Марта - Светлана Гресь
И вот уже зимней зари тусклую позолоту подбирает седовласая ночь. Короной звездной убралась и растворилась в лесу, растеклась по сугробам мягкими синими бликами. Густое безмолвие тишины звучит сквозь заснеженные ветки звучно и ненавязчиво, пророча беду гостям нежданным.
Запутав шальные ветры, грудью став у них на пути, сосны могучие, да в три обхвата дубы стерегут сладкие сны молодого леса. На поляне осинка голая дрожит на сквозном ветру, к мохнатой ели жмется сиротливо. Пугает ее ночами гулкими жгучей метелицы буйное веселье. Она до того оледенела, что сделалась хрустальной. Над ворохом сугробов торчат елочек колючие рожки. Багряные слезы рябины тонут в хлопьях снежных. Убрались в пуховые шали зябкие березки.
Обледенелый снег чутко скрипит под копытами. Ехали долго, пока Кирей не нашел под деревьями лесного старика, скорчившегося от стужи. Мужик не мужик, зверь не зверь. Руки, ноги, как у людей, а тело шерстью покрыто. На голове шапка, кто знает, какой масти, и весь дрожит от холода. Живо соскочил с коня, обрадовавшись неожиданной встрече, подошел к нему ближе и видит, что сильно продрог лесной человек, скукожился весь от холода, однако глазенками так люто сверкает.
– Дедушка, шубу вам со своего плеча подарю. Она согреет кости старые, а вы мне помощь окажете, дорогу верную укажите.
Бросился к коню за шубой, а того уже и след простыл, словно сквозь землю провалился. Оглянулся назад, а вместо старика куст диковинный растет, и никого нет рядом. Стоит, недоуменный, чешет затылок, да делать нечего, дальше пешком пришлось по лесу пробираться.
Долго ли коротко ли шел, видит, огонь разводит дряхлый дед, седой, горбатый. Серый кожушок лыком подпоясан, на голове шапчонка заячья, через плечо торба полотняная, мохом поросшая.
Костер трескучий разгораясь, поет звонко, перекликаясь с лесною тишиной. Вскипают озорные искры, вздымаются охапками в морозное небо и мечутся в безумном танце. Живое пламя вмиг развеселило душу промерзшую.
Почувствовав усталость и понимая, что ночью дальше идти нет смысла, попросил разрешения погреться у огня. Дед только глянул искоса в его сторону и дальше сидит безмолвный, подбрасывая хворост в жадное пламя.
Ни тебе здрасьте, ни вам до свидания, нечего сказать, приятная встреча. Да и так славно, хоть какая-то живая душа поблизости. Отогрелся немного. Промолвил слово первым, пробуя разговорить старика.
– Дорогой трудною шагаю, найти пытаюсь суженую. Хотелось быть с ней рядом, да не дает судьба! В бору дремучем день и ночь кажутся глуше. Бреду во тьме морозной, ни солнце, ни луна, ни звезды не озаряют мне тропу. Передо мной маячат лишь тени призраков пугливых, шарахаются с воем прочь, устрашая жутким стоном.
Кто вышвырнул меня из ее жизни, кто не пускает к ней сейчас? – Мысль неуклонная терзает душу, не отпускает сердце боль тупая.
Дед молчит, лишь больше хмурится, да в сторону глаза отводит.
– Дух леса, прошу тебя, будь милосердным, укажи путь к моей желанной, иначе мне не жить.
Разбушевался за спиной злой ветер, завыл надрывисто, заскулил, что пес на привязи голодный. Плачет метель тугая, пугает песней жалобной гостя непрошенного. Снежный вихрь взлетает над ослабевающим костром. Холодный снег над ним не тает, вокруг огня ложится, не спеша, мягкими пушинками. И рядом никого, только Кирей пытается бороться с упрямой дремой. Смыкаются невольно усталые глаза, он спит, уронив голову на грудь.
И снится ему удивительный сон. Сидит он у заметенного костра. Вьюга миновала. Пред ним даль морозная в тумане. С предутреннего неба глядит рассвет немилый очами тусклыми. Умаявшись, просел сугроб чумазый. Идет зима по лесу и снег скрипит под утомленными ногами, ворчит, что старость.
Вот ветер вздохнул дождем и снегом. Вихри снежные сплелись и разлетелись. Бесшумно отползает туман из-под ног, растает у подножия леса, и солнца лучик блеснул приветливее, и стало теплее молодцу. И так вкусно весной запахло. Капель клюет в его плечо. Капли все злее и настырнее. Глаз сомкнутых не открыть. Через силу ресницы заснеженные растворяет и с удивлением встречает Клавы взгляд тревожный. Ворона пытается пробудить его из сна.
– Проснись, в конце концов, замерзнешь.
– Клава! ты где была? – глаз сонных никак не разлепить. – Мне так хорошо, тепло дремалось.
– Бес какой-то меня из лесу вышвырнул. Еле вернулась. Еще б немного замешкалась в пути и не миновать тогда беды, замерз бы. А, сейчас, вставай! Надо идти, хоть через силу. Жаль, коня уж не вернем.
– А, где чудной старик? – разглядывается по сторонам.
– Это, видно, сам леший тебя приспал. Видимо, девица твоя, которую мы разыскиваем, очень сильно охраняется местным кодлом нечистых, и меня мучают сомнения, найдем ли мы ее. Может, домой вернемся, пока не поздно. Гляди, ты на себя стал не похож, продрог и голоден, наверно. Опять влезем в какую-нибудь напасть.
– Что было ночью, уже не повторится, я тебя уверяю. Так зачем же сокрушаться? Мы живы, и это главное. – Поднимается на ноги, старается разогнать остатки сна. Вдруг слышит, мчится им навстречу тройка удалая. Под дугой колокольчики звенят. Стали кони пред ним на дыбы, закусив удила, словно резкий обрыв ветра шального. Карета золотая. Сбруя серебряная. Кони резвые. Кучера, правда, не видно.
– Сама судьба решила вмешаться и помочь сердцу страждущему. – Обрадовался Кирей.
– Не смей!– запротестовала решительно ворона. – Не видишь, это очередная ловушка. Не смей садиться! Не знамо куда завезут, бесовское отродье.
– Клава, что с тобой? – рассмеялся. – В чем здесь подвох? Правда, карета, даже золотая, нам не нужна, а вот от одной быстрой лошадки не откажемся.
Распряг, вскочил верхом, помчался, не оглядываясь назад. А, жаль! Вмиг растаяла карета, а вместе с ней и лошади, будто их сроду не было. Ворона, бедная, отстала от друга. Ее, точно, кто мертвой рукой обвел, крылья обессиленные опустились, взлететь не может, сердешная. Зовет, никак не дозовется. Кирей не замечает отсутствия подружки, летит, что ветер буйный и радостно ему, и он забыл о том, что часто лес коварен.
Друг друга бойко подгоняя, плывут над головой рыхлые тучи. Звенит морозный день. Искрится под копытами снежок. Вокруг белым-бело. Неведом путь, и никого навстречу. Понял, что ехать можно вечность и не найти конца дороге этой. Надо узнать ее.
У древнего дуба спросил поначалу. – Ты расскажи, лесной великан, где любимую встретить – найти?
Дуб откликнулся, словно нехотя, ветки могучие клоня. – Здесь я с незапамятных лет, не помню девицы такой. Может, спроси у кого-то
