Снежная стая (СИ) - Ремезова Любовь

Так, или примерно так, размышляла я, стоя в ледяной воде мало не по самое сокровенное, в одной исподней рубашке, и собирая в пучок длинные прямые стебли рдеста пронзеннолистого.

Яринка на берегу небольшим топориком деловито обтесывала ветки с сухой валежины. Готовила запас дров для костерка, разведенного на следах от чьего-то старого кострища.

Это место — поваленный необхватный вяз на берегу лесного озера — давно уже облюбовали парочки, ищущие уединения от шумных друзей-подружек. Молодежь сумеречничать сюда не ходила — от села далековато, и к жилью поближе удобных мест для вечерних посиделок полно, охотники же наоборот, добычи искать забирались дальше от обжитых мест. Вот и получилось, что летними ночами, отданными на откуп неугомонной молодости, здесь можно было посидеть вдвоем, в тиши, у живого огня, за беседой досветной.

Мы же с Яринкой по ее лекарской надобности сюда явились. Рдест — травка не то чтоб исключительная, но полезная. Воспаление снять, горячку сбить, простуду унять — он в зелья от многих хворей надобен. Правда, для чего травнице понадобился столь поздний сбор — про то я ведать не ведала, и не сильно-то желала. Спроси я ее — вполне возможно, что и ответит. Пока дело лекарских тайн не касалось, подружка не жадничала. Охотно рассказывала, какую травку как сушить надобно, какую от чего применить можно. Да я и сама не без ума — в дела болящих, кои лекарке сохранять в тайности след, носа не совала, в сокровенные ведовские знания не лезла. Подружка же, в свою очередь, тоже ненадобного старалась не спрашивать. Зато я лес наш ведала куда лучше, и делилась не таясь. Где можно ягоды вволю взять, где в укромном лесном тайнике травка целебная взошла. Вот так и выходил у нас мир, лад и полное согласие.

Яринка уже успела поделиться, что к ней таки намедни приходил эльф, сунул нос в охотно предоставленный лекарский припас, запретного там не обнаружил, попытался учинить допрос, получил жесткий отлуп и убрался не солоно хлебавши — ибо все, что эльфы могли бы поставить травнице в вину, она спрятала загодя, и не у себя в дому. Оставила лишь то, к чему и самый придирчивый придира не придерется. Я поведала о ночной беседе с колдуном, мы перемыли кости обоим и теперь дружно ломали головы — чего нам ждать от незваных гостей?

По всему выходило — ничего хорошего.

Я переступила, осторожно ощупав босой ногой дно рядом. В таких вот местах, с тихой стоячей водой, раков драть здорово. Если получиться добыть хотя б десяток — в костре запечем. Пяток уже ждал своего часа в узелке на травке, и травница все ворчала — мол, охота была б баловаться, мы сюда за другим пришли, вот и нечего лишку в студеной воде мокнуть…

Полотняная рубаха длиной до колен исправно тянула влагу и намокла уже чуть не до пупа, упрямая коса, забранная в узел, стоило мне нагнуться к воде, так и норовила развернуться и плюхнуться в воду — только ловить успевай, а все ж улыбка так и просилась на уста. Чего скрывать, мне в радость были такие походы.

— А ведь они местных про тот сгинувший отряд расспрашивали, — заговорила Яринка, которая уже пару лучин хмурилась да кусала губы. — Не впрямую, окольно — но выспрашивали. И знаешь, что чудно? Никто из наших ничего не знает. И не только из наших. Думаю, кабы вдруг кто увидел оружный отряд в Седом Лесу, да еще из чужаков, да ещё в зиму, о том бы вся округа знала. Уж кумушки-сороки мигом бы весть разнесли!

Я молча кивнула, и склонилась над крутым бережком мало не до самой воды — нору очередную нащупала. Удачно. Забросила на берег, к ногам травницы, собранный пучок, да и принялась закуску будущую добывать.

Донный рыцарь без бою сдаваться не пожелал, и я всерьез увлеклась, выуживая упрямого. Коса тут же обрадовалась удобному случаю плюхнуться в воду, еле успела башкой мотнуть да на спину перекинуть. Мало радости, коли на сухую одежду с нее водица озерная течь будет!

— Пять годков минуло… Неужто, колдун надежу сохранил, что родич его жив? — задумчиво вопросила травница, прибирая рдест в корзинку, из которой уже торчала изрядная вязка таких же длинный прямых стеблей. — Думаешь, он его найти хочет?

