Аня Сокол - Первый ученик

Дверь открылась после короткого стука. Тетка Маша оглядела его с головы до ног, отдельно остановившись на черепе, и молча посторонилась, пропуская студента внутрь.

— Телефон, — сразу потребовал парень, — библиотекарша достала из кармана халата трубку, — Второй телефон, — Она скупо улыбнулась, достала из другого еще один аппарат.

Парень сгреб телефоны, небрежно бросил их в раковину, включил воду. Посмотрел как струя разбивается о черный пластик, и сунул под кран голову, смывая грязь и пот.

— Никаких денег не напасешься, — вздохнула бабка.

— Не волнуйтесь, я скоро получу миллион, и куплю вам новый.

— Пулю в башку ты получишь.

— Накормите? — он вытер лицо полотенцем.

— Желание умирающего закон, — она пошла в комнату, — Кстати, мой жилец временно снял комнату в госпитале, так что можешь одолжить у него портки. — Женщина загремела посудой.

Макс прошел через широкую гостинную и заглянул в следующую комнату. Там царил образцово показательный бардак. Кровать без белья, распахнутый шкаф зияющий пустотой, и гора всякого хлама на полу. В большинстве своем одежда, на некоторых вещах виднелись отпечатки ботинок. Тряпки, книги, флакон пены для бритья, что-то еще.

Парень присел и вытащил из кучи китель с лейтенантскими нашивками. Императорская гвардия.

— Это его друзья приходили, вещи в больницу собирали, — сказала тетка Маша, и он вздрогнул совсем забыв, что эта старушка если захочет может двигаться совершенно бесшумно. — После первых двух визитов я еще прибралась, после третьего махнула рукой, было бы ради чего стараться. Он мне за последнюю неделею так и не заплатил.

— А он — это не Калес Лисицын?

— Умный, — без улыбки констатировала библиотекарша. — Умный, а дурак дураком. И он дурак, раз в такое вляпался.

Грошев поднял вялявшуюся рядом пару джинс.

— Значит, жив гвардеец.

— Это ненадолго, — успокоила его бабка, возвращаясь к тарелкам.

Короткие штанины он подвернул, превратив брюки в бриджи, широкий пояс был стянут ремнем. Черную рубашку сменила футболка, череп отправился в рюкзак, как и скомканное байковое одеяло в синюю клеточку.

— Садись, — позвала бабка, его желудок требовательно заурчал.

Она с молчаливой жалостью смотрела, как он ест. Беззвучно работал телевизор. На пузатом устаревшем экране красивая девушка насыпала в голубые миски пшеничные хлопья. Ей улыбались мужчина и два кудрявых малыша. Слишком широко. Грошев в жизни не встречал настолько идиотически счастливых людей. Теперь он точно эти хлопья в рот не возьмет.

А Макс смотрел прямо перед собой, механически поднимая и опуская ложку. Он пытался поймать вертевшуюся в голове мысль, которая показалась ему очень важной, когда он вытаскивал из кучи на полу гвардейский китель. От усталости голова работала плохо, а от горячей еды начало клонить в сон.

— Можно спросить, — парень отодвинул пустую тарелку.

— Можно. Хуже тебе уже не будет.

— Когда я в прошлый раз ел за этим столом, вы жаловались на постояльца, что он уехал, — начал он издалека.

— И?

— Он уезжал один? Когда вернулся?

— Вернулся через день. Один. Но вернулся и ездил — разные вещи, он мог команду болельщиц по дороге подобрать, а мне не доложить, — она встала и пошла за чайником. — Чем тебя мой жилец заинтересовал?

— Тем, что вместе со своей красивой сестренкой смотался в Траворот и перерезал горло моему папаше.

Чайник с грохотом опустился на плиту.

— Перерезал горло?

— От уха до уха, — Макс улыбнулся.

— Вон оно как, — библиотекарь взяла кружки и поставила на стол, — Тебе, конечно, виднее, но…

— Что? — предчувствие острой иглой кольнуло живот.

— Куда ездил и чем занимался мальчишка не знаю, но Настенька, — слушать из чужих уст уменьшительно ласкательное имя девушки оказалось болезненно. — была в лагере, тем вечером она помогала мне книги раставлять.

— Уверены?

— Не веришь? Спроси у Вишневской, — кипяток разлился по кружкам, согревая фарфор. Макс выдохнул, лед, который казалось поселившийся в груди навечно, стал таять. Каждый вдох давался легче предыдущего. Все-таки она не убийца. Не Лиса перерезала горло старому алкоголику. Хотя, видят боги, тот заслужил порог на горле, и не один раз. Макс сам не мог бы объяснить, