Последний демиург (СИ) - Хабарова Леока

– Какой смысл меня грабить? У меня ничего нет!

– Ошибаетесь. – Он снова наклонился и схватил её за плечи. Железные пальцы впились в кожу. – Есть.

Ладимир держал крепко. Дышал жарко, а глаза его вновь стали безумными, как тогда, на крепостной стене. Вереск оцепенела. Губы князя оказались близко.

Слишком близко…

– Есть, Вереск, – повторил он хрипло. – Вы сами – весьма желанная добыча…

– Миледи! – Дара не вошла, а ввалилась в дверь. Девчушка с трудом удерживала поднос, на котором громоздились разномастные склянки, пузырьки и примочки.

Князь резко выпрямился и глянул на отроковицу так хмуро, что у бедняги даже веснушки вспыхнули.

– Милорд… я… – промямлила несчастная и попятилась. – Я…

– Уйди с глаз. – Ладимир вырвал поднос из хрупких девичьих рук. – Ступай на кухню. Живо!

Дважды повторять не пришлось: Дара выпорхнула из комнаты и понеслась по коридору, топая, точно стадо зубров. Князь же устроил поднос на низенькой прикроватной тумбе и с деловым видом сдобрил отрез льняной ткани содержимым пузатой склянки.

– Поднимите-ка голову, моя лихая наездница.

– Не надо… – слабо запротестовала Вереск.

– Надо. – Буря миновала, и теперь в синих глазах танцевали лукавые искорки. – У вас на лбу шишка с перепелиное яйцо и ссадина длиной в милю.

Вереск покорилась. К чему сопротивляться? Уж лучше смиренно принять помощь. К тому же, она чувствовала себя совершенно разбитой. Ещё бы! Преодолеть десять миль пешком под проливным дождём и градом, заблудиться, дважды свалиться в грязь… Да... Пожалуй, Ладимир прав – ей крупно повезло, что разбойники не встретились на пути. Она не сумела бы ни убежать, ни спрятаться, ни, тем более, оказать сопротивление.

Почему он отправился искать меня? – думала Вереск, послушно подставляя князю ободранный в кровь локоть. – Неужели я так дорога ему? Или он, как радушный хозяин, заботится о благополучии гостьи? Хотя... может быть, он просто решил, будто я…

– Вы хотели сбежать? – Ладимир так чётко сформулировал её собственную мысль, что Вереск дёрнулась. – Признайтесь, именно эта безумная идея руководила вами, когда вы отправились неведомо куда?

– Я просто гуляла, – глухо отозвалась Вереск.

– Вы считаете Приют Рассвета тюрьмой, не так ли? – Князь намазал очередную ссадину целебным бальзамом. – А меня – зловещим демоном, что запер вас в клетке?

– Ничего такого я не думаю.

– Хорошо, если так. – Ладимир серьёзно посмотрел на неё. – Вы похожи на мокрую курицу.

– Спасибо. – Вереск и бровью не повела. – Милорд галантен, как никогда.

Он улыбнулся. Не хищно, не нагло. Совершенно без издёвки и каких-то скрытых смыслов. Той самой мальчишеской улыбкой, которая уже давно не давала покоя.

И Вереск улыбнулась в ответ.

– Не думал, что скажу это кому-то до окончания отбора невест, но… Немедленно раздевайтесь и ложитесь в постель. – Ладимир поднялся. – А я прикажу Милде подать вам бульон и тёплое вино с гвоздикой.

– Милде... – Вереск сморщилась. – Старая дама ненавидит меня.

– Ну, это преувеличение, – заметил князь и, подумав, добавил: – некоторое.

Вино и бульон принесла Дара. Вереск не удивилась. Скорее всего, Милда слишком занята. Возможно, как раз в этот самый момент она варит ядовитую смесь, чтобы отравить ненавистную «гостью», или распускает скабрезные сплетни…

Есть не хотелось совсем. Бульон казался слишком горячим, а вино – кислым. Дрова в очаге уютно трещали, но огонь не грел. Вереск дрожала, закутавшись в меховое одеяло, словно в кокон. Дара деловито коснулась её лба и причмокнула:

– А ведь у вас жар, миледи.

– Ничего страшного. – У Вереск зуб на зуб не попадал. – Это скоро пройдёт.

– Главное, чтобы это прошло до приёма, – рассудительно заметила девчушка.

– Не беспокойся, Дара. – Попытка улыбнуться с треском провалилась. – Участвовать в отборе невест я не собираюсь.

