Марина Суржевская - Янтарь чужих воспоминаний
Она дернулась, пытаясь вырваться. Все-таки почувствовала, что я тоже играю. Но я уже крепко держал, не позволяя отстраниться. Милинда никогда не остановится, я знал это совершенно точно. И не успокоится, пока не уничтожит Лили.
— Кое-что изменилось, — повторил я, глядя в ее глаза. Бесконечная холодная синева, в которой я никогда не отражался. — Я никому не позволю причинить синевласке вред. И убью любого, кто попытается. Даже тебя, Мили.
— Почему? — страха в ней не было, лишь легкое удивление.
— Ты не поймешь, дорогая. — Я с нежностью провел рукой по ее волосам и отошел, отвернулся.
— Только не говори, что смог полюбить ее. Это невозможно! — бросила за спиной Мили.
— Нет. Не смог, — я не видел смысла врать. — Но ее жизнь для меня ценнее собственной. Или твоей. По большому счету, наши с тобой жизни не стоят и гроша, Милинда… Две пустые и никому не нужные жизни. — Сделал большой глоток, чувствуя, как виски обжигает горло. — Уходи, Мили. Просто уходи, прошу тебя. И я постараюсь в очередной раз за тобой убрать. Замести следы, стереть воспоминания, обмануть законников. Обеспечу твою комфортную и беспроблемную жизнь. А потом уеду куда-нибудь подальше. Возможно, это шанс для нас обоих прожить жизнь, похожую на нормальную.
— Нормальной ты считаешь жизнь трусливой мыши, сидящей в углу и трясущейся от страха воплотить свои желания? — съязвила Мили. — Уволь. Меня моя жизнь полностью устраивает.
— Жаль, что она не устраивает меня, Милинда.
— Тебе просто надо перестать притворяться! — разозлилась она. — Сколько можно, Кай? Возвращайся в поместье. Ко мне. Почему ты не можешь меня простить? — она прижалась грудью к моей спине, тонкие руки скользнули мне на грудь, поглаживая.
— Я не хочу, Милинда. — Еще один глоток горького пойла.
Она толкнула меня в спину и отошла.
— Ты просто ублюдок и жалкий трус, Кай. Я так жалею, что отец тебя не добил тогда.
— Меня давным-давно не трогают твои оскорбления, дорогая, — усмехнулся я. — Так что ты зря стараешься. Последний раз я злился на тебя, когда узнал, что ты убила моего ребенка.
— Это была лишь трехнедельная кучка слизи, братец, — передернула она плечами. — И ты еще глупее, чем я думала, раз поверил, что я решу от тебя рожать. Ты не находишь, что одного урода в семье достаточно?
— Ты права. Более чем достаточно, — улыбнулся я. — А теперь, прошу, развернись, и унеси свой красивый зад подольше от моего дома.
Милинда тряхнула волосами, не отводя от меня глаз и поигрывая ножом. Даже сейчас, глядя на сталь в ее руке, у меня перехватило дыхание. Слишком живо вспомнил наши игры. И она сразу увидела это, почувствовала. Ее движения стали тягучими и обволакивающими, словно черная смола.
— Иди ко мне, — она провела пальцем по своей шее, и я жадно проследил это движение. — Иди. Поиграем. Не глупи, Кай. Только я знаю, что тебе нужно.
— Ты не знаешь, — голос предательски охрип. Лили зашевелилась и издала чуть слышный стон, приходя в себя. Милинда шагнула ближе.
— Знаю, Кай. Тебе лишь кажется, что ты хочешь свободы. Но ты ошибаешься. Это иллюзия, дорогой. Иди ко мне.
Я, не глядя, поставил на столик стакан и сделал шаг, всматриваясь в синеву ее глаз. Если бы она не была так красива… Так восхитительно порочна. Так извращенно соблазнительна. Если бы я не любил ее до помутнения. Если бы…
Лили снова застонала, но я даже не посмотрел на нее. Смотрел лишь на Милинду, словно надеялся удержать ее взглядом. Она призывно улыбалась, все еще покачивая на кончиках пальцев сталь.
Лили пошевелилась, открыла глаза и попыталась сесть.
— Кай? — прохрипела она.
— Поиграем? — прошептала Милинда, и клинок полетел в синевласку. Сталью Мили владеет не хуже меня, у нее такие трепетные и сильные пальцы. Но я все же быстрее. Немного.
Отбить не смог, лишь кинул тело вперед, закрывая собой Лили. Нож плавно вошел в мое плечо и застрял там, вызывая тупую боль. Тело, привыкшее к тренировкам и ночным дракам, отреагировало почти мгновенно, руки сами выдернули рукоятку, метнув обратно.
* * *Я люблю боль. Это все, что мне осталось после эмоционального выгорания. Другие чувства мне недоступны. Любовь, сострадание, жалость… Я их не чувствую. Я лишь ловлю отголоски чужих эмоций, сам себе напоминая нищего на паперти. Жалкое подаяние чужой жизни, малые крохи чувств. Лишь с Милиндой я по-прежнему чувствовал себя живым, ненавидя ее за эту зависимость. Она никогда не любила, я не верю, что любовь может быть такой, она лишь дергала за поводок и наслаждалась своей властью надо мной. Мы с ней оба безумны, но свою тьму я хотя бы осознаю. Милинда же — нет. Моя сестренка всегда предпочитала величие и свободу чудовища скучной и трусливой жизни обычного человека. Она не хотела быть обычной. Она желала стать особенной.
Боль… Сегодня я получил ее сполна. В тот момент, когда своими руками убил Мили. Тонкое лезвие вошло в тело легко, она этого даже не осознала. А я не промахнулся. Успел подхватить ее прежде, чем Милинда упала, прижал к себе и заорал. Внутри снова вспыхнули обжигающие белые молнии, пока я ловил отголоски ее затихающих чувств. Я все кричал и кричал, не понимая, что срываю горло, что уже охрип от этого крика. Не чувствуя руки Лили, что пыталась меня успокоить. Ее я просто отшвырнул в сторону, чтобы не лезла.
Девчонка отлетела, ударившись головой, и заскулила, как щенок. И этот жалкий звук заставил меня очнуться. Осторожно положил Мили на ковер и обернулся. У меня на руках и лице была кровь, моя и Милинды, и глаза, наверное, безумные, потому что синевласка пискнула и попыталась отползти. Я метнулся к ней, схватил за руки.
— Тихо, тихо, детка, тихо… — Я бормотал, не думая, торопливо пытаясь ее успокоить.
— Кай? — она нервно облизала губы, но убежать уже не пыталась. Лишь смотрела испуганно. — Что здесь происходит? Ты прислал записку… Чтобы я пришла. А тут… она! Боги! Она мертва? Ты ее…
— Тише, детка, — я прижал ее к себе, не давая увидеть тело Милинды. — Смотри на меня, синевласка. Смотри на меня… Ты не будешь плакать, поняла? И больно тебе не будет. Я запрещаю. — Я сжал ее ладони, легко проникая в открытое доверчивое сознание. — Ты меня забудешь, милая. Совсем.
— Я никогда тебя не забуду! Что ты такое говоришь? — ее глаза расширились, и девчонка дернулась, пытаясь отвернуться. Я обхватил ладонями ее голову, не позволяя. Подышал, приводя сознание в норму. И продолжил уже спокойно:
— Ты меня забудешь. Лицо, голос, время, проведенное со мной. Ты будешь помнить смутный образ человека, с которым прожила три месяца. И даже привязалась. Немного. Но не настолько, чтобы страдать…
