Ольга Смирнова - Тёмный стражник
Она ревет? — Мира и не заметила, как редкие слезинки, пролитые над коротким, сухим изложением жизни ее матери превратились в форменный водопад. Да это так…
— Чего надо? — спросила неприветливо, хлюпая носом без всякого стеснения, подняв на рыжего красные зареванные глаза. — Не звала, кажется.
— Кажется, не кажется, может у меня время свободное образовалось… — пропел ангел.
— Смотрю, ты весь из себя такой незанятой. Могу помочь с трудоустройством. Трупы убирать с проезжей части не пробовал? Или побыть осеменатором животных в научных целях в лаборатории? Могу замолвить словечко. Там, говорят, новые электрические стимуляторы завезли, опробуешь. А хочешь — по старинке, вручную, если силенок хватит. Слуууушай, а вот еще идея — городскую канализацию чистить будешь?!
— Смешно. Ха-ха. Ты сегодня просто искришь остроумием, таким же, правда, убогим, как и ты сама. И вообще, сбавь звук, у меня голова болит.
— Настучали по тыкве? — с надеждой спросила ведьмочка. — Кто? Я ему лично медаль на грудь повешу.
— Фу, какая ты… черствая. Я, между прочим, за тебя пострадал. Только кто это оценит? Кто? Одни тычки и затрещины, пинки моральные и оскорбления.
— Тааак… не поняла, при чем здесь я и твоя голова?
— А при том, что пить меньше надо в следующий раз, — выдал ангел загадочную фразу. — Эти наблюдатели те еще алкаши, их фиг перепьешь. Но зато польза какая. А то кто тебя от Рича спас? Вот и пришлось практически собой пожертвовать… Но, собственно, я не за этим вернулся. — С этими словами ангел проткнул бесплотным пальцем дело ведьмы Мариссы Новиковой насквозь. — Изучила? Молодец, купи себе пирожок. Только ерундой ты занимаешься, скажу по секрету.
— Как это ерундой? — изумилась Мира. — Мы же вместе ее…
— Взяли на время, помню. А рожу твою во время падения со стеллажей и вовсе никогда не забуду. До сих пор в кошмарах вижу… бррр… только без толку читать.
— Но… ты же… мы же… как же…
— Заело? — участливо спросил ангел. — По спинке не постучать? Я могу.
— Хам! — бросила Мира по привычке, даже без злобы, решив отставить сантименты и перейти к сути. Даже в малых дозах ее рыжий был невыносим. — Чего надо?
— Вопрос: ты на могиле родителей когда была в последний раз? Воот. То-то же, сволота неблагодарная, и нечего такие глаза делать. Неблагодарная и есть. Кто за могилой ухаживать должен? И какая ты после этого любящая дочь? Название одно, ей-богу. Но это лирическое отступление. Вопрос же остается.
Мира такому повороту разговора не удивилась, критику выслушала, а потом емко выразила свое отношение к данному вопросу:
— Пшел вон. Не твоего ума дело.
— Не-бла-го-дар-ная, — по слогам, чтобы лучше доходило, выпалил ангел. — Ты бы, коровушка, взяла своего дружка милого под белы рученьки, да сходила, проведала родителей своих безвременно усопших… а ну как сегодня ночью… часикам к двенадцати. Глядишь, и дело личное без надобности окажется.
Мира насторожилась, как гончая, взявшая след.
— Яснее говори.
Рыжий показал язык и довольно рассмеялся.
— А фигу тебе. Не заслужила. Нет в тебе любви и уважения, вот когда зажжется искренность — тогда и помогу. А пока, коровушка, дерзай сама.
— Как это нет любви? Как это нет уважения? — поразилась Мира. — Я вот Тима… уважаю. Себя люблю… как это нет?
— А родителей почему забыла? Почему времени не находишь долг святой исполнить и навестить могилку? Почему каждый раз придумываешь причины глупые?
Мира открыла было рот, чтобы махом отмести от себя подобные подозрения, но ангел поднял вверх палец и сурово нахмурил брови. В руке его появилась бумажка:
— Для верности — зачитаю. И только попробуй перебить! Кассу пожалуюсь, он тебя до смерти застыдит своими лекциями про Истинные жизненные ценности. Так… что тут у нас? Пять лет назад тебе было семнадцать — сознательный возраст, будущая выпускница. «Не пойду, чего там делать? Цветы? Да зачем им цветы? И вообще, мне некогда, я на танцы иду» — выдержка из разговора с некоей земной девой, Иридой, фамилию неразборчиво написали, гады. Далее. Год спустя, восемнадцать лет, прекрасный, значимый возраст, ты со мной согласна? «Ой, надо, надо, обязательно схожу, это очень важно. Они ведь так рано умерли, я их почти не помню, и так давно не была на могилке их». Давно… хммм… да почитай, никогда. Продолжу. «Я так по ним тоскую», — эту фразу ангел выделил интонацией, вдобавок округлив глаза и выразительно подняв брови. — «Очень хочу сходить на кладбище, надо цветов купить». — Мира сидела, уставившись в пол. Она не помнила, чтобы говорила все это, но звучало очень похоже на ее тогдашние размышления. — Девятнадцать лет. Что мы имеем?
— Хватит! — не выдержала ведьмочка. — Я поняла! Я все поняла, нечего делать из меня чудовище. Я всего лишь… не убила же…
— Да было бы чего делать, ты и сама с этим успешно справляешься, — без малейшего намека на иронию произнес рыжий, и от его непривычной серьезности у Миры похолодело на сердце.
— Я — не чудовище, — сказала она, но ее голосу не доставало уверенности. — Я — это просто… я. Какая есть. Ведьма невеликой силы.
Рыжий пожевал губу:
— Я вот что тебе скажу, коровушка. Ведьмы — они стервы еще те, ни ума, ни чести. Ты — другая, и нечего мне возражать, уже я-то тебя насквозь вижу. Раз тебя совестью и даже неким, пускай и весьма скудным на мой взгляд, подобием мозгов наделила Истина — значит, есть и ответственность поступать истинно верно, даже если тебе неудобно, нет времени, возможности и так далее. Ну ты все лучше меня знаешь, чего я тут рассказываю…
Мира внимательно слушала, сложив руки на колени. Не то чтобы она прониклась важностью момента, но что-то в душе отозвалось на эти слова. По чести говоря, вечный внутренний конфликт — между тем, что она должна делать как ведьма, и тем, что не лежит у нее сердце к большинству этих поступков, привел к тому, что Мира выбрала нейтральную позицию в отношении себя самой, так сказать, путь наименьшего сопротивления. Когда дело касалось других, у нее не возникало ни малейших сомнений в том, что правильно, а что нет, но себя она не понимала, а самое главное, не принимала. Она могла рваться в бой за Истину для прочих людей — если это напрямую не шло вразрез с ее личными интересами, но пренебрегала этим в отношении себя. И большую часть времени была занята, придумывая различные оправдания собственной слабости.
Ангел продолжал:
— Как говорится, делай то, что говорит тебе совесть, и будь, что будет. И жить сразу станет в разы легче, вот увидишь.
Мира недоверчиво скривилась:
— Тебе легко говорить, ты — ангел. Ты хороший изначально, и ни у кого в этом не возникает ни капли сомнения. А я — плохая. Мне положено по праву рождения — ты биографию мамы моей читал? — быть гадкой, бессердечной тварью, которая не гнушается ничем ради достижения собственной цели. Я обязана быть в восторге от возможности сделать гадость, я должна радоваться, когда другим плохо. И это было бы нормально. Нормально. А то, что я чувствую — это аномалия, сбой в системе.
