Александра Плен - Богиня
****
В больнице я научилась прятать любые эмоции и страхи под невозмутимостью и спокойствием. Иногда пациенту оставалось жить считанные месяцы, иногда он умирал у меня на руках — страшные тяжелые случаи от которых никто из медработников не застрахован.
Опыт и жесткий контроль и сейчас помог мне ничем не выдать своего удивления или ошеломления. Я так же искренне улыбалась и пожала протянутую ладошку девушки, сидящей в инвалидном кресле. У Маши был детский церебральный паралич. Теперь все понятно. Сергей с напряженным лицом наблюдал за мной, словно боялся, что я сейчас брошусь вон из комнаты. Его настроение было очевидно. Ясно теперь, почему он не хотел меня знакомить с дочерью, стал понятен его страх и неуверенность. Я легко и непринужденно выкладывала из сумки разные вкусности, по пути комментируя наши покупки, додумывая походу веселые смешные истории и казусы, произошедшие со мной в разные года в супермаркетах. Мама Игоря ласково улыбалась, радуясь, что мы пришли и озарили светом их скучный грустный быт.
Вечер прошел спокойно и естественно. Маша была умненькой начитанной девушкой. Школьный аттестат она получила дистанционно, почти не выходила на улицу, обучаясь на дому. Я потом, после того как Сергей провел меня домой, возмущенно поинтересовалась, почему он держит ее дома? Почему не позволяет ей учиться со своими сверстниками в институте? Детям нужно общение и социум. Иначе она совсем превратиться в замкнутого закрытого неуверенного в себе человека. Сергей рассказал, что она тяжело переживала обидные детские насмешки и обзывания, и он забрал ее из общественной школы. Может он был и не прав, но когда Маша в четырнадцать лет пыталась напиться таблеток, только бы не идти в школу — он решил, что хватит ей школы. Деньги у него были, ей наняли преподавателей, хороших массажистов, лучших врачей. Она даже немного ходит с палочкой и плавает в бассейне. Сейчас к ней приходят учителя, она на отлично сдала экзамены и поступила в Инженерно-строительный институт на архитектурный. Полдня она проводит в своем собственном тренажерном зале на первом этаже, там даже ей оборудовали лифт-подъемник в бассейн.
Сергей рассказывал, как будто оправдывался передо мной за свою дочь. Уверял, что она не будет обузой для нас, с его деньгами. Наверное, раньше в его жизни, женщины так и делали — сбегали от ответственности. Никто не хочет дочь-инвалида.
-Моя бывшая жена, мать Маши, как только узнала, что у дочери ДЦП отказалась от ребенка и пыталась оставить ее в роддоме... Я не позволил... Тогда она подала на развод и сказала, что если мне нужен инвалид — то воспитывай ее сам... - голос мужчины срывался, предательство до сих пор бередило его душу.
-И где она сейчас? - осторожно поинтересовалась я.
-Не знаю, последний раз, когда она просила у меня денег, она собиралась ехать в Италию на ПМЖ. Мне все равно, где она, но Маша иногда спрашивает о матери... - Сергей замолчал. Странно, я не могу иметь детей, а те, кто может — вот так легко выбрасывают их за борт своей жизни. Несправедливо.
****
На часах три. На донышке бутылки осталось лишь немного вина. Неужели я все выпила? На диване лежит альбом с фотографиями. Вот мы вчетвером на пляже в Италии, вот в Карловых Варах. Маша широко улыбается в объектив, сидя в кресле-каталке, мы — Сергей, Наталья Ивановна и я стоим вокруг нее, обнявшись. Хорошее время. Пока мы еще были вчетвером.
Что такое любовь? Думаю, у каждого человека на земле есть свое определение, верное лишь для него одного. И оно, безусловно, правильное. Пусть другие говорят, что он ошибается, что все это субъективно и есть более точные общие формулировки, написанные в справочниках, философских талмудах - не слушайте. Если вы счастливы, то абсолютно все равно, какое определение любви правильное.
Для меня тогда, двенадцать лет назад определение любви звучало, как забота. Забота радостная, открытая, внимательная и бескорыстная. У меня появилась полноценная семья, впервые в жизни. И пусть моей маме было уже семьдесят пять, а дочери девятнадцать, и пусть у нас всех были за спиной и боль, и болезнь и предательство — мы были счастливы.
Я взяла в руки фотографию, где мне сорок пять. Мой день рождения... Маринка, я, Сергей, Наталья Ивановна, Маша, Павел и Саша (друзья Игоря) со своими женами. Это была последняя счастливая фотография. Вскоре после этого дня рождения Сергей заболел. Слабость, быстрая утомляемость, головокружения, боли в животе. Сначала он как обычно отмахивался и сердился на мою настойчивость. Пока я не наорала на него и не потащила в больницу насильно.
