Не жизнь, а роман! (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Она была стройнее, чем его Катрин, и лицо заострившееся, но её взгляд обволакивал и уносил в мир грёз. Он смотрел в её глаза - и видел пламя, огонь любви и тревоги, злости и желания укрыть от всех бед, нежность и ярость. Всё перемешалось в этом диком взгляде и невольно приходило осознание, что столько чувств, смотря на него, может вкладывать только один человек. Лишь Катрин могла молча убивать его и возрождать к жизни сверканием своим чудесных очей.

- Не верит, - буркнул мужчина, стоящий позади неё и по голосу Берт узнал Рутгера, своего капитана, стоящего в нелепом халате почти до пят, в обуви с заострёнными носами, но всё с тем же хищным лицом, которое не смягчит никакая одежда.

- Катрин!!! - откуда только силы взялись взреветь раненным бизоном.

Яхья развернулся, положил руку на плётку.

- Ты что здесь делаешь?! - он вскочил, немного подаваясь вперёд, но не делая дальше ни шага.

Жалость и сострадание у Кати как ветром сдуло. Подумать только, она ждала слёз умиления и обожания! Поцелуев и преклонения!

Горбатого могила исправит!

- У меня встречный вопрос, Берт, что ТЫ здесь делаешь? Все уже сидят дома, руководят своими замками, а ты тут святость постигаешь! Надышался особенным воздухом?

Она показательно глубоко вдохнула и, поморщившись, бросила:

- Тебе надо было чаще домашними делами заниматься, тогда вовсю насладился бы подобными запахами в нашем дворе.

- Не богохульствуй, - зло буркнул он.

А она высокомерно подняла голову:

- Пойду, попрошу у аги почистить тебя, чтобы моя покупка радовала глаз, а не воняла.

- Катрин! - он хотел броситься на неё, но кнут Яхью щёлкнул у него перед носом, останавливая его.

Катерина, резко развернувшись, почти бегом возвращалась в дом. Её трясло от того, что она увидела. Гордый, сильный человек из-за своей глупости, из-за жадности церкви, попал в унизительнейшее положение. Это было больно!

А ещё обижало его недоверие. На что он надеялся, когда заявлял аге Явашу, что его выкупит семья? Он верил, что жена даст денег, но неужели он думал, что она пошлёт в неведомые края Леона или одного из капитанов? Как можно было сомневаться, что она сама припрётся сюда за ним?

Катя стремительно поднялась на женскую половину, бросила в чашу не пригодившуюся гроздь винограда, и долго ещё не могла успокоиться.

Да, эгоистка! Да, ей хотелось увидеть его обожающий благодарный взгляд! Да, она жаждала восхваления и восхищения! Но разве она не заслужила хотя бы толику всего желаемого? Она бы в ответ прижалась к нему, расплакалась бы и призналась бы, как подчас ей было страшно, что если бы не Рутгер, не его непоколебимая вера в неё, то она была бы раздавлена свалившимися на неё тяготами как ничтожный червяк под копытом лошади!

Бертрану было не легче. Он метался как загнанный зверь, рыча, что придушит жену голыми руками, как только вновь увидит её, а потом останавливался и отчаянно дёргая свою бородёнку, стонал, что она всю душу ему вывернула.

- Берт, успокойся, пока тебя не остановил Яхью, - опустившаяся на плечо рука друга и товарища по несчастью, остудила, - кто эта женщина? Почему она так непочтительно обращалась с тобою?

- Моя жена.

- Жена? За тобой приехала жена?! Она ненормальная?!

- Да, Катрин такая, - неожиданно с гордостью произнёс Бертран и умудрился свысока посмотреть на Раймунда, который не уступал ему в росте.

- Ты гордишься, но только что рычал, что убьёшь её, - усмехнулся граф.

- Это наши с Катрин дела, - неожиданно закрылся от него Берт, не желая обсуждать её.

Всё снова стало сложно. Он не переносил, если кто -то не восхищался женой - и он сходил с ума от ревности, если кто-то был очарован ею.

Раймунду было обидно видеть отворачивающегося друга, ведь они не один месяц вместе делили беды, еду, вставали плечом к плечу в моменты опасности, защищали друг друга, спасали от смерти.

