Хранительница его сокровищ (СИ) - Кальк Салма

— Присаживайтесь, — произнесла она тоном «недобрый препод общается с двоечником», и кивнула она на кресло. — Вы вообще кто? Не помню, чтобы нас друг другу представляли.

Катарина нахмурила брови.

— Что значит — кто? Это вы — кто?

— Елизавета Сергеевна Шерстянникова. Старший научный сотрудник музея истории города на полевой практике, — Лизавета села в другое кресло и закинула ногу на ногу — в штанах это было удобно.

— Вы любовница Фалько, вот вы кто, — сказала, как выплюнула.

— А вот и нет, — рассмеялась Лизавета.

— Он мой, понимаете?

— А он-то об этом знает? — почему-то Лизавете было весело. — Если он ваш, то и быть должен где-то недалеко от вас. Однако же, он вполне самостоятелен. Вот что, милостивая государыня. Если вам есть, что сказать, то излагайте, и ступайте. Если вы уже всё сказали — тем более ступайте. Нам в дорогу, а у меня с утра маковой росинки во рту не было.

— Я не знаю, откуда вы взялись, но судя по вашему виду — вы никто. У вас нет дохода, и семьи с вами нет, и магии я в вас не чувствую. Вы не можете стоять у меня на дороге.

— Не испытываю ни малейшего желания там стоять, — пожала плечами Лизавета. — Наши дороги — они как параллельные прямые, которые никогда не пересекаются. И если вы этого не видите, то грош вам цена, как магу.

Хрен её знает, что она там видит, но нечего задираться, нечего!

— Да что вы знаете о магии и обо мне!

— О магии — немного. О вас — ничего, вы же не представились. Я, конечно, догадываюсь, что вы владелица того сада, в котором мы вчера гуляли, и я теперь понимаю, почему Фалько не спросил у вас разрешения осмотреть беседку. Вы же дикая, и договориться с вами затруднительно.

— А мне с вами не о чем договариваться! Я вхожу в Совет Четырех, а вы — приблуда какая-то! Ни манер, ни одежды, ни драгоценностей! — и косится на приметное жемчужное колье в три нитки, которое Лизавета вчера как сняла, так и оставила на столе, и не успела ещё прибрать.

— О да, вы в том совете, как пятая нога у собаки. Почему-то их там и без вас четверо.

— И надо же настолько не иметь стыда — носить свадебный подарок мужа и обниматься с чужим мужчиной!

— Носить — что? — до Лизаветы не дошло.

Или она опять чего-то не знает.

— Вот это, — Катарина потрогала жемчужины кончиком пальца. — Вам же их явно муж на свадьбу подарил!

Ой, как всё интересно! Лизавета, не удержалась от смеха.

— Ваши выводы прекрасны, но не имеют никакого отношения к действительности. И, к слову, пока я была замужем, то на чужих мужиков головой не вертела. А про вас в городе неприличные анекдоты рассказывают, вот. И жалеют вашего покойного супруга, — Лизавете остро захотелось показать нахалке язык.

А пару историй она в новогоднюю ночь действительно краем уха слышала.

— Я первая дама этого города, ясно вам? И Фалько мой! И сейчас он никуда с вами не поедет!

— Он, полагаю, сам решит, куда ему ехать. А вы можете быть кем угодно, мне решительно всё равно. Опять же, откуда вам знать, а вдруг я дома Шемаханская царица и повелительница всея известной вселенной? Ступайте, короче, уважаемая госпожа Катарина, и скатертью вам дорога, — Лизавета поднялась и выжидающе застыла.

Хотелось уточнить, в каком направлении Катарине следует пойти, но Лизавета подумала и сдержалась.

Катарина вскочила с кресла и бросила в её сторону какой-то сложный жест. Пламя холодного синего цвета вырвалось из кончиков пальцев… обтекло Лизавету, как будто на ней стояла какая-то крутая защита, и ушло в пол.

Дверь отворилась — то-то Лизавета чувствовала, что она прикрыта неплотно и за ней кто-то есть. Вошёл Раньеро.

— Катарина, голубка моя, — издевательски произнёс он. — Ступайте домой. И не приходите больше ко мне без приглашения.

Да-да, флаг вам, госпожа, в руки, барабан на шею и ёжика в трусы.

Та свирепо зыркнула на него — и выскочила из комнаты, только каблучки по коридору застучали. А Лизавета сделала ей в спину неприличный жест. Тьфу, вот не было печали!

— Спасибо, господин Раньеро, — только и успела она сказать.

