит он, проводя ладонью по моим волосам. — И как бы мне ни хотелось никогда не сдвигаться с этого места, здесь небезопасно. Гибриды повсюду, а я не собираюсь больше пренебрегать судьбой. Нужно увезти тебя отсюда, как можно, скорее.
Возможно, я ошибаюсь, не подумав о том, что ещё ничего не закончилось. Видимо для меня само присутствие Алека поставило точку во всей этой истории с моим заключением, но на самом деле, это не конец. Тем более, узнав хоть немного Виктора, я должна понимать, что он не из тех, кто отступает от желаемого, а мы по-прежнему на его территории. Кивнув, я поднимаюсь первой, и пока встаёт Алек, успеваю оглядеть местность. На глаза попадается куртка голубоглазого, но вместо того, чтобы заговорить о нём, я вспоминаю о более важном.
— Никола! — восклицаю, резко поворачиваясь к Алеку, но видимо слишком спешу, потому что меня тут же накреняет вправо от головокружения.
Алек ловит меня, прижимая к своей груди, где гулко стучит его сердце.
— Эй-эй, — тревожится он, осторожно поднимая моё лицо за подбородок и заглядывая мне в глаза. Ему хватает секунды, чтобы вынести для себя какое-то понимание. — Как давно тебя ранил гибрид?
— Минут пять… десять… — машинально начинаю отвечать, пока внезапно не понимаю, что мы отошли от темы. — Алек, что с… ооу!
Моё тело так быстро поднимается в воздух, что у меня снова кружится голова, а нарушение вестибулярного аппарата отбирает на мгновение дар речи. Мне хочется ударить Алека в плечо, что он не церемониться со мной, не позволяя спросить о важном, а просто поднимает на руки и сразу же уносит в неизвестном направлении с непроницаемо серьёзным лицом. Я бы зарычала, но у меня нет ни сил, ни желания сопротивляться этому приятному стечению обстоятельств. Однако вопрос по-прежнему без ответа, и я начинаю переживать, что он просто в очередной раз пытается уйти от него.
— С Николой что-то… — несмело предполагаю я, потому что даже не хочу предполагать о наихудшем.
Алек же даже в лице не меняется, когда перебивает, единственное — его взгляд становится рассерженным и обеспокоенным. Хотя сердится он не на меня, бесконечная мягкость окутывает меня, когда его глаза смотрят в мои.
— С ним всё в порядке, а вот с тобой — нет.
Мне хочется поспорить — клянусь, это не внезапно проснувшаяся, укоренившаяся привычка, спорить с ним во всём, в чём можно и нельзя. Просто для меня действительно всё стало в порядке с тех пор, как он оказался рядом, но потом оцениваю вещи так, какими они являются на самом деле — я определённо «не в порядке». И дело здесь не только в ранах и головокружении. Всё, что мне хочется, зарыться лицом в его футболку и просто истошно рыдать, жалуясь, насколько был суров со мной мир, пока его не было рядом, но не уверена, что готова к этому разговору. В том числе, не уверена, что к нему готов и Алек, идущий слишком тихим и сосредоточенным.
Когда мы оказываемся в большом внедорожники, всё только усугубляется, атмосферу омрачает состояние Дама, сидящего спереди на пассажирском сидении, одного взгляда на него достаточно, чтобы узнать симптомы. Он выглядит так, словно ему не выжить без чудо-таблетки. Но Обезболивающего нет, даже когда пуля изъята, все твои вены пропитаны ядом, по которым отказывается течь кровь. Сказать, что тебя просто разрывает изнутри, значит не сказать ничего, потому что это даже болью назвать неправильно. Ты горишь. Бесконечно. По кругу — сердце, лёгкие, в кости выпиваются микроскопические иглы, из глаз вместо слёз льётся лава. Не можешь сглотнуть, не можешь вдохнуть — любое действие сопровождается огнём. Через часов пять это наконец заканчивается, но ощущение, что ты пробыл вечность в аду.