Первый Зверь (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)"

Монстр застыл тоже, дыша так, словно пытался проглотить рычание и справиться собой, наконец отшатнувшись и буквально спотыкаясь о большущий ушат, от которого шел пар, словно теперь этот неказистый домик превратился в баню.

Я быстро заморгала, не понимая, откуда здесь появилась эта утварь и даже не представляя сколько времени потребовалось ему, чтобы наполнить его водой и даже как-то согреть ее, теперь ощущая еще и приятный травяной аромат, который витал в нагретом и распаренном воздухе, оседая на кожу и одежу влагой.

Он не пытался больше заговорить, занятый делом и даже в полусогнутом состоянии двигаясь в этом маленьком пространстве порывисто, быстро, не привыкший скрывать ни своей нечеловеческой силы, ни своей устрашающей резкости, иногда движения его рук невозможно было даже увидеть. Лишь иногда бросал на меня сосредоточенные взгляды, глядя быстро и цепко, словно пытался понять издалека степень моего состояния, но ничего не пытался спросить.

Кажется, занятый какими то делами, он все таки успокоился, а вслед за ним притихла и я, наблюдая украдкой, но снова напрягаясь, когда он взял в ладони небольшой пучок травы, слегка распаренный на пару, отчего снова домик наполнился пряным ароматом, и направился ко мне, оказавшись рядом в два шага, но глядя далеко не в мое лицо. А на бедра.

Туда, где боль не утихала, но кажется хотя бы прекратилось кровотечение.

— Не дергайся, — проговорил он хрипло и сипло, потянувшись ко мне и касаясь большой рукой бедра, чтобы приподнять длинный подол платья. — Просто молчи…

Какое там дергаться! Меня буквально оглушило волной паники, что придавила каменной плитой, я не могла даже дышать, не то, чтобы отчаянно сопротивляться!

Он возбуждался от любого движения, любого звука, исходившего от меня!

И мне достаточно было одного раза, чтобы понять, что если я хочу выжить, то нужно научиться быть практически невидимой.

— …я не причиню тебе боли. Только лежи и не сопротивляйся… — судя по его голосу, в котором слышалась дрожь, едва ли он сам был уверен в том, что говорил, когда его пальцы дрожали, задирая край тяжелого верхнего платья, а затем и нижнего, обнажая мои ноги все выше и выше.

Его не пугало то, что он сделал со мной.

Напротив, вид крови и пульсирующей плоти возбуждал его снова, когда я знала наверняка, что он бы ни за что не остановился от второго раза.

Он хотел этого.

Сильно, неистово, глядя словно зачарованный, и не сразу решившись прикоснуться к моей коже, когда я судорожно сжалась в ожидании новой боли, но ощущая лишь мягкое прикосновение влажной теплой материи, которой монстр стирал кровь, чтобы затем приложить к низу живота этот самый пучок травы.

— Что ты де…

— Шшшш…

Он выдохнул тяжело и рвано, в его груди снова зарождался рокот силы и желания, с которыми так тяжело было бороться, и я проглотила все слова и мысли, стараясь лишь дышать и не двигаться, как бы его пальцы не касались меня, хоть и не стремясь причинить боли, но все равно горячо и жадно, словно он впервые познал то, что заворожило его и свело с уманастолько, что он не ожидал ничего подобного сам.

Время тянулось бесконечно, пока монстр обтирал меня сначала водой, а затем этой травой, от которой, надо признаться, мне скоро стало на самом деле гораздо лучше, и пусть кожа онемела, но я почти перестала чувствовать боль, которая свернулась где-то очень глубоко внутри, и уже не была настолько обжигающей.

Монстр молчал, не отводя от меня глаз, и моя кровь была на кончиках его пальцев, которыми он потянулся вперед, касаясь мелких пуговиц платья на груди в явном желании снять с меня все эти вещи, отчего холод снова пронесся по коже колючими разрядами, и я дрогнула, просипев:

— Не надо…

Он зарычал хрипло и приглушенно, но от этого не менее пугающе, рывком разрывая прочную тяжелую ткань и обнажая грудь, которая теперь была целомудренно спрятана лишь за тонкой белой сорочкой, что не могла скрывать очертания сосков и то, как они тут же напряженно застыли острыми бусинками.

Монстр не моргал.

Он смотрел так, словно пожирал меня глазами, не сразу решившись прикоснуться и делая это слишком медленно для него, учитывая, как он двигался до этого.

Завороженно, едва дыша, он спустил с моих плеч тонкую ткань сорочки, оставляя теперь обнаженной почти до самого живота, я отчетливо видела, как он задержал дыхание, рассматривая мою кожу и тело, почти не прикрытое одеждой, словно видел женщину впервые. И был поражен даже своей жестокой варварской натурой.

Цепляясь израненными пальцами за края грубой лежанки, я старалась не шевелиться и даже не дышать, боясь сломать его хрупкую выдержку, которая походила на тонкий лед ранним осенним утром на лужах, лишь наблюдала, как он потянулся вперед снова, оставляя и пучок и розовую от крови матерю, чтобы коснуться пальцами соска, который тут же предательски откликнулся на это прикосновение, сжавшись еще сильнее, и вызывая у монстра ошеломленную улыбку.

Сейчас он походил скорее на огромного ребенка, получившего новую игрушку, которая завораживала его тем, что была еще непонятна и не освоена.

Он касался меня сначала только концами пальцев, очерчивая грудь и ребра, и опускаясь ладонью на подрагивающий напряженный живот, поглаживая холодную влажную от страха кожу, водя кругами вокруг пупка, вдруг прошептав сипло:

— …хочу, чтобы ты полюбила меня.

— Этого не будет никогда! — даже если я ответила шепотом, держась в одном положении, и на коже проступили мурашки от его прикосновений, но в голосе невозможно было скрыть всей моей неприязни и ненависти к нему.

Плен очарования тут же прошел, когда монстр нахмурился, оскалившись и показывая свои крепкие белые зубы с парой выпирающих клыков сверху и снизу, и его огненные глаза полыхнули яростью, вбирая в себя весь гудящий огонь в печи.

— Ты совсем не знаешь меня! — зарычал он, придавливая меня к лежанке своей огромной ладонью, от которой тут же пошел опасный жар, грозящий ожогом.

— И не хочу знать! Ты — монстр и этого достаточно!!!

— ТЫ — МОЯ! Прими это и смирись!

Рычание усилилось и отдалось рокотом в его мощной груди, когда он подался порывисто вперед, хватая меня за скулы, и рывком посадив, чтобы, не давая опомниться, впиться в губы каким-то совершенно страшным, невообразимым поцелуем.

Я успела только всхлипнуть, дернувшись всем телом и цепляясь ногтями в его ручищу, но меня уже ничего не могло спасти от этой черной обжигающе-яростной страсти зверя, что походила на лесной пожар, который убьет все живое на своем пути.

Бороться с ним просто не было смысла.

Заранее было ясно, что у меня не было шансов, а любые мои попытки спасти себя приравнивались скорее к забавной игре, которая распаляла этот огонь только еще сильнее. Поэтому я замерла, вот только сжимала губы, не позволяя его чертову горячему языку пробраться в меня, ибо на сегодня было достаточно проникновений и клеймения с его стороны!

Только монстр не собирался с этим мириться, опуская ладонь ниже и касаясь уже низа живота, стремясь снова попасть туда, где рана была свежей и щемящей, отчего я ахнула, открывая губы сама. Этой лазейки ему было достаточно, чтобы овладеть моим ртом так глубоко, как он только хотел, глухо заурчав от собственного удовольствия, когда его язык прорвался между моих губ, заставляя познать его вкус и аромат.

Я пыталась выпихнуть его язык из себя собственным языком, не сразу понимая, что от их трения и скольжения друг от друга, получается кружащий голову чувственный танец, от которого монстр застонал, опрокидывая меня назад и придавливая сверху своим жутким огромным телом, жар которого стал просто невыносимым.

Своим неумением и попытками спастись, я делала только хуже, судорожно замирая и вытягиваясь под ним, чтобы напомнить скорее о бревне, чем о податливом женском теле, которое он рассматривал так жадно и восторженно.

Я больше не пыталась сдержать его или оттолкнуть, просто превратилась в едва дышащую статую в ожидании того момента, когда он придет в себя и сможет остановиться.