К. Уилсон - Пурпурные крылья
— Присмотрю, — ответил Мэтт.
— Мэтт, если я не…
Мэтт перебил его:
— Эй, мужик, увидимся, когда ты вернешься.
Алек и Иона взошли на борт самолета, со словами приветствия к ним навстречу вышел капитан.
— Как поживаете, мистер Вульф?
— Не жалуюсь, Франко.
— Мы взлетим в ближайшее время.
Иона сняла темные очки и шляпу.
— Не желаешь ли опустить защитные экраны?
— Нет, спасибо. Обойдусь. — Она опустила жалюзи на иллюминаторе со своей стороны. — Почему ты стал таким милым по отношению ко мне?
— Ты нужна мне живой и здоровой для смертной казни.
— Ты все еще хочешь объявить о ней?
— Я в праве это сделать.
— Алек, мне жаль. Я действовала не подумав.
— Не сейчас, Иона.
Самолет поднялся в воздух, и они расположились поудобнее для длительного путешествия. Алек тоже снял очки. Все мышцы грудной клетки были напряжены, и у него возникло неприятное ощущение в том месте, где были наложены швы, от натяжения которых рвалась кожа. Он до сих пор еще не исцелился. При обычных обстоятельствах, Алек отдохнул бы недельку, но такая роскошь ему была не по карману. Женщина, которую он любил, возможно стояла одной ногой в гробу. У него не было подобного чувства, но зная дядю, можно было ожидать, что он попытается обратить Таню, как сделал это более века назад. От мыслей о тех трагических событиях к горлу подступила горечь. Он бы не за что не вернулся в то время. На этот раз, ему нужно смотреть в будущее и отпустить эту давно минувшую, вековую боль. Сейчас все было по-другому. Да, у него есть Таня, так же как у него были Кенна, Летиция, Констанс и все остальные… Однако на этот раз, она заранее знала, что ей придется встретиться с трудностями. Они разработали план. Нет, они все преодолеют и будут счастливы вместе.
Иона повернулась к нему, в ее глазах светилось любопытство. Он заметил, что теперь в ее глазах угасла ярость, и нет отчужденности.
— Алек, почему ты так сильно ее любишь? Я сожалею о чем ты только что думал.
Он переместился в кресле, чтобы смотреть прямо на нее.
— Таня бросает мне вызов. Она заставляет меня смеяться. И ей не нужно, чтобы весь мир был в ее распоряжении. Она не робкого десятка. И мы хотим одного и того же.
— Например?
— Мы хотим быть счастливыми.
— Она — человек.
— Да, так и есть.
— Она умрет, когда наступит ее час. Как и все люди. Зачем рисковать, подставляя свое сердце под удар?
— Мы все ходим по лезвию ножа, Иона.
— И ты готов пройти через это вновь?
— Она — моя жизнь, и самая главная причина, чтобы продолжать свое существование.
— Но ведь ты не переубедил ее «сменить гражданство»?
— Это конфиденциальная информация, Иона.
— Ты любишь людей, но не собственный народ?
— Речь не о том, люблю ли я больше ее или наш народ. Речь о сердечности — нечто особенном, сути чего наш народ еще не ухватил.
— Тебе не приходила в голову мысль, что ты немного одержим ею?
— Быть может, это одержимость и любовь. Между этими двумя понятиями существует тонкая грань, тебе так не кажется, Иона?
Капитан объявил, что они совершат посадку через тридцать минут. Иона посмотрела на Алека, когда он отложил журнал. Три часа назад у них состоялся интересный разговор на тему любви.
— Алек, Совет узнает, что мы здесь.
— Не узнает, если мы поторопимся исчезнуть.
Он обхватил ее запястье, повернул тыльной стороной вверх и укусил, с непомерной силой сжимая ее руку. Из раны брызнула кровь и полилась горячей струей по руке.
— Ах! — Иона вздрогнула от потрясения, испытывая радость от прикосновения губ Алека, и ощущения впившихся в нее клыков. Это будет последний физический контакт, который между ними когда-либо случался.
— Ну все, хватит, пожалуйста!
Он поднял голову, облизал ее запястье, и ранки от укусов тут же затянулись. То, что он только что сделал, было дикостью, но у него не было времени спрашивать ее позволения. Если он хочет, чтобы его план сработал, следует все просчитать.
— Теперь я буду знать о каждом твоем шаге, Иона.
Самолет безупречно приземлился в бухарестском международном аэропорту «Отопень» [90]. Было далеко за полночь, и аэропорт был практически пуст. На данный момент присутствие Синклера не вызовет шума. Они взяли паром, чтобы переправиться в Карпаты в замок Алека.
В замке было стыло, в сводчатых коридорах гуляли сквозняки. Чтобы пыль не оседала на мебель, ее накрыли белыми простынями. Он не был тут в течение пяти лет. Замок все реже использовался Алеком, но теперь это может измениться. Ему с Таней потребуется место, куда они смогут сбегать время от времени… если переживут все это.
Иона последовала его примеру и начла снимать с мебели ниспадающие отрезы материи. Затем проделала то же самое с картинами. Открывая картину за картиной, она обнаружила, что добралась до последней живописи, вставленную в раму. Это был портрет Тани. Она была одета в традиционный наряд жителей Северной Африки. Это была старинная картина, выдержавшая испытание временем в течение всех этих столетий. Под впечатлением от этого портрета, Иона словно обмерла, и была не в силах шелохнуться. Изображенная на портрете девушка имела поразительное сходство с Таней. Как ни крути, но это на самом деле она.
— Ты действительно сомневалась, что Таня — это перевоплощение моей жены?
— Возможно, я просто отказывалась это признать.
— Нас ждут дела.
— Что дальше?
— Ты сказала, что знаешь, куда он мог ее забрать.
— В одну из башен.
— Башня Смертников. На внешний частокол башни насаживали воителей, вторгающихся в эту страну.
— А кто сажал их на кол и оставлял там умирать?
— Тебе не захочется это узнать. Скажем так, что он живет мирной жизнью в Майами.
— Он действительно существует?
— Да, с его перерожденной любовью.
На этих словах Алек покинул Иону. Она последовала за ним, поднявшись вверх на три лестничных пролета, в большой зал. В затемненном зале было три круглых двери, похожие на двери банковских хранилищ; две слева и одна справа. Алек подошел к левой. Без малейшего труда, он открыл массивную дверь, за которой появилась панель, открывающая тайник с оружием.
Он вынул кирку и кинжал. Бросил Ионе кинжал и закрыл дверь хранилища. Затем перешел к правой стене и открыл первое хранилище, за которым, вместо открывающейся панели, появилась пяти футовая прямоугольная дверь. Он открыл эту дверь и достал одежду.
— Ты никогда не приводил меня сюда, когда мы были вместе.
