Евсения - Елена Саринова
А потом все, вдруг, разлетелось… на множество вспыхнувших звезд. И мы стояли на крыльце дома, задрав к темному небу головы, и смотрели на эти с треском разлетающиеся звезды.
— Евся…
— Да-а…
— Русан мне сказал, что они со Стахом договаривались как раз про эти шутихи, но потом… — качнувшись, ухватилась за меня Любоня. — пришлось бежать к кургану. Во-от.
— Да что ты?.. — не оторвав взгляда от неба, расплылась я. — Стах!
— Ну, да. Я вчера о шутихах вспомнил, когда про Гул-гору рассказывал. Они здесь остались еще с зимних праздников. И хотел тебя подбодрить перед помолвкой. Зато сегодня…
— Я тебя люблю. Я тебя так люблю, что еще немного и сама рассыплюсь на множество звездоче-ек.
— Как это? — поднявшись на ступеньку, обхватил меня за талию Стах.
— Ба-бах и все! — раскинула я в стороны руки.
— А вот этого не надо, любимая. Как же я потом тебя соберу?
— Ну, тогда держи крепче, — подтянулась я к мужским губам…
И мир опять поменял очертанья, плавно сменив небо в шутихах на потолок цветастого балдахина. А единственным, что я запомнила, на миг вынырнув из круженья, прежде чем окончательно в него унестись, были слова:
— Опять этот фикус. О-ой… ну, до утра полежит…
Июль в Адьяне пролетел, как множество красочных, сменяющих друг друга картинок. А сама она, отгороженная от остального мира высокими стенами, вдруг раздвинулась для меня до беспредельного мира, полного каждодневных открытий и радостей. Будто я наверстывала все то, чего в жизни своей прежней не знала или знать отказывалась. А теперь с жадностью и любопытством ребенка, поглощала, заполняя все пустующие полочки души.
Любоня и Русан вернулись в Ладмению через три дня после нашей со Стахом помолвки. И подруга моя обещала много писать. Мы, наконец, оторвались с ней друг от друга, прекрасно понимая, что впредь всё в наших новых жизнях будет по-иному. Правда, как это будет, обе пока представляли смутно. И я по ней очень скучала. Особенно в первые дни, потому как душевную «полочку» под названием «Любоня» занять было некому. Хотя, Стах очень старался, постепенно приучая меня к откровенности с ним и открытости. Как когда-то приручал к себе самому.
За весь этот месяц в столице мы с ним были всего дважды. По разным торжественным оказиям, предшествовали которым обязательные заезды по магазинам. И жених мой, наконец, воплотил свою мечту в реальность — купил мне платье «кружевное облако».
Что же касается моего дружка — рогатого «знаконосца», то, заручившись нашим со Стахом согласием, он нашел себе новое каждодневное развлечение. Правда, за пределами Адьяны. И звали его «Гуля». Хотя, судя по синякам и царапинам на бесовской физиономии, развлекалась как раз она, бывший скандальный глас Гул-горы. Вот именно об этом мы с бесом и усиленно спорили сейчас, стоя у раздвоенного высокого дуба недалеко от водопада:
— Нет, ну ты мне скажи, оно тебе надо? — подперев руками бока, сверлила я упрямца глазами. — Неужели тебе самому не надоело получать от этой фурии люлей? И главное, за что? За то, что ты ее каждый день пирогами с нашей кухни кормишь?
— Да, Евся! Ну, как ты не понимаешь? — мотнул тот головой и вновь вернулся к колупанию коры дуба. — Она, конечно, дикая и… невоспитанная, но…
— Оставь дерево в покое.
— Но, — отдернул бес лапку от ствола. — Гуля хорошая. В душе. И потом, у нее судьба сложная. Посиди ко столько лет в этой похоронной яме, да пообщайся с одними селянами. А еще этот хобий страж, который из воронки вылетел. Это от него она полностью поседела. От испуга.
— Из какой «воронки»? — заинтересованно прищурилась я.
— Ну, там бирюлька такая была на цепочке… на упокойнике. Специальная, охранная. От воров. И срабатывала на чужое прикосновение. Гуля ее стороной облазила, а когда эти хобьи рыла…
— Хватит ругаться! Нацеплял заразы.
— Эти… селяне шутиху запустили, воронка со стражем и открылась, — вздохнув, закончил Тишок.
— Ага… Судьба сложная. Поседела она… А когда тебя бить перестанет? Геройского нашего копьеносца. За что, кстати, колотит то?
— Да, за всякое, — неожиданно смутился тот. — Евся, а хочешь, я вас познакомлю? Тебя и Стаха с Гулей?
— Только после того, как перестанешь являться домой побитым, — категорично отрезала я. — Тишок, так оно тебе надо?
— Надо, Евся. Оно мне надо, — поднял бес свои желтые грустные глазки. — Давай, отсылай очередную весточку Адоне и пойдем назад. А то Стах, наверное, тебя уже потерял.
— Давай, — примирительно скривилась я и приложила ладонь к стволу.
Дуб, выбранный мной уже не впервые, откликался поначалу без особой радости. Но, со временем, видно, понял, что никуда от этой настырной полукровки не деться (без ног то). И даже стал втягиваться в диалог. Вот и сегодня, приняв от меня очередное «У нас все хорошо», сначала, для порядка, вздохнул, а потом поинтересовался:
— «Зачем ты шумишь?»
— Зачем? — даже удивилась я. — Чтобы услышали. Точнее, услышал. А что, мы тебя раздражаем?
— «Нет», — хладнокровно отозвался дуб. — «Я — выше любого шума. И вижу теперь, что скоро его будет очень много. И с неба и с земли. Так что, готовься».
— Что? — сузила я на дерево глаза. Очередное пророчество?
— Евся, ты о чем?
— Да все о том же… Погода скоро изменится. И вообще, пошли домой, — подорвавшись с места, поскакала по скалистому склону…
ГЛАВА 7
— Нет, я не буду это слушать! Это же чистейший бред! И… — замерла я с разинутым ртом, подбирая нужное слово. — профанация!
— Да погоди ты! — Стах, со смехом словивший меня за ногу, был совершенно иного мнения. От того, видно, и веселился. — Ну, интересно же. Дай я дочитаю всю статью.
— Тебе интересно, ты и читай. Да там вообще не я, а какая-то… О-ой!
— Вот так-то, — откорректировал он мое «возвращение».
Я же, приземлившись обратно на раскинутое в траве покрывало, скрестила на груди руки:
— Хам… Ладно, читай, но, я буду высказываться.
— Хорошо. Только не по голове, — откинулся мужчина на спину и вновь развернул над собой газету. — Угу… Читаю дальше: «Юная дриада, преисполненная решимости восстановить справедливость, не колебалась ни секунды. Она сама предложила хитроумный