В комнату повалил народ. Тилечка схватила её за руки и начала рассказывать, что она, Лизавета, была великолепна, и вот бы тоже так научиться. Поминаемый Фалько внимательно осмотрел Лизавету и покачал головой. Мальчишки просто взирали с восхищением. Интересно, они там все подслушивали под дверью, или случайно мимо шли?

— У вас неплохая защита, госпожа Элизабетта, — отметил Раньеро.

— Так вышло, — пожала плечами Лизавета.

Потому что она сама не поняла, откуда что взялось.

— Вы собрались в дорогу? — он осмотрел комнату и остатки вещей.

— Не совсем. Неуважаемая мною дама не дала нам с Тилечкой закончить.

— Хорошо, заканчивайте, и я жду вас с Аттилией за столом, — он коротко поклонился и вышел.

— Знаете, он подарил мне вот такую штуку, — зашептала Тилечка и показала огранённый кусок какого-то минерала, переливавшийся на свету всеми цветами радуги. — И сказал, что это для облегчения концентрации при сложных магических воздействиях. И попросил не держать на него зла. Я спросила у господина Фалько, стоит ли мне эту штуку брать, он посмотрел, посмеялся и сказал, что если я хочу — то можно взять, вот, что она мне будет полезна. Я-то думала, что господин Раньеро на меня в обиде!

— Вот и хорошо, что это не так, — улыбнулась Лизавета. — Пошли уже завтракать, а то есть шанс, что нас выгонят отсюда голодными. Если мы тут провозимся ещё хотя бы полчаса, так и получится.

3.20 Лизавета расспрашивает о местных обычаях

Лизавета ехала верхом по неплохой дороге. Дождей в последние дни не было, светило солнце. Конь Огонёк очень обрадовался, что наконец-то можно куда-то идти, а не просто стоять в конюшне. Утром он приветствовал Лизавету радостным ржанием, и был благодарен за прихваченное со стола яблоко.

Из конюшни всю честную компанию препроводили в памятный Лизавете по вечеру прибытия подвал. Там Раньеро открыл портал и попрощался с ними. Лис и Сокол что-то говорили ему отдельно — видимо, им было, что сказать друг другу.

Портал вывел их в пещеру, но не ту, из которой они когда-то, можно сказать — в прошлом году попали в Кайну. Да и день был в сто раз более приличный, чем тогда.

Пещера располагалась на меньшей высоте, или в этом месте горы были не такими высокими. От входа просматривалась дорога вниз, на равнину, и судя по всему, этой равнины можно было достичь уже к обеду. Так и поступили.

Обедали в красивом месте — горы неподалёку, речка, текущая явно оттуда, сосны, зелёная трава. Пока служки под командой брата Джанфранко кипятили воду, лидеры экспедиции раскрыли карту — самую обыкновенную — и соображали, где они есть и что дальше.

Нет, где они есть, было понятно — во всяком случае, Соколу, Лису и брату Василио. Они со знанием дела обсуждали, что теперь и как, но ведь никто не знает, куда им сейчас надо! С них ведь не спускали глаз и не позволили уединиться ни разу. Лизавета даже не вытаскивала из мешочка ту предполагаемую вторую часть артефакта. Просто не снимала мешочек с шеи, и всё.

Её не позвали в обсуждение, но и не прогоняли, она сидела на свёрнутом плаще рядом и слушала. И смотрела, как пушатся в солнечном луче ресницы Сокола. У Лиса длиннее, но кому он нужен, тот Лис? Разве что Крыске.

И ведь она же потом спросила Тилечку о жемчужных бусах — неужели это традиционный свадебный подарок? Тилечка истово закивала — да, так и есть, обычно наутро после свадьбы муж надевает жене жемчужное ожерелье, и чем богаче муж, тем больше в том ожерелье ниток, и тем крупнее и красивее жемчужины. И добавила, что в Лизаветином — очень крупные и красивые жемчужины, ну да господин Фалько не тот человек, чтобы дарить мелкие и неровные.

Лизавете прямо захотелось достать из поясной сумки это ожерелье и надеть на себя. Но она подумала и не стала, только погладила жемчужины, и закрыла сумку.

Так вот, о дальнейших действиях. Брат Василио припомнил, что как раз по этой дороге примерно в полудне пути от гор будет ещё одна река и маленький городок на берегу, Кодоньо. Там можно заночевать, и не в поле под кустом, а по-доброму. Остальные согласились — Кодоньо так Кодоньо. Пусть будет.