Развод по-драконьи - Екатерина Белова
Насколько запущена ситуация, он понял, когда Люче перестала посещать его тренировки. Сейчас он понимал, но тогда темный источник нашептывал ему страшные вещи про разность животной и человеческой связи, про Целеса, про Люче, продавшуюся за корону. Его даже забавляла наивность темного источника. Это его-то Люче?!
Но… почти против воли он начал видеть. Что со своими бедами Люче идет к Целесу, что вокруг нее крутится немыслимое количество дракониров, что первый танец с ним на балу она едва терпит. Отводит потемневшие до номарской стали глаза.
«Не любит, — шептал источник. — Терпит. Смотри, смотри внимательно, запоминай…»
Переломный момент наступил к двадцатилетию. Источник вырвался из-под контроля, и Теофас на полном серьезе пошел в храм благодарить отца дракона, что он вырвался в пустынной части Ленхарда. Ну и заодно амулетов у Ферта набрать.
— Ты отправил меня в Верцен, чтобы изолировать от воздействия темного источника?
Я задумчиво изучала Теофаса. Он сидел, уперевшись локтями в колени и окунув в ладони лоб, погруженный в прошлое. Я видела только абрис щеки, позолоченный солнцем, и опущенные ресницы.
— Конечно. Мать… Ферхе дала понять, что либо я избавляюсь от тебя, либо ты начинаешь приносить пользу наравне с Вашвиль, — и добавил с тихой убежденностью: — Источник отравил бы тебя. Он просто вышел бы из-под контроля при одном твоем прикосновении. Ссылка в Верцен была идеальным планом, о котором знали только Рей и Вашвиль, но потом…
Потом Люче пропала.
Нир Шелен радовался, как ребенок, что ущерб ограничился взрывом западного крыла и потерей всего семнадцати амулетов. Тео каждую ночь плел себе кокон, чтобы источник, гуляющий ночами без присмотра, не шастал по покоям. Днем он сидел на Совете, как механическая кукла, зачарованная на бесконечную работу, ночами выл, как раненный зверь. Мир превратился в черную дыру, пожирающую его жизнь. Он ел, не чувствуя вкуса, прочитывал документ трижды, чтобы понять смысл, мог сутки просидеть не двигаясь. Тео сам стал черным источником, отравляющим мир вокруг.
Встреча в Ленхарде была сродни солнечному удару. У него в глазах потемнело, когда Тео понял, кто эта ладная квадратненькая вея перед ним.
— Тогда почему ты оставил меня в Ленхарде? — спросила тускло.
— Нир Шелен и Рейнхард посоветовали, — сказал Тео, взгляд виновато плеснул золотом и скрылся в тени ресниц. — Ленхард стал моим местом силы, а во дворце творились самые настоящие черные дела. Умирали старые преданные империи дракониры, территории переходили из рук в руки, как кошель с золотом, всплывали сделки вековой давности, клан Глиф вырезали под корень… И все нити вели к ма… императрице. И как последний дурак я боялся не за себя. Я боялся, что ты дня не проживаешь в этом паноптикуме.
Теофас говорил, и я верила ему. Вот только лучше мне не становилось.
— Ты… хочешь еще о чем-нибудь спросить?
Тео бросил на меня быстрый взгляд, но я отводить глаза не стала. Он спрашивал о баронессе, я знала, что о ней. Просто знала и все.
— Нет.
Резко спрыгнула с кровати и раздернула тяжелые шторы. Комната буквально утонула в море солнечного света, только натянутые леской потоки силы поблескивая пересекали стены. Не глядя, выдернула из шкафа батистовую рубашку, которая как раз добиралась мне едва ли не до колен. После сегодняшней ночи можно ходить хоть голой по дворцу. Мое право на императорскую корону стало неоспоримо.
Ширм в покоях было не предусмотрено, поэтому пришлось идти в гардеробную. Может, там сохранились подростковые вещи Тео, и мне удастся еще и штаны себе подобрать. Но я даже магической вкладки коснуться не успела, как огненный вихрь обнял меня жаром с головы до ног и притиснул к стене.
Теофас был наполовину проявлен: крылья раскинулись золотой, подрагивающей пламенем волной, полупрозрачные чешуйки шли от виска к скулам, к горлу, к ключице, когти прорвали драгоценный гобелен, шитый редкой магической нитью. Мои губы накрыло дыхание.
— Ну почему ты такая! — прорычал он. — Нормальные вейры приревнуют, выспросят и выбросят из головы! Так спроси, тьма ифритова! Просто спроси и…
— И что? — спросила прямо в поцелуй.
Он был так близко, что истинная связь натянулась канатом, вынуждая привстать на цыпочки, коснуться его губ. Еще не по-настоящему, едва-едва. Провоцируя. Лаская.
— Нормальные вейры ревнуют Истинных, но ты никогда не спрашивал, любила ли я Анхарда или Атоля. Приглашала ли другого драконира в свою постель.
Теофас отодвинулся, давая вздохнуть, лицо у него сделалось виноватым, как у нашкодившего щенка. И я сразу все поняла.
— Так вот почему ты буквально требовал, чтобы я заглянула в твои воспоминания! Да потому что ты сам первым делом сунулся ко мне в голову! Ах ты мерзкий ифрит, мерзкий… мерзкий ящер!
Я заколотила его по груди кулаками, а не достигнув эффекта, схватила за отвороты рубахи и тряхнула как следует.
— Но дорогая, ты тоже немножко ящер, — умудрился вставить Тео между двумя особо сильным встрясками, а после с силой вжал меня обратно в стену.
И наконец поцеловал. Долго и жадно, как целуют после бесконечно долгой разлуки. Посмотрел мне в глаза и после притиснул к себе, погружая в далекий месяц марь, который веи называют месяцем плетения золотых венков. Или попросту свадебным месяцем.
К тому моменту Тео испытывал что-то вроде опустошающего смирения. Люче пропала и все еще оставалась в силе страшная гипотеза, в которой она была мертва. Вокруг гремел бал, собранный ради сильно пьющего черного мага из Ильвы, который весело подкатывал к придворным вейрам и бросал странные взгляды в сторону Теофаса.
Он даже не почувствовал, как баронесса взяла его за руку. Очнулся, только когда она наклонилась совсем близко, перекрывая обзор, окатывая душной сладостью дорогих духов.
— Мы должны протанцевать первый круг, — сказала она.
Глаза у нее блестели лукавством и радостью. Она в последние дни и в самом деле была на удивление счастливой.
— Первый круг танцуют со своей парой, — Теофас чуть отодвинул Вашвиль в сторону. — А у меня нет пары. Иди, танцуй, тебе незачем сидеть около меня.
— Ну что с тобой?! — она кокетливо уперла руки в боки. — Мы наконец избавились…
Он поднял взгляд, и Вашвиль споткнулась на полуслове. Испугалась. Даже лицо посерело от промелькнувшего ужаса, когда он
