Невеста фараона - Анна Трефц
— Иу-иу-иу!
Ни мои носильщики, ни моя охрана никак не отреагировали. Что обидно. Если я сойду с ума, они даже не заметят. Хотя может им без разницы кому служить: госпоже или чокнутой госпоже.
Зато на подходе к садам женского дома меня узрел царь и побежал к моим носилкам примерно с тем же «иу-иу». Что сказать, муж и жена одна сатана. Он с разбегу запрыгнул в носилки, тут же обнял и пристроился рядом. Потом вспомнил об этикете, взял за руку и, заглянув в глаза, поприветствовал:
— Доброе утро, моя супруга!
— Доброе утро великий царь, да будешь ты жив, здрав и невредим.
Я посмотрела в его глаза, светившиеся радостью и доверием. На его по-детски пухлые губы и трогательные ямочки на костяшках пальцев. Во всем остальном из него постарались сделать копию взрослого: парик, белая длинная рубаха, золотые украшения. Как он бегает во всем этом тяжеленном статусном прикиде?
— Ты задумалась, сестра! Страшишься встречи с матушкой? Обещаю, я защищу тебя от всех, даже от нее!
Я невольно улыбнулась. Какой же он прекрасный ребенок. Пока еще чистый и непосредственный. Останется ли он таким к своему совершеннолетию, когда ему передадут трон? Вряд ли. Власть и вседозволенность развращают. И все же, я хотела верить, что этот добрый и веселый мальчик будет просыпаться во взрослом царе время от времени, заставляя его совершать хорошие и смелые поступки.
А еще я вдруг нашла ответ на вопрос, как должна поступить. Я взяла его ручку и проговорила, заглядывая в большие темно-карие глазищи:
— Послушай меня, Хеви. Ты ведь царь. Боги наделили тебя не только своей силой, но и своей мудростью. И потому я хочу поговорить с тобой как взрослый человек с равным. Я уверена, ты меня поймешь…
Через полчаса я вошла в малый зал дворца Мутемуйи. Мизансцена повторилась: меня усадили за низкий столик напротив такого же, за которым сидела мать царская. За ней стояло с два десятка вельмож разной степени старости. Из молодых только карлик Аменомусхет и Джи-Джи, но он всем своим видом демонстрировал непричастность. Очевидно, ждал момента, чтобы перекинуться в мой лагерь.
Нам подали воду в высоких бокалах из тонкого почти прозрачного камня. В воде плавали лепестки роз. Мефит я взяла с собой, она мирно дремала в сумке на поясе, а потому я решилась и сделала глоток. И заслужила одобрительные возгласы придворных. Что им мое доверие? Знают ли они о том, что во дворце назрел заговор? Мутемуйя растянула губы в напряженной улыбке. Она что-то заготовила, зуб даю.
— Возлюбленная сестра, — она тоже сделала жадный глоток из своего бокала. Походу она здорово нервничала.
Повисла пауза. Я сделала вид, что анализирую произнесенное приветствие. В общем, постаралась придать лицу умное выражение. Она оценила. Старцы вроде тоже. Мать царя поставила бокал на столик и продолжила в том же возвышенном тоне:
— Я обещала тебе дать совет в выборе мужа. И мне кажется, я нашла для тебя идеального кандидата. Он со всех сторон хорош: у него влиятельная семья, он умен, обучен, богат, силен, искушен и, что немаловажно, молод. А еще привлекателен. Как тебе?
Я улыбнулась:
— Звучит очень неплохо, матушка царя, да будете вы с сыном живы, здравы и невредимы.
— Неплохо, — Мутемуйя фыркнула и неожиданно мне подмигнула. А потом хлопнула в ладоши.
Двери зала отворились. И мы все пронаблюдали, как к нам вышел… о да, кто бы сомневался, прекраснейший из прекрасных живущих на этом свете мужиков. Великолепный Ахмес собственной персоной. Я с трудом сдержала смех, который терзал меня изнутри и готов был вырваться настоящим истерическим хохотом. До того он выглядел нелепо в пышных придворных одеждах, в огромном парике, с густо подведенными глазами и сильно-розовыми барби-румянами. Не щеки, а попка младенца. Ахмес протопал на середину зала и церемонно поклонился матери царской. Меня он не удостоил вниманием. Ну еще бы! Я же тут, по его мнению, вообще статистка.
— Ахмес, сын Птахшепсеса, урожденный в городе Инбу-Хенж, — отрекламировала моего бывшего Мутемуйя.
Только теперь он посмотрел на меня. Пристально, со значением. Вот же идиот! Он не знает, что вчера я слышала его разговор с Тамит. И мне известно больше, чем он думает.
Я растянула губы в улыбке и слегка склонила голову в намеке на благосклонность. И продолжала смотреть на него, не отрываясь. Он тоже улыбнулся. А в глазах его отразились лучи солнца. Да он обрадовался, гад.
— Как я понимаю, вы давно знакомы, — обрадовался в этом зале не только Ахмес. У Мутемуйи словно гора с плеч свалилась. И голос полегчал, и даже щеки порозовели. Только взгляд все еще выдавал напряженность. Дело-то не закончено.
Она посмотрела на меня, и мне пришлось оторваться от своего бывшего или теперь еще и будущего парня. Пора было держать ответ. Ох, как же мне стало страшно! Хуже, чем на вступительных экзаменах по актерскому мастерству. Тогда мне нужно было только басню прочесть. Крылов-то Иван Андреевич, поди и не догадывается, что написал не просто забавные и поучительные стишки, а настрочил приговоры многим несбывшимся надеждам будущих абитуриентов театральных ВУЗов.
— Стрекоза и муравей! — я запнулась и смущенно оглядела аудиторию.
Потрясенные слушатели одновременно хлопнули подведенными глазами. А мелкий Аменомусхет икнул, дернувшись всем тельцем. Вот тебе еще один урок шутовства. Не благодари. Ну, что поделать, вырвалось. Это все от стресса. Два с лишним года прошло со вступительных экзаменов, а у меня, как только что-то нервное на публике, в голове одна «Стрекоза и Муравей». Я сжала кулаки. Надо продолжить, не уронив себя. Поэтому я аккуратно вдохнула, в полной тишине выдохнула и произнесла, как и намеревалась. С достоинством. Ну, во всяком случае я старалась:
— Великая мать царская, я благодарна вам за совет…
Я сделала паузу, как учил Станиславский. Долгую. Я внимательно посмотрела в глаза Мутемуйе, чем напрягла ее до крайности, потом перевела взгляд на визиря Птахмеса, слегка склонила голову, потом внимательно оглядела Ахемеса, представляя себя заводчиком, выбирающим племенного жеребца на выставке. Что
