Плетения Судьбы. Не потерять себя - Татьяна Мираббилис
— Ламия?! — охнула я.
Женщина открыла глаза и всмотрелась в слабую тень перед собой:
— Офелия? — полувопрос-полустон. — Ты вернулась!
— Что с тобой произошло, Ламия?
Мелкие частицы тела, которые я при обычной жизни и в микроскоп то не разгляжу, отрывались с регулярным постоянством от тела женщины и растворялись в пространстве.
— Месть богов, — Ламия скривилась в неприятной улыбке. — Из-за тебя. Они узнали, кто стал причиной твоего побега, Верховная жрица Храма Времени.
— Тебе больно?
— А тебе не всё равно? Нет, не больно. Изощренное наказание от любимца богов Алоиса — смотреть, как уходишь в небытиё без возможности возродиться когда-нибудь. Месть моего обожаемого бога, которому я служила верой и правдой. Другие оказались не столь милосердны… Больно было, когда весь мой род истребляли таким же образом. Медленно. На моих глазах. И они чувствовали всё. И старики, и младенцы. А я смотрела на их мучения. Боги жестоки, принцесса Священных. Они не прощают никого.
— О, боги!
— Не взывай к ним при мне! Боги! Они любили только тебя. И даже Алоис, радость глаз моих, рыдал у Врат, за которыми скрылась ты! Ты!
— Как остановить всё это? — я смотрела на очередной образовавшийся утерянный пазл.
— Что-то ты припоздала со своим желанием, кузина. Любуешься, что от меня осталось?
— Не вини меня в своей подлости, Ламия! И не пытайся свалить своё безумие и безрассудство на плечи невинного.
— Уйди!
— Не уйду, пока не узнаю всё, что хочу.
— И что же тебя интересует, сестра? А-а… думаю, я знаю. Твой драгоценный Драгон! — Ламия надрывно рассмеялась. — Ну как, встретились? И как он тебе такой, твой ненаглядный чёрный дракон?
Лёгкой пушинкой я подлетела к безумной и дотронулась до её висков…
… Ламия завороженно смотрела в дверной проём. По её щекам текли слёзы обиды и унижения — он даже не обернулся! А в голове калейдоскопной лентой менялись картинки счастливого детства…
С самого детства её учили танцам, урокам соблазнения. Считали лучшей ученицей в Храме бога Любви. Её родители и весь их род купались в уважении и щедрых подношениях избранной, уделом которой было замужество за правителем их клана или роль невесты одного из старших его сыновей. Роль первой танцовщицы высшего света, не смотря на весь её талант, даже не рассматривалась — слишком хороша Ламия была для этой роли. Хороша и утончена.
Еще маленькой девочкой Ламия сводила мужчин с ума, жизнью расплачивающихся за краткий миг увидеть её кроткий взор или поцеловать край воздушного одеяния. О, как ей нравилась эта игра. Сильные мужчины умирали у её маленьких ножек счастливыми. А когда подросла, обошла в своём искусстве и изысканных, опытных женщин. Они лишь завистливо вздыхали в след кроткой хищнице.
Девица купалась в любви, не зная ни в чём отказа, и поездка на соединение душ Офелии и Драгона задумывалась как последняя репетиция перед её личным праздником. Никто и не сомневался в скорости подобного события. Но соединить свою душу Ламия возжелала не с Правителем клана, а с самим Алоисом, чьей главной жрицей возжелала стать.
Но случай решил по-другому, дав увидеть ей Драгона. Она влюбилась, утонув в чёрных глазах дракона, а тихий шёпот любимого бога расставил точки, где требовалось…
… Ламия завороженно смотрела в дверной проём. По её щекам текли слёзы обиды и унижения… Он даже не обернулся… Растоптал и отбросил её, словно ничтожество. В его сердце жила только белоснежная Офелия. Это ее следы он готов был целовать и умирать у её ног.
Слова проклятия слетели с разбитых губ, черной змеёй последовали за мужчиной:
Каждую деву твоей нарекаю!
Низменной страсти волю даю!
Истинной лишь ты своей не увидишь –
в образ любой лик любимой волью.
В день, когда страстью своей изливаясь
в лоне девиц ненасытно-развратных,
встретит тебя и мною проклятый
милой будь проклят, марой упиваясь.
Болью зайдётся разбитое сердце.
Ненависть корни свои пусть упрочит.
Только тогда я буду отмщённой,
призрачным сном, одаренная ночью.
Вечность приму я как сладкую негу,
душу свою отдавая во мрак.
Искренне я подношу эту жертву
Богу Любви и да будет всё так!
(PS: Мара — иллюзия, обман, мираж.)
И я, Рената, отшатнулась. Странные, раздирающие ощущения. Часть моего сдвоенного сознания горько плакало: Офелии открылась истина — Драгон говорил правду. Не по его воле всё происходило. Но по своей воле он прошёл все пытки, чтобы найти любимую и попытаться вернуть. Но ревнивая женская суть застила разум. Результат известен.
Вторая половина сознания, истинно моё, частично человеческое, сейчас смотрела на разворачивающуюся картину прошлой масштабной трагедии как зритель. Но даже призрачное тело охватили неприятные мурашки. Осознавать всю ложь ситуации, всю боль её участников — это было слишком тяжело и мучительно. Не хочу такого опыта. Но кажется сама на него постоянно скатываюсь…
И снова сознание Офелии заливало болью моё собственное. Я становилась Офелией и думала её мыслями… Боги, да как же так?! Меня годами учили видеть суть. Стоп! Алоиз? Что она сказала об Алоизе? Рыдал у Врат? Да быть не может! На то он и бог, чтоб ЕГО почитали и любили. Но, и Судьба говорила… прямо… Неужели это возможно? Неужели бог любви пошёл на изменение предназначений из-за… любви к смертной? Но это может стать ответом на мою безудержную ревность и слепоту…
Общее сознание работало в ускоренном режиме, распутывая клубок интриг, давно канувших в вечность. Я продолжала быть зрителем, но отдавала часть своей энергии, чтобы поддерживать свою пра-пра. Я лишь наблюдала с какой скоростью моя родственница разбиралась со всеми вопросами. Усталость всё ощутимее давила. Но Офелия не сдавалась. За краткий миг, выделенный нам обеим, ей нужно было осознать многое.
Нашёлся ответ и на вопрос, почему Драгон даже после смерти не смог покинуть Землю. Проклятие Ламии намертво привязывало его цепями греха к месту прегрешений. Оно не только уничтожало наследника Чёрных Драконов, но и скрывало его от взора высших. Сильнейший из сильнейших стал бессильным перед ложью, рожденной больной любовью.
— Сними проклятие!
— Нет! Мне жизни не было и вам не будет! Раз не мой, то и тебе не достанется.
— Мы давно уже мертвы! Твоя ревность — пыль времён.
— Вон оно что. А я смотрю, что ты какая-то бледная. Неужели я так долго
