Мельничиха из Тихого Омута (СИ) - Лакомка Ната

- А это уж сама решай, - ответила она, поудобнее перехватывая белье и направляясь в дом.

- Мне главное, чтобы Эдит была жива-здорова. И деньжонками разжиться, чтобы за аренду заплатить. За два месяца заплатим, значит, ещё три месяца у нас есть...

- Отчего же - за два месяца? - сказала я и снова уперла руки в бока. - Заплатим за один. А вторую монету пустим в дело. Как говорится - не надо зарывать серебряные таланты в землю.

Жонкелия чуть не выронила только что стираное белье и посмотрела на меня подозрительно:

- Ты что это задумала? - спросила она, насупившись. - Заплатим за два месяца и сможем жить здесь до зимних праздников.

- Мамашенька, да мы тут через месяц ноги протянем от голода и холода, - я ополоснула руки в бочке, стоявшей под стрехой, подошла к старухе и забрала белье. - И где вы потом собираетесь брать деньги, чтобы заплатить вашему графу? Снова будете клянчить у судьи? Лучше бы вышли за него замуж - и клянчите себе на законных основаниях.

- Вот сама и выходи, - огрызнулась Жонкелия. - А деньги пойдут за аренду. И хватит мять стираное! Сложи его уже куда-нибудь.

- Обязательно сложу, - пообещала я ей. - Но аренду мы оплатим за один месяц. А завтра вы поведете меня в лавку, на ярмарку - что тут у вас есть. Мне надо посмотреть ваши цены и сделать покупки.

- Покупки?! - её чуть не хватил удар. - Ты спятила? Какие покупки, если у тебя денег -мышь наплакала?

- Узко мыслите, - поругала я её. - У нас тут золотое дно, а мы на муку намолоть не можем. Завтра надо посмотреть, что с колесом. Позовем плотников.

Она посмотрела на меня как-то странно и фыркнула: - Ну, зови.

В этот вечер я засыпала на неудобном тощем матрасе, укрывшись лоскутным одеялом, которое было мне коротко и приходилось сворачиваться клубочком, чтобы пятки не мерзли, а под головой у меня была подушка, набитая сеном и ветошью. Пусть белье было выстирано, оно все равно хранило чужой запах, а я с непривычки вздрагивала всякий раз, когда задевала шершавыми руками за щеку или плечо.

Окно мы с Жонкелией не стали заколачивать, а занавесили мешковиной, и было слышно, как вода льется на неподвижное мельничное колесо - будто кто-то вполголоса напевает монотонную песенку.

- Этот с зубочисткой - он ведь графский мельник? - спросила я у Жонкелии, когда она погасила свечу и легла на другую кровать, отвернувшись лицом к стене.

- Да, Закхей Чарлтон, - ответила старуха. - У него на мельнице восемь работников и четыре жернова. А у тебя работники разбежались, а жерновов только два, и они стоят.

- Но они ведь работали, - вполне резонно заметила я. - Значит, заработают снова. Устроим стратегию под кодовым названием «Весёлая мельница».

- Что? - она приподняла голову, чтобы на меня посмотреть. - Ты точно - тронутая!

- Спите уже, нормальная вы наша, - проворчала я и тоже повернулась лицом к стене.

Жонкелия уснула почти сразу, а я лежала и слушая, как плещется озеро, вспоминала про Витьку. Что там с этим балбесом произошло, когда я не вынырнула? А если потом вытащили мое тело? Витьку привлекут за непредумышленное убийство? Или спишут на несчастный случай? А если я найду путь домой - куда буду переселяться? Вряд ли мое тело любезно сохранят для меня в целости и сохранности, как фараонову мумию.

От этих мыслей становилось совсем несладко, и я предпочла не думать ни о чем, чтобы не бояться и не испытывать угрызений совести. Не надо думать о прошлом, надо сосредоточиться на том, что сейчас. Конечно, жизнь в условиях средневековья - это почище чем выйти без шлема против Кости Цзю. Идею поправить материальное положение посредством выгодного брака я исключила сразу. Во-первых, вид у меня сейчас совсем не товарный. Во-вторых, семейная жизнь для женщины вплоть до середины ХХ века была рулеткой - повезет или нет. Подхватишь венерическую болезнь - смерть. Тяжелые роды -смерть. Нет, я не Скарлетт, чтобы продаваться за лесопилку. Тем более, у меня есть мельница.

