ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена

Усмехнулся Агнехран, да и ответил:

— Данир — покоритель женских сердец, в тебя влюблялась каждая, и лишь то, что учеником моим был, защищало тебя от расправы ревнивых магов. Ты, Данир, любовью всегда пользовался, но что это такое, так и не понял. Любовь – это сила, Данир. Великая, неодолимая, способная разрушить все преграды на своем пути. Любовь — это то единственное, что сильнее любой магии, любых заклинаний, любых оков. Любовь рождается в сердце, расцветает в душе, и становится счастьем, дарящим неиссякаемое пламя и могущество. И моей любимой не нужно быть рядом, чтобы делать меня сильнее, мне достаточно знать, что меня любят и в меня верят — вот что делает меня непобедимым.

Оторопел чародей. Видать и он не ожидал услышать такое, что уж обо мне говорить — сижу как маков цвет, а в душе цветет все. И слезы в глазах, да только это слезы счастья. И нежность, что росла с каждой секундой, она все росла. И… хорошо так, и светло, и радостно.

А у чародейки в гроте каменном нервы сдали, и заорал он визгливо:

— Тебе меня не убить, Агнехран!

Тут улыбнулась я, сверкнул клыками Гыркула, хмыкнул леший, продолжил починять оружие ржавое Водя, потянулся лапами когтистыми кот Ученый, поближе подошел ворон Мудрый, Далак-вождь бутылку прихваченную откупорил.

В общем все мы ждали. Ждали, каким станет лицо Данира-чародейки подлого, когда он главное-то поймет, чтоб ему гаду подлому пусто было.

Но он не понимал. Не успевал понять.

Агнехран не предоставил ему такой возможности.

Шаг!

И от ноги мага молниями расходится сила, отбрасывая с пути гибнущих и погибших приспешников чародея.

И так жутко это смотрелось, что Данир-чародей дернулся было назад, но потом вспомнил, что надо бы ему мага тут же, на месте так сказать али порешить, али силу его поиспользовать, а потому он еще книженцию чародейскую призвал, да в очередной раз себя заклятием супротивосмертным овеял. Смотрелось – впечатляюще, словно на миг Данир стал тень черепашью отбрасывать, гигантской стоящей на двух задних лапах черепахи… В данном конкретном случае — черепадлы. Это потому как падлой данный индивид являлся основательной.

Еще шаг архимага — и столб тяжелого плотного воздуха ударил в поверженных, да так что с пути охранябушки даже камни убрались.

А Данир остолбенел, подумал, да и окутал себя еще одним противосмертным заклинанием — и теперь он был не только черепадлой, но и дубопадлой, видать решил долголетие как у дуба лесного заиметь.

Третий шаг мага – и снова от ноги его по полу каменной пещеры разошлись всполохами ослепительными молнии.

Да пока ослеплен был Данир, сразу-то и не заприметил, как встают по сторонам от него столбы каменные, как придвигаются все ближе, сталью закаленной отсвечивая, да как собираются в клеть из коей ни входу ни выходу! А когда увидал — поздно было. И дернулся чародей, за решетки каменные схватился, магию разрушительную выплескивая… Только насмерть стояли решетки, не шелохнулись, не пододвинулись.

Замер Данир, ситуацию осознавая.

Да только недооценили мы коварство его. Не дооценили.

Развернулся чародей к архимагу, головой тряхнул, улыбнулся задорно, белозубо, бесшабашно и легко, как мальчишка. Мальчишка, что тревог да сложностей не ведает, мальчишка, что в силу возраста жестокостью отличается, а вот сочувствием проникнуться не способен. Жестоки подростки, потому и жестоки, что не ведают чего творят. А этот ведал, точно ведал, да жестокости в нем от того меньше не становилось.

— Все кончено, — произнес Данир, руки опустив да к Агнехрану развернувшись. — Все кончено. Долго я искал тебя, маг рожденный аспидом. Очень долго. Столько лет бездарно потеряны были в Черной пустоши, столько сил на эфу твою израсходовано, одно лишь порадовало — деревню твою со всеми родичами уничтожать было… весело.

И дрогнул Агнехран.

Остановился, замер, в чародея вглядываясь неверяще. А я вдруг вот что подумала – это не охранябушка был взрослым да опытным, а Данир. Чародей старше был. Чародей был сильнее. Лицом молод, станом тонок, да только не вьюноша он едва в жизнь взрослую вступивший, а Зло в одном лице воплощенное, да старо то зло было как мир.