– Как это? – служанка захлопала ресницами. – У вас же платье!

Ох уж это платье!

Вереск метнула быстрый взгляд в сторону кресла. Ну конечно. Вот оно, платье…

В огне не горит, в воде не тонет.

– Хочешь, подарю его тебе?

– Ох, нет! Нет, госпожа, смилуйтесь! – Дара всплеснула руками так отчаянно, словно ей предложили отрубить ногу по колено. – Я не хочу остаться старой девой!

– Старой девой? Из-за платья?

– Да, да, – закивала отроковица. – Платье невесты-избранницы можно получить только от князя. А ежели оно досталось девице… эээ… иным способом – всё. – Девчушка разрубила воздух ладонью. – Замуж, считай, никогда не выйдешь.

– Страшное дело… – прошептала Вереск.

– Страшное, – отозвалась служанка. – Уж лучше смерть, чем такая участь.

Вереск улеглась. Свернулась калачиком и обнялась с подушкой. Зевнула.

– Добрых снов, миледи. – Отроковица погасила все, кроме одной, свечи и двинулась к двери.

– Постой! – Оставаться в одиночестве не хотелось. Совсем. – Побудь со мной ещё немного. Присядь и расскажи что-нибудь.

Дара села в изножье. Улыбнулась.

– Что миледи хочет услышать?

Сказку...

– Поведай о себе. Как ты очутилась в Приюте Рассвета?

– О! – вздохнула девочка. – Это совсем не интересно. Обычная история. Как у всех... Тут служила моя мать. А теперь вот я служу.

Действительно, не слишком интересно...

– А расскажи про туман!

– Про... туман? – Дара выглядела весьма озадаченной. Неужели есть что-то, о чём не ведает эта шустрая проныра?

– Да. – Вереск отчаянно боролась со сном. Глаза слипались. – Когда корабль подходил к Мейде, стоял такой туман... и все... все... – она снова зевнула, – ...молчали...

– Ах, вот оно что! – Просияла отроковица. – Так это вы шли через пролив Безмолвия! Там всегда так.

– Пролив Безмолвия?

– О да! – Девчушка понизила голос, и Вереск поняла, что получит свою сказку. – Когда-то давным-давно морская ведьма прогневалась на людей и наслала на них чудовищного монстра – кракена. О, миледи, то был жуткий кальмар, размером с остров, с такими вот длиннющими щупальцами. Кракен погубил сотни кораблей и сожрал тысячи людей. Никто не мог с ним справиться: даже самые отчаянные смельчаки да удалые воины терпели крах. Но нашлась девица с голосом сладким, точно патока. Она потребовала, чтобы её отвезли на рифы, и осталась там. Она пела, миледи. Пела, и голос её разносился далеко над морем. Даже чайки смолкли. Даже волны стихли, чтобы послушать ту песнь. Голос красавицы убаюкал и кракена: монстр опустился на самое дно и уснул мёртвым сном. А девица обратилась непроглядным туманом и рассеялась над проливом. С тех пор повелось молчать, проходя через те воды. Всякий моряк знает – даже малейший шорох способен разбудить кракена, но усыпить монстра вновь уже никто не сумеет. Добрых и светлых снов вам, миледи...

Последних слов Вереск уже не слышала.

Звук походил на тот, что можно услышать из морской раковины, если поднести её к уху.

Шшшш... Ш-ш-ш-шшшшш... Шшш-ш-ш-ш-шшшш...

Странный звук. Совсем не уместный здесь.

Вереск села и откинула со лба влажные пряди. Сколько же она спала? Дара ушла, а свеча почти догорела... И что же это шипит?

И тут она увидела...

Дым?

Клубы сочились из-под двери. Седые и плотные, как кучевые облака.

Что это, чёрт побери? Неужели пожар?

Ничтоже сумняшеся, Вереск подлетела к двери и выскочила в коридор. Выскочила и замерла...

Нет. Это не пожар: дымом даже не пахло. В коридоре стоял туман. Самый настоящий туман. Непроглядная густая пелена.

Вереск нервно сглотнула. Попятилась к спасительной комнате, но двери за спиной не оказалось. Ни двери, ни стены. Только туман. Туман впереди, сзади, слева, справа, сверху и под ногами. Всюду.

Туман и голос в нём. Далёкое, едва различимое... пение.

Вереск пошла на голос. Прекрасный, сладкий, чарующий голос, проникающий в самую душу. Она знала эту песню, но не помнила, откуда.