Виридитерра: начало пути - Тери Ли

со всей силы в солнечное сплетение. Пока Шварцманн на секунду был обездвижен от боли, парень не медлил – он ударил преподавателя локтем в подбородок. Челюсть Шварцманна, кажется, хрустнула, а студенты ошеломленно наблюдали. Ноа попытался нанести последний удар с ноги в живот, но преподаватель блокировал его. И пока парень на секунду замешкался, Шварцманн ударил Ноа в бедро.

Ноги подкосились, и Ноа снова упал лицом в песок. Но теперь никто не смеялся.

– А ты нечестно играешь, Вайскопф, – сказал преподаватель, подав руку Ноа. – И правильно. Запомните все, – теперь Шварцманн говорил громко, – бывает численный перевес противников, бывает неравные весовые категорий. Но даже так самое главное: недостаток маневров и неожиданности. Важно то, как вы используете ресурсы, которые в вашем распоряжении. В бою каждый сам за себя, и не стоит ждать от противника честности, – чеканил преподаватель каждое слово. – И погибнет тот, кто хоть на секунду замешкается.

Остаток занятия прошел спокойно. Студенты отрабатывали удары, а Шварцманн и Ноа за ними наблюдали.

– Сегодня ты вышел из себя, – сказал преподаватель парню, пока другие не слышали. – Это плохо. В бою нужен холодный рассудок.

Это ему говорила и фрау Энгстелиг. Она постоянно упрекала Ноа за то, что он не может усмирить свой огонь. Легко ей было говорить со способностью управлять металлом, который такой же холодный, как и она сама.

Остаток дня Ноа провел на занятиях. А на переменах парень убегал из кабинета в укромное место, чтобы скрыться от надоедливых взглядов. Да и друзей среди первогодок, кроме Осо, он не завел. Было сложно сидеть в кабинете и сносить недоверчивые взгляды однокурсников. Ноа чувствовал себя гребаным единорогом в стаде лошадей.

***

Еще не рассвело, когда отряды отправлялись в путь. На улице было промозгло, моросил противный холодный дождь, но Ноа этого практически не ощущал, парень даже вспотел от тяжелой работы. Студенты таскали огромные чаны с аликвидом, самовоспламеняющиеся угли, оружие и броню в карт. Мышцы Ноа ныли еще после урока со Шварцманном, но парень, превозмогая боль, грузил необходимые для похода вещи. В Хэксенштадте не принято было жаловаться, студенты с первых дней учились быть самостоятельными и выполнять сложную работу, связанную с военным ремеслом.

Когда Ноа возвращался в оружейную из темноты вынырнула Эли. Она воровато оглядывалась по сторонам, боясь, что кто-то ее заметит. Но студенты были слишком заняты делом, чтобы обращать внимание на эльфийку. Ноа отвел ее в сторону за густые кусты чубушника– так, что они стали скрыты от посторонних глаз – и спросил:

– Что ты здесь делаешь?

Эли дрожала от холода. На ней было лишь платье и тонкая шаль.

– Я… я слышала, что ты записался в отряд, – она взяла Ноа за руку и, развернув ее ладонью вверх, что-то вложила в нее. – Вот, держи.

– Что это? – Ноа аккуратно осмотрел вещицу. Она выглядела как часы с толстым кожаным ремешком. Только вместо циферблата в корпус был вставлен кристалл.

– Я слышала, что твой отряд отправляется на юг, ближе к границе Мепаиса, – голос Эли дрожал. – Я волнуюсь за тебя, Ноа. А это кошачий глаз, – она кивнула на странные часы. – Мои предки считали, что он оберегает в бою. А еще, он заговорен, и с его помощью я могу тебя найти.

Ветер усилился и теперь полы платья Эли трепыхались в воздухе. Ледяные порывы даже Ноа заставили поежиться, а эльфийка обняла себя руками, чтобы согреться. Она робко взглянула прямо на него, и парень заметил слезы, собравшиеся в уголках ее глаз. Эли была такой красивой и такой беззащитной. В тот момент время для них замедлилось.

Была какая-то особенная магия в этом дне. А, может, магия была в самой Эли? Но так или иначе пламя в его сердце всколыхнулось, и Ноа поддался ему, поддался тем робким чувствам, что таились в нем. Он медленно наклонился к ее лицу и коснулся губами ее губ – мягких и сладких. Поцелуй вышел коротким и неуверенным. Совсем не так его себе Ноа представлял. Но эльфийка прижалась к нему всем телом и уткнулась лицом в его шею. Они стояли так еще несколько минут. Жажда мести, страх за Осо отошли на второй план. Сейчас была важна только Эли.

– Тебе пора идти, – прошептала эльфийка, отстраняясь. – Береги себя.

Ноа смотрел ей вслед, и все еще чувствовал сладкий вкус ее губ. Сердце бешено стучало в груди, а мысли все возвращались к этому поцелую. Парня одолевали сомнения и стыд. Не так все должно было произойти. Но что сделано, то сделано. Теперь Ноа оставалось надеяться, что у него будет шанс на еще одну попытку. И как только эта мысль зародилась в его голове, на губах сама собой появилась какая-то глупая, но счастливая улыбка.

Парень нацепил на руку оберег, который оставила Эли. Он не верил, что камень может помочь ему в бою, если тот случится, но носить на себе подарок эльфийки было приятно.

Когда Ноа вернулся, карты были укомплектованы. Он поравнялся с Махаоном, которому тоже посчастливилось попасть в этот отряд и который смерил его подозрительным взглядом, но ничего не сказал. Теперь к студентам присоединились и слуги. Они осматривали повозки снаружи: проверяли колёса, протирали окна, смазывали петли на дверях. Все работали быстро, не обращая внимания друг на друга. Из оружейной №1 вышла фрау Энгстелиг и Леон. Пока мужчина запирал дверь, фрау следовала прямо к Ноа:

– Ты едешь со мной, – объявила она тоном, не терпящим возражений.

Ноа украдкой взглянул на других студентов. Когда они об этом узнают, пересуды поползут с новой силой. Но перечить фрау Энгстелиг парень не стал, еще не хватало отправляться в поход без головы. Ноа лишь кивнул и поплелся к карту фрау.

Преподаватели не могли позволить себе такую роскошь, как отдельный карт. Но только не Энгстелиг. Эта женщина терпеть не могла находиться в окружении людей. Даже в Хэксенштадте она обычно сторонилась взрослых магов и уж тем более студентов. Ее можно было заметить только в компании Франциска, которого сейчас почему-то не было видно поблизости. Ноа подумал, что он ждет уже внутри повозки.

Но и в карте фрау Энгстелиг было пусто. Парня окружали лишь шкуры животных и роскошная мебель. Здесь было слишком чисто и свежо – как в музее. Только бумаги, беспорядочно разбросанные по столу, выбивались из этого идеального интерьера.

И как бы Ноа не старался, в голову все равно лезли мысли о том дне, когда он впервые очутился в этом карте. Он только-только потерял свою маму и совершенно ничего