«Веся, — позвал меня леший, — приготовься».

«Готова, — ответила другу верному, недоброе всем сердцем ощущая».

А там, в пещере проклятой, Агнехран мой, что бледным стал как саван, хрипло выдохнул:

— Ты!

Вскинул подбородок тот, что щенком зеленым казался, да ответил с вызовом:

— Я. Их убил я, аспид! Пока эфа тебе зубы заговаривала, я убивал. Всех. От матери твоей, до собаки. И деревню пещерную уничтожил тоже я, чтобы вернуться тебе было некуда. Чтобы покинул Черную пустошь. Чтобы стал магом, да не простым — архимаг мне требовался. А знаешь, зачем?

Я вот знала, мне демон сказал. А знал ли о том Агнехран, мне было не ведомо. Судя по всему не знал.

Усмехнулся Данир его молчанию да и рассказал:

— «Цена открытия врат Жизни — жизнь архимага. Цена уничтожения врат Смерти — жизнь аспида».

Усмехнулся вновь, ядовито, зло, яростно и продолжил:

— Ты, маг, всю жизнь искал виновного в смерти близких твоих — так посмотри в зеркало. Ты — причина гибели родителей и родных. Ты – причина гибели твоего сына. Ты, Агнехран, только ты. Ну вот и все, теперь ты знаешь правду. Все кончено.

Для кого кончено-то? Вот в чем вопрос.

Для Данира? Что-то я сомневаюсь, чародей готовым на тот свет отправиться не выглядел. Скорее сокрушался, что использовать мага-аспида не вышло, и готов был оставить попытки… но не вообще, а в отношении Агнехрана. В отношении Агнехрана и только!

И поняла я, всем сердцем своим почувствовала — сейчас будут убивать моего охранябушку. Еще вот не знаю как, но совершенно точно будут. И доводит его до точки кипения чародей намеренно, вот только зачем? Данир уж понять должен был, что убивать его не станут, и теперь что, провоцировал?

— Это что он делать-то собрался? — встревожено произнес вождь Далак.

— Что-то подлое, — высказался Гыркула.

А я сидела, дыхание затаив.

Я тоже знала, что что-то подлое, да коварное, да злодейское, вот только что?

— Сдохни! — выдохнул Агнехран мой, и даже руку левую вскинул, видать собираясь призвать заклинание смертельное, для таких маги правую руку не используют.

Но сверкнул на запястье его мой браслет обручальный, и сбросил наваждение яростное мой всем сердцем любимый, руку опустил, да на Данира поглядел уже иначе, не яростью ослепленный, не бешенством оглушенный, а взглядом спокойным, оценивающим, внимательным.

К чертям полетел твой замысел, чародей.

Только вот Данир на том не остановился. Видать совсем был опытным да коварным, и едва опустил руку маг, чародей свою левую вскинул!

— Nigrum mortem!

Заклинание черной смерти обрушилось на Агнехрана черным туманом, окутало, от меня почти сокрыло. Но архимаг на то и архимаг — и лучи сильного света изрезали, искромсали черноту заклинания, да опало оно лохмотьями-клочками наземь.

— Delendam! — крикнул Данир.

Заклинание полного уничтожения уничтожило все по пути к Агнехрану, а подле него остановлено было щитом магическим, и распалось на частицы.

Усмехнулся Агнехран, нахмурился чародей.

— Fel aspidum!

Заклинание призвания змеиного яда, мелкими частицами зависающего вокруг убиваемого, да проникающего через глаза, нос, рот, кожу. Опасное заклинание, и когда в воздухе вокруг мага взвесь ядовитая образовалась, похолодело у меня все внутри.

Но Агнехран на то и Агнехран — движение рукой, и огонь магический, синий, уничтожил весь яд. И вот бы порадоваться, да охранябушкой восхититься, а у меня беспокойство лишь растет, недоброе чувствую, подоплеку какую-то, каверзу, опасность.

Новое заклинание чародея, но и его отразил архимаг — не зря его даже ведьмы боялись, Агнехран мой крепкий орешек, не раскусишь, хоть все зубы обломай.

Только вот… что-то тут не так.

«Лешенька, — позвала я,- понять не могу, что тревожит, что пугает, что заставляет удара в спину ожидать, от чего даже всей грудью вздохнуть тяжело».