Лики миров (СИ) - Елена Владимировна Добрынина
У Лика дернулась щека.
«Мир, заткнись уже», — пронеслось в голове, — «он же и так в бешенстве».
Капитан склонился над поверженным противником, и, одной рукой схватив его за грудки, рванул слегка приподнимая на полом, и подтянул поближе к себе.
— Не представляешь, как долго я об этом мечтал… — лицо Лика исказилось судорогой, болезненное предвкушение сверкнуло в совершенно безумных глазах, и в следующий момент неторопливый, с оттяжкой, удар, со смачным звуком обрушился на лицо блондина. И еще один… И еще
— Лик… ты его убьешь! — долго смотреть на эту сцену я не смогла и повисла на руке капитана, пытаясь встать, между ним и Миром, — Пожалуйста, хватит!
Он перевел на меня взгляд, совершенно шальной, на секунду показалось даже, что сейчас и мне тоже достанется.
— Все, все, перестань же, ну… — я даже не помню, что именно шептала, как уговаривала… И испытала огромное облегчение, когда пальцы его разжались, отпуская почти уже бездыханного противника. Секунды две капитану понадобилось, чтобы прийти в себя. Он медленно посмотрел по сторонам, аккуратно убрал мою руку со своего плеча, показывая, что он в норме, выпрямился, почти спокойно, привычно произнес: «Я пришлю сюда доктора Фей-Конти» — и в полной тишине покинул зал.
— Не фига ж себе, — выдохнул ошарашенный Рогги.
Кажется, до него начало доходить, что он только что чудом избежал весьма неприятного возмездия за свою выходку.
Я опустилась на колени рядом с Эмиром.
— Ты как? — спросила обеспокоено. Выглядел наш «космический заяц» сейчас ужасно: обессиленный, лицо разбито в кровь, так что живого места не видно.
Мир с моей помощью приподнялся, поднес к лицу руку, шикнул от боли и покачал ладонью из стороны в сторону… «так-сяк», значит. И все же, при всем разбитом его состоянии, смотрел он перед собой, пусть и заплывшими сейчас глазами, но с выражением… да, пожалуй, облегчения.
— Ты нарочно его провоцировал, да? — я с помощью Веды поддерживала его под спину.
— С чего ты взяла? — попробовал ухмыльнуться разбитыми губами Мир… и тут же выругался, зашипел
— Ты не разу не ударил его в ответ.
Мир пожал плечами и прикрыл глаза. Что, мол, хочешь, то и думай..
Я думала, очень напряженно думала. К тому моменту, когда пришла Анита со своим чемоданчиком, голова моя готова была взорваться от мыслей. Я убедилась, что с Миром все будет в порядке, что он в надежных руках, и отправилась искать Лика.
В рубке его не оказалось, зато там обнаружилась Рита, странным голосом сообщившая, что капитан отдыхает и беспокоить его не стоит. Я же, наплевав на все предостережения и стараясь унять участившееся сердцебиение, постучала в дверь его каюты. Мне никто не ответил. Но сдаваться я не собиралась. Пусть орет на меня, пусть подозревает в чем угодно, но я должна убедиться, что с ним все в порядке.
— Лик, это Дея. Открой, пожалуйста, — снова замолотила я в дверь, — Я не уйду, и не надейся! Сяду тут на порог и буду сидеть хоть всю ночь напролет.
В подтверждении своих слов я уселась прямо на пол, подперев дверь спиной.
— Я не отстану, а еще буду петь. Я ужасно пою, ты сам говорил.
«У Курского вокзала стою я молодой», — завела я жалобным голосом невесть откуда всплывшую в памяти песню.
Дверь внезапно открылась, и я, не успев ничего предпринять завалилась на спину прямо под ноги хозяину каюты, и целых две секунды так и лежала, зачарованно смотря на любимое лицо, а потом завозилась, как букашка, пытаясь одновременно и перевернуться, и встать.
— Ну и? — Лик слегка обозначил улыбку, которая нисколько не осветила хмурое выражение его лица. Он подал мне руку, помогая подняться на ноги, и я помедлила, не желая разрывать это прикосновение, — Что за пожар у вас случился?
Я покачала головой.
— Я не к капитану пришла, — сказала тихо, — а к тебе, Лик. Мир рассказал мне, что между вами тогда произошло. И я просто хотела узнать, как ты..
Он пристально смотрел на меня, чуть сузив глаза.
— Я совсем вас не помню… — наконец произнес он, — но… — он не договорил, только помрачнел еще больше
— Но что-то чувствуешь, да? — я грустно улыбнулась, — только не доверяешь ни мне, ни себе… Зато я помню, Лик, — давай я буду помнить за нас обоих.
Знакомая, подзабытая мелодия орданго зазвучала в моих ушах, тревожа, волнуя, и я едва удержалась от того, чтобы не прищелкнуть воображаемыми каблуками.
— Память может предавать, хороший мой… Знаешь, одна мудрая женщина сказала мне когда-то: «Слова могут обманывать, тело — никогда».. — я тихо, как можно более плавно, стараясь не делать резких движений, подошла к нему и положила правую ладонь ему на грудь.
Лик замер, будто окаменел. Взгляд, которым он смотрел на меня, резал подозрительностью и неверием. Но он не отстранился, не убрал мою руку, и я знала, чувствовала тем самым чутьем, о котором он говорил в той, прошлой, жизни, что он хочет… очень хочет мне поверить. Хочет — и боится.
Пальцы левой руки тихо-тихо, чтобы не вспугнуть, прошлись по его волосам, замерли на миг на смуглой скуле, коснулись уголка губ.
«Как же ты напряжен сейчас, ну разве можно так?»
— Отпусти себя, сердце мое… Хотя бы ненадолго. Мне больно видеть тебя таким, — его зажатость передалась мне, и слова давались тяжело, — Ты ничего мне не должен, Лик… Не помнишь — не беда… просто побудь со мной сейчас.
Я сама потянулась к твердым его губам, отчаянно пытаясь вложить в этот странный поцелуй всю свою любовь, всю нежность, которые сейчас разрывали душу на части так сильно, что дыхание сбивалось и горячие соленые капли обжигали щеки. Он мне не отвечал.
— Пожалуйста, Лик, — прошептала я, чуть отстраняясь и заглядывая в его глаза, — иди ко мне..
Он вздрогнул, а в следующий момент меня снесло лавиной, слепой беспощадной стихией. Лик привлек меня к себе отчаянно, будто мы с ним вдвоем остались посреди сумасшедшего урагана, стискивая так, что я почти перестала дышать. Он зарылся лицом в мои волосы, вдыхая их запах, а потом нетерпеливо, требовательно, едва ли не болезненно, сжал рукой мою грудь, и потом, спустившись вниз по телу — ягодицу, практически вдавливая меня в себя. Его ощутимо потряхивало, когда он торопливо помогал мне избавиться от одежды, когда, подхватив под бедра, нес меня куда-то, пока я обнимала его талию ногами. И только когда подо мной оказалась твердая поверхность стола, а я вернула себе способность ориентироваться в пространстве,