Мельница!

Вот отсюда и надо плясать.

Светик, отнесись к жизни в этом мире, как к игре. Типа - прикольное приключение. Вроде реалити-шоу «Выживи на необитаемом острове». Конечно, мне не разрешили бонусом забрать с собой косметичку, любимую сковородку и нижнее белье, но по сравнению с тем же «Робинзоном Крузо» - положение у меня гораздо лучше. Не надо строить частокол, не надо жить в палатке. Крыша над головой есть, печка есть. Правда, готовить в этой печке нечего...

Я приободрилась и даже подосадовала, что сейчас ночь. Хотелось сразу бежать и запускать это чертово колесо, которое почему-то перестало крутиться. Мозгов у меня для этого точно хватит. А что? Получилось у Бриско - получится и у меня.

«Вашего мужа застрелили. Серебряной пулей», - голос судьи прозвучал в голове, как глас с небес, и мигом испортил мне настроение.

Между прочим, серебряными пулями убивали колдунов и оборотней.

Фу, даже думать о таком не хотелось.

Я запретила себе думать про оборотней, колдунов и водяных зубастых тварей. Сегодня мне надо отдохнуть. Все проблемы начнем решать завтра. Постепенно я согрелась и уснула. Мне приснился судья, который крался по дому, осторожно открывая двери в каждую комнату. Половицы тихонько поскрипывали, сливаясь с плеском воды в однообразную, тихую мелодию

Глава 4. Крутись, крутись колесо

Мне стоило больших трудов убедить Жонкелию не отдавать деньги графу, а приберечь серебряник на хозяйственные нужды. Но в конце концов старуха смирилась, когда я пригрозила, что прыгну обратно в озеро, и тогда она не увидит мельницы, как своих ушей.

Как могла, я привела себя в порядок, но расчесать волосы плохоньким щербатым деревянным гребнем так и не смогла. Башмаки у Эдит тоже были протоптаны до дыр, а платье хоть и выстиранное, но больше подходило какой-нибудь замарашке.

Ладно, на первый раз сойдет и так. Я была уверена, что Эдит в Тихом Омуте видели ещё и не в таком жалком виде - если она зимой босиком удирала из дома. Потом что-нибудь придумаю, а пока надо хоть немного освоиться в этом незнакомом и странном мире.

Деревня Тихий Омут находилась километрах в четырех от мельницы, но дорога, которая к ней вела, была на все десять. Грязь, ямы и рытвины - хоть я и поднимала подол платья до колен, все равно вымазалась до ушей, не говоря о том, что бродить по таким ухабам в длинном платье - это надо было перенестись сюда из тела мастера спорта по гимнастике.

Удивительно, что к Бриско ездили все по такой дороге. Признаться, я приуныла, потому что было понятно, что для привлечения клиентов надо заняться ещё и дорогой, а это -дополнительные расходы.

Но пока в моем распоряжении была всего одна серебряная монета и только одна лавка - в центре деревни.

Я смотрела по сторонам с любопытством, но не слишком крутила головой, чтобы не решили, что Эдит совсем съехала с катушек. Деревня была большой - пока мы добрались до лавки на площади в центре, я насчитала сто двадцать домов. А Тихий Омут тянулся ещё дальше, под уклон, к реке, которая протекала в долине.

Мы с Жонкелией вошли в лавку под звон дверного колокольчика, и к нам навстречу сразу вышел хозяин - важный большой дядька в нарядном камзоле и в туфлях с серебряными пряжками. Из рассказов Жонкелии я знала, что хозяина лавки зовут Савьер Квакмайер, у него жена, три сына и дочь, и он - единственный, кто привозит в деревню товары из города, потому что у него две огромных телеги и два тяжеловоза.

- Добро пожаловать, мамаша, - поприветствовал он Жонкелию, - добро пожаловать, хозяйка. Рад вас видеть, но в кредит больше не даем. За вами и так должок - четыре монеты серебром.

Теперь стало понятно, почему Жонкелия не рвалась за покупками. Я бросила на нее возмущенный взгляд - почему не сказала про долг и в деревенской лавке? Но она сделала вид, что ничего не заметила.

- Половина монеты - в счет долга, - сказала я так уверенно, как только могла, и выложила на прилавок деньги, - на остальную - муки, сала, соли и хороший костяной гребень.