Красная Шкапочка - Жнецы Страданий
— Эй, ты что? — послышался откуда-то издалека удивленный голос Фебра, — ты чего?
— Опусти рукав, — тихо посоветовал Велеш, приняв бледность и испуг Лесаны за беспокойство о судьбе парня.
— Ты что? — теплые ладони легли на плечи, голубые глаза взглянули с недоумением. — Я тебя напугал?
Девушка замотала головой, разгоняя слезы и рвущиеся из груди рыдания. Что она наделала! Что натворила! Как теперь со стыда-то не вздернуться? Как от острой вины не броситься в ближайший омут? Дура, дура, дура!
И в этот самый миг парень мягко притянул готовую разреветься к себе. Она впервые не воспротивилась, вжалась носом ему куда-то под ключицу и судорожно вздохнула, перебарывая слезы. Некоторое время они сидели, не двигаясь. А потом Лесана освободилась, кое-как взяла себя в руки и, стараясь сделать вид, будто ничего особенного не случилось, полезла пальцем в горшок с медом.
Он молчал, наблюдая за тем, как девушка пытается совладать со слезами. Она ела мед, и отсветы догорающего огня подсвечивали бледную кожу нежно-розовым… Фебр жалел, что не знает таких слов, какими мог бы сказать ей о том, как она сейчас прекрасна. Эти узкие плечи, которые даже вопреки яростной учебе не раздавались вширь, эти тонкие ключицы, выступающие под рубахой, эта нежная шея, кажущаяся такой длинной из-за коротких волос…
Маг вспомнил, какой она была, когда Клесх только привез ее в Цитадель. Как было жаль пригожую девку — нежную, словно цветок медуницы, с толстой, свисающей до бедер косой. Как она дичилась и боялась всего, как пыталась скрыть свой страх! Как грозила ему — старшему выученику — расправой, сама же в душе тряслась от страха. А он злился, понимая, что в ее глазах выглядит свирепым, злым чудищем.
В коморке царила тишина. Милад и Велеш ушли как-то совсем незаметно. Очаг почти прогорел, но глаза, привыкшие к полумраку, легко различали сидящую рядом девушку. Она снова зачерпнула из горшка вязкий мед…
Фебр перехватил тонкое запястье на полпути до полуоткрытого рта и, глядя Лесане в глаза, мягко поднес ее палец к своим губам. Осторожно снял сладкую каплю, задев языком теплую кожу.
Даже в темноте было видно, какой яркой краской залилась девушка. Стесняется. Так давно в Цитадели, но все еще робеет с застенчивостью первогодки.
— От тебя пряниками пахнет, — улыбнулся парень, незаметно придвигаясь ближе.
Узкие ладони сразу же уперлись ему в грудь. Маг замер, не желая принуждать или настаивать. Только осторожно провел кончиками пальцев по гладким волосам. Лесана загорелась еще пуще. В груди у нее закручивался настоящий смерч, который свивал в тугой жгут противоречивые чувства: страх, оторопь, смущение, удовольствие, восторг.
Его лицо было совсем близко… И когда мягкие губы коснулись щеки, девушке показалось будто теплая волна пронеслась по телу.
Маг отстранился, чтобы не пугать, дать возможность вырваться, если его прикосновения так ей не по сердцу… Но Лесана повернулась к нему и пытливо заглянула в глаза, словно желая прочесть в них: не насмехается ли он над ней, не хочет ли обидеть? Он не хотел. И она легко поняла это по внимательному, полному надежды взгляду. А потому потянулась сама, опуская ресницы.
Их губы сомкнулись, и у девушки зашумело в ушах от нахлынувших чувств. Теплые ладони мягко гладили ее спину — от плеч, вдоль лопаток, к пояснице, наверх по позвоночнику, снова к плечам. Если бы он сразу полез тискаться, стал запускать руки под рубаху, она бы испугалась и вырвалась. Возможно, они бы даже подрались. Но он не пытался навязать ей свою ласку, давая время привыкнуть к его прикосновениям, его близости.
Она дышала тяжело, но в глазах отражалось смятение вперемешку с удивлением и… восторгом. Фебр целовал мягкие, сладкие от меда губы, ловил прерывистое дыхание, зарываясь пальцами в гладкие волосы. Девушка в его объятиях напряглась, как тетива, но через миг прильнула, выгибаясь, пытаясь согреться его теплом, его лаской.
Лесана не поняла, как так получилось, что он незаметно опрокинул ее на спину и скользнул руками под рубаху. Она почувствовала прикосновение шершавых ладоней к горячей обнаженной коже и по телу хлынули волны мурашек. Девушку встряхнуло от хмельного восторга, когда мягкие губы коснулись пылающего живота, поднялись к груди, потом к шее и снова прильнули к ее пересохшему рту.
Казалось, он пьет ее дыхание, ее стоны, сумасшедший стук ее сердца. Никогда прежде Лесана не чувствовала подобного восторга. И с Мирутой — с Мирутой, которого она думала, что любила, который всякий раз пытался грубо ее облапить — было не так. В его прикосновениях, в его поцелуях не было столько еле сдерживаемого порыва и чуткой нежности. Он никогда не касался ее так осторожно и так бережно. В его ласках были напор и желание поскорее получить то самое, ради чего он столь жаждал свадьбы.
В прикосновениях боевого мага, который легко мог уложить с десяток таких, как Мирута, который мог вышибить дух из Ходящего или бестрепетно всунуть собственную руку в зубы кровососке, так вот в прикосновениях человека, легко способного убивать и мучать — в них не было жадности, не было грубости. Его не хотелось оттолкнуть или осадить. Ему она верила. Как верила в то, что он не причинит ей боли.
Фебр неторопливо снимал с девушки черные одежды, наслаждаясь трепетом ее теплого тела и тем, как она вздрагивала от нетерпения, тянула его за плечи. Он прильнул к ней, боясь причинить боль, но уже не в силах сдерживаться. А когда она вздрогнула от движения его бедер, замер, целуя запрокинутое лицо. В широко распахнувшихся синих глазах Лесаны плыл туман отрешенности, а припухшие от поцелуев губы манили…
В слабом свете почти погасшего очага на жестком полу бились в сладкой агонии два молодых тела. И в этот миг для них не существовало ни боли, ни страха, ни Ходящих, ни Цитадели. Была только хмельная дрожь и ликующая радость, превращающая сердцебиение в грохот набата, стон в крик, а боль в наслаждение.
* * *В кольце теплых сильных рук было удивительно уютно. Лесана слушала ровное дыхание Фебра и молчала. Молчал и он. Целовал ее макушку и не говорил ни слова. Им просто было хорошо и не хотелось разрушать это блаженство ненужными разговорами. Любые слова станут лишними. Что он ей скажет? Что любит? Она это поняла. Что она ему скажет? Что ей было хорошо? Он тоже это понял. Попросит не бросать? Он все равно бросит. Попросит быть верной? Она все равно не будет.
Их счастью оставалось длиться не больше трех седмиц и не следовало его омрачать безрадостными беседами. Нужно было просто наслаждаться друг другом столько, сколько хотелось и сколько отпущено.