— Нет. Думаю, он иное найти хочет. — Я выбросила к ногам подружки перехитренного — таки мною рака, и она осторожно, избегая щипучих клешней, увязала его в плат с остальными.

— Кабы то мой родович был, и пропади он столь давно, то я бы ноне не его искала, а пристанище его последнее. Похоронить по — людски хотела бы. А чего уж там колдуны многомудрые желают — то только светлым богам ведомо.

Продвинувшись еще на шаг вдоль невысокого обрывчика, я вновь принялась выдирать из придонного ила высокие побеги, утыканные листьями без черенков. Травница всё перебирала причины, приведшие к нам магов, а с ними — перворожденного, на ее, Яринки, бедную голову, я больше поддакивала или отмалчивалась, как вдруг почуяла это.

На меня словно крутым варом плеснули: ветер!

Ветер переменился.

Он, уже который день отчетливо пахнущий близкими холодами и первым снегом, вдруг иным сделался. Зазывным, влекущим. Слышалось в нем ныне обещание веселья и буйной свободы.

Я затрясла головой, стряхивая с себя чужие, наведенные желания. Не для меня они.

Кто-то творил волшбу.

— Ярина… — лекарка вскинула на меня взгляд — и лицом переменилась, куда только размеренная раздумчивость облика девалась? На меня смотрела ведунья — настороженно смотрела, с прищуром. Это что ж нынче со мной творится, коли целительница так от одного моего вида встревожилась?? — Ярин, ты ничего не слышишь? Необычного, по твоей части, ведовской.

Травница замерла, вслушиваясь в мир и в лес, а я ж, напротив — завертелась во все стороны, понять пытаясь, откуда недобрым потянуло? Не ясно. Я взглянула на целительницу — та лишь растеряно головой качнула. Не ощутила, значит. Ну, то не диво — магического дара в подруженьке чуть, на одно лишь лекарство и хватает.

Да только — не убывало оно. Не убавлялось в ветре чужого голоса. Я одним прыжком выметнулась на берег. Содрала с себя мокрую рубаху, сухую одежу, из мешка заплечного вынутую, торопливо натянула, ноги — в сапожки, свиту, что на рогатине близ костра грелась — на плечи. Загасить костерок — крупные поленья в воду, мелкие уголья разметать по воглой сырой траве, да и затоптать. Все ж, волшба — волшбой, а и огонь в лесу без пригляда оставлять не след.

Примерилась, было, узелок с раками, добычей моей сегодняшней, обратно в озеро заметнуть, да была остановлена рачительной травницей:

— Куда? В горшок сгодится!

Да их же там всего ничего, мысленно взвыла я, наблюдая, как Яринка пристраивает раков в корзинку с травой. Остальные-то наши вещи она собрала, пока я одевалась, а мне все казалось — возится! Не след тут сегодня задерживаться, ох, и не по нраву мне все это! Ежели то дядьки Ждана гости силушкой пошли баловаться — попомнят они эти шутки. Ужо я их кашей накормлю — вовек не забудут!

Так злилась я, с трудом удерживаясь, чтоб не подпихнуть в спину идущую впереди Яринку — все-то мне, встревоженной, казалось, что она медленно поспешает. И взгляд недобрый мерещился, и уж под каждым кустом чужак затаившийся виделся…

Ох, девка, а и взяла б ты у подружки травок успокоительных попить!

Я догнала травницу, ухватила за руку, да и прибавила шагу. Воображение у меня, конечно, буйное, и с перепугу чего только не придумаешь, а и чутью я верю.

— Да объясни ты мне толком, что случилось! — негромко рыкнула лекарка, с трудом за мной поспевая. — Что тебе, окаянной, почудилось!

— Да так, блажь… Не бери в голову.

Но успокоилась я ужо подле самого селища, и то — потому как Яринка за локоток меня придержала, да ход степенно умерила. Не хватало еще лекарке почтенной при всем честном народе, ровно девчонке несмышленой, бегать.

Так и вошли мы спокойно да неспешно, я с сумой малой за плечами, Яринка — с корзинкой на руке. А как уже к переулочку подходили, где наши дорожки разделялись — мне к трактиру прямо, а ей к дому ее между подворьем бабки Елеи и Игруни-бортника пройти след, с теткой Аглаей нос к носу и стакнулись.