Рэйчел Кейн - Полуночные укусы
- Агрессивным, - повторил я, чтобы потянуть время. Мое горло пересохло и стянуло, и я подумал попросить немного воды, но это показалось бы странным. - Вы хотите, чтобы я перечислил это в алфавитном порядке?
- Я имею в виду во всей твоей жизни, самое агрессивное, - сказал Голдман. - Первое, что приходит на ум.
- Есть много, из чего выбрать.
- Я уверен, что что-то выделяется.
- Не совсем, я...
- Ну же!
Внезапный, резкий тон голоса поразил меня как игла, и я выпалил, - Клэр! - Я немедленно почувствовал себя больным. Я не хотел влезать в эту тему, нисколько, но это просто … вышло.
В наступившей тишине, Тео Голдман откинулся на спинку стула и посмотрел на меня со спокойными, нечитаемых глазами. - Продолжай, - сказал он наконец. - Что насчет Клэр?
Что, черт возьми, я только что сказал? Это было неправдой, не совсем. Я не это имел в виду. Я уставился на свои ботинки, которые были старой потрепанной рабочей обувью, лучшее, чем можно треснуть в зубы какому-нибудь вампиру. В Морганвилле, штат Техас, ты ходишь либо в обуви для бега, либо в такой, в которой можно надрать задницу. Я не был особым бегуном.
- Ничего, - сказал я. - Это просто вылетело, вот и все. Клэр самое лучшее, что когда-либо случалось со мной. Я не злюсь на нее. Я даже не знаю, почему это сказал. - Это было хорошо, это был спокойно и откровенно, и я посмотрел на часы. Боже, прошло только пятнадцать минут, как я тут нахожусь, в этом красивом панельном офисе, сидя на этом удобном мягком диване? - Послушайте, это здорово и все такое, но мне действительно нужно...
- Почему же тогда Клэр пришла тебе в голову, со всеми ужасными вещами, которые, как я знаю, ты испытал? - спросил он. - У тебя, кстати, осталось еще тридцать минут, у нас есть достаточно времени. Расслабьтесь, мистер Коллинз. Я обещаю вам, я здесь, чтобы помочь.
- Помочь. Ага, вампиры известны своими устрашающими навыками консультирования.
- Тот факт, что я вампир беспокоит тебя?
- Конечно, это меня беспокоит! Я вырос в Морганвилле, это отчасти большое дело, сидеть и играть милашку с одним из вас.
Улыбка Голдмана была грустной, и призрачной. - Ты понимаешь, что так же, как все люди разные, все вампиры разные? Худшие убийцы, которых я когда-либо встречал в моей долгой жизни, были дышащими людьми, которые убивали не для пропитания, а ради спортивного интереса. Или еще хуже, ради убеждений.
- Не думаю, что мы можем просто согласиться, что я облажался и закруглимся?
Он смотрел на меня с такой ровной, доброй силой, что я почувствовал себя неловко, а потом он сказал, - Есть удивительное количество людей, которых заботит то, что с тобой происходит. Тот факт, что ты здесь, а не за решеткой, должен был сказать тебе об этом, я думаю. Верно?
Я пожал плечами. Я знал, что это похоже на жест типичного угрюмого подростка, но меня особо не заботило, что вамп подумает обо мне. Так что я продолжал настаивать на своем, так или иначе. Я глубоко вляпался в этот раз ... глубже, чем это выглядело. Раньше они позволяли мне ускользнуть, потому что я был испорченнным ребенком, а затем, потому что я сумел в конечном итоге выбрать правильную сторону (по их определению, так или иначе) в сложной ситуации, даже против своего собственного отца.
Но на этот раз у меня не было никакого оправдания. Я добровольно участвствовал в незаконном бойцовском клубе в тренажерном зале; я принимал наркотики и запирался в клетке, чтобы драться с вампирами. За деньги. В Интернете.
Именно та последняя часть была самым большим нарушением из всех … разрушая стену тайны о Морганвилле. Конечно, никто в интернете не отнесся бы к этому серьезно; все это было трюками, спецэффектами, и кроме того, для среднестатистического посетителя, кто хотел бы приехать посмотреть на это, было скучным, город в Америке с темными тратуарами.
Это не меняет того факта, что я рисковал анонимностью - безопасностью - вампиров. Мне повезло, что я не был замурован где-нибудь без лишнего шума, или похоронен в милой, глубокой могиле где-то в темноте. Единственная причина, по которой я не был убит, это то, что у моей девушки были некие дела с вампами, и она боролась за меня. Упорно.
Она была причиной, по которой я сидел здесь, вместо того, чтобы лежать на плите в местном морге. Так почему же я назвал ее имя, когда он спросил меня о злости?
Я не ответил, даже при том, что тишина тонко тянулась, поэтому доктор Голдман откинулся на спинку стула и постучал немного ручкой по губам, потом сказал: - Почему ты считаешь, что должен бороться, Шейн?
Я громко рассмеялся. Это звучало дико и неконтролируемо, даже для меня. - Вы же не серьезно с этим вопросом, не так ли?
- Я не имею в виду борьбу, когда твоя жизнь находится в опасности, что является разумной и логичной реакцией, чтобы сохранить свою безопасность. Согласно записям, которые я просмотрел, все-таки, ты, кажется, ищишь физического конфликта, вместо того, чтобы ждать, пока это с тобой случится. Это началось в школе, кажется ... хотя ты никогда не относился к хулиганам, ты проявлял особую заботу, чтобы отискать тех, кто срывался на других и - как бы ты это назвал? - преподать им урок. Ты выступаешь в роли защитника слабых и униженных. Почему так?
- Кто-то должен это делать.
- Твой отец, Фрэнк Коллинз...
- Не надо, - я откровенно его прервал. - Просто оставьте эту чертову тему, ладно? Никаких обсуждений моего чокнутого папаши, или мамы, или смерти Алиссы, ничего из этого дерьма. Я сыт этим по горло.
Он поднял бровь, достаточно, чтобы сказать мне, что он думал об этом. - Тогда мы будем обсуждать Клэр?
- Нет, - сказал я, но мое сердце было не на месте. Жутко.
Он, должно быть, почувствовал это, потому что сказал тихим и мягким тоном, - Почему бы тебе не рассказать мне о ней?
- Зачем мне это? Вы же знаете ее.
- Я хочу знать, какой ее видишь ты.
- Она прекрасна, - сказал я, и имел это в виду. - Она не знает этого, но так и есть. И она такая — "Хрупкая. Уязвимая." — Упрямая. Она просто не знает, когда нужно отступить.
- У вас, кажется, это общее.
У нас было много общего, это может показаться странным; она была из укромного, защищенного места, семья, которая любит ее, папа, который никогда ее не подведет, но так или иначе, это дало ей непоколебимую веру, что она может выдержать что угодно. У меня она тоже была, но это пришло с обратной стороны; я знал, каково это потерять все, всех, и знаю, что был только я против тьмы.
Но это было больше, чем это. Осложненность, которую я чувствовал к ней.
И я не хотел вглядываться в это слишком внимательно. - Я пытаюсь заботиться о ней, - сказал я. Это было сказано, чтобы выпустить пар, но Голдман, казалось, нашел это более интересным, чем я планировал.