Когда-то они хотели вступить в орден, чтобы бескорыстно служить Богу. Раймунд больше говорил об этом, чем желал бы на самом деле, но угроза женитьбы на дочери недостойного человека заставила его сделать это, а вот Бертрана именно женитьба остановила. Они даже поссорились, но поход и опасности вновь сблизили их, пока не появилась странная женщина с гневным взглядом.

Граф не успел разглядеть сеньору. Свет факелов слепил и создавал больше теней, чем давал какую-то видимость, но жена друга была довольно высокой и не показалась юной или очень красивой. Так отчего же Берта словно тысячи игл сейчас пронзают, и он не находит себе места?!

Бертран не мог спать. Все его мысли были о Катрин. Он пытался гордиться ею, но как только вспоминал, насколько опасно находиться в этих землях христианам, так в груди рождался звериный рык, грозящий ей, её обидчикам, ему самому за дурость. Всё смешалось в нём, но постепенно злость и раздражение уходило, уступая место более разумным размышлениям.

Она подвергла себя тяжёлым испытаниям, она прошла весь путь во имя любви к нему. Когда-то Катрин шла в святые земли, чтобы помолиться, «надышаться», тут он усмехнулся, подумав о том, что крестовый поход имел близкие цели, и чуть не погибла, попав к Отизу, а сейчас она отправилась сюда с другими мыслями и дошла.

Это ли не доказательство её правоты? Не этого ли ждёт от всех людей Всевышний?

Нет ничего ценнее Любви, и нет в ней ничего постыдного, нечистого или чрезмерного!

Если бы все это поняли, если бы все берегли это чувство и относились к нему с благоговением, то, может, не осталось бы место искушениям, не осуществлялись бы на земле козни нечистого?

И теперь ему неприятно было думать о том, что две армии собрались ради того, чтобы служить Богу. Поход олицетворял собою любые мотивы, но только не те, что угодны Всевышнему.

Разочарован ли он? Немного. Он уже в том возрасте, когда предпочтительнее действовать с открытыми глазами. Идёт борьба за земли, за торговлю, за освоение новых территорий и вера эксплуатируется нещадно. Кто будет гореть за это в аду?

Берту нет дела до вдохновителей, но он теперь знает, как отличить правду от лжи. Его путеводная нить - это Любовь. Он не будет клясться даже самому себе, что отныне все его поступки будут во имя Любви. Для владетеля невозможен такой образ жизни, но он постарается не сбиться с пути.

Размышления не отпускали Бертрана. Он думал о короле, о папе, о святом Бернарде, о сюзерене и о простых рыцарях. Невольно всем им противостояла его жена. Именно Катрин настаивала на учёбе, а все другие осуждали это. Почему?

Катрин выкладывалась, чтобы поднять собственное благосостояние. Её стремление понятно, но она старалась создавать пособия по ремёслам, чтобы другие тоже могли быть более независимы, но это неугодно церкви и даже сюзерену.

Берт не понимал, почему герцог не желает, чтобы его подданные жили сытно и не испытывали проблем с налогами. Он знает, что высшие чины церкви, король, герцоги, все образованы и умны, так почему же они так поступают?

В ответ приходит только одно: из страха. Десятки тысяч рыцарей поднялись по зову короля в поход. Все массово верили, что совершают благо, и все надеялись на королевскую плату.

Только воины Бертрана шли с ленцой, потому что Катрин обеспечила им такой образ жизни, где не надо брать грех на душу и убивать невиновных, не надо разбойничать в целях поживы, и есть уверенность в будущем. Может, его воины не рассуждали столько же, сколько он, вполне возможно, что они не задаются вопросами о смысле жизни, но интуитивно держались чистоты, не лезли в грязь.

Берт видел, как его людей коробило от жадности, застившей глаза других вояк. Каждый из его рыцарей прежде всего действовал так, чтобы сохранить самоуважение, и эта щепетильность - итог командования капитанов, но в большей степени все эти трепетные чувства взлелеяла в них Катрин.

Она не испытывала страха, что её не будут слушаться, если все станут более самостоятельными, думающими, она своим трудом заслужила уважение всех проживающих в замке. Смогла бы так же поступать вся высшая знать? Только единицы! В остальных случаях итогом получилась бы такая же ситуация, как в италийских городах, где все сами себе хозяева, не желающие признавать над собою власть недостойных.