Страшное слово «злокачественная опухоль» прогремело, как гром среди ясного неба. Третья стадия, метастазы, процесс почти необратим. Я выходила из кабинета с анализами на руках, как будто шла на плаху. Он же никогда не жаловался. Никогда не ныл и стонал. Ну почему он у меня такой замкнутый и молчаливый!
-Ну что? - весело поинтересовался Сергей, ожидавший меня в коридоре, - буду жить?
Да, - хрипло ответила я, - обязательно будешь. И мысленно пообещала себе, что сделаю все, чтобы жил.
И началась война... Непримиримая, жестокая, с переменными успехами и поражениями..
Война не на жизнь, а на смерть. Операции, лучевая терапия, химиотерапия. Мы продали трехкомнатную квартиру Сергея и поехали на эти деньги в Израиль, лечились у лучших врачей, в лучших клиниках. Я бросила работу, Маша жила с бабушкой за городом. Управление СТО взяли на себя его друзья.
Почти год в Израиле врачи боролись за жизнь моего мужа. Это был самый тяжелый и болезненный период в моей жизни.
Первый раз я не выбирала. Когда произошла авария с Андреем, когда погиб моей единственный ребенок, мое сердце рассекли пополам как скальпелем, резко и молниеносно. Без моего согласия, быстро и кроваво. С Алексеем я сама все решила. Я кропотливо и методично отпиливала тупой пилой кусок души, отделяла себя от Алексея, как будто собственную руку, медленно и болезненно. Но все равно, это происходило не так тягостно и бесконечно, как в третий. Нет ничего хуже этого затяжного ужасающего угасания. Без надежды, каждый день смотреть в любимое лицо и улыбаться, шутить, читать письма родных, пересказывать смешные истории по телевизору, выдумывать хорошие новости. Все, что угодно, как угодно изворачиваться, только бы вызвать легкую кривую усмешку на его лице. Он умер у меня на руках, ровно через год после моего сорока-пятилетия.
Иногда я думала... За что? Почему так происходит со мной? Чем я заслужила такую судьбу? Не каждый человек выдержит столько, сколько пережила я. Я видела женщин, которые ломались после первого же сильного удара судьбы. Видела их лица, превратившиеся в злобные гримасы, слышала голоса, проклинающие Бога и ненавидящие все и вся. Я встречала женщин, которые после первой же измены мужа становились ярыми феминистками, презирающие мужчин на всю оставшуюся жизнь. Проклинавшие изменников и клянущиеся больше никогда им не верить. Замыкавшиеся в своем горе и больше никогда не познавшие любви. Не открывшие своего сердца новому чувству. Видела мужчин, разочаровавшихся в любимых и так же погрязших в своих проблемах, находящих выход в выпивке или наркотиках.
Я не умела долго страдать. Благо это или проклятье? Не знаю...
Иногда мне казалось, что все — я больше не вынесу, не смогу дальше идти, сломаюсь и растворюсь в небытие. Но проходило время, и я опять начинала любоваться цветами и засматриваться на облака. Опять начинала напевать себе под нос и танцевать в пустой квартире. Рано или поздно, из памяти уходило все плохое, а оставалось только светлое, прекрасное и восхитительное. Моя любовь всегда была со мной.
Я не могла долго предаваться страданиям, на моих руках остались Маша и Наталья Ивановна. Мама Сергея очень сильно сдала за время его болезни. Мы жили втроем в их большом доме в пригороде. Я сама делала массаж Маше и занималась с ней физкультурой. Мы со свекровью решили продать бизнес Сергея, все-равно никто из нас не смыслил в машинах. Деньги положили в банк под проценты. На них и жили. Наше женское царство сплотилось в своем горе. Мы пытались жить как раньше, как будто Сергей ушел на работу и вернется вечером. Так же готовили много вкусной еды, так же украшали елку на Новый год, так же покупали журналы об автогонках и оставляли их на журнальном столике. Потом я потихоньку убирала старые и уносила на чердак.
Через год угасла Наталья Ивановна. Ее похоронили рядом с Сергеем, ее любимым единственным сыном. Мы с Машей остались одни.
Моя дорогая замечательная девочка. Дочь, которой у меня никогда не было. Смелая и сильная, она была красавицей, моя Мария Сергеевна. Когда я выходила с ней гулять, везя в кресле-каталке, никто бы не сказал, что под широким палантином скрывается больное изломанное тело. Красивое тонкое лицо с большими серыми глазами и доброй улыбкой, такой она была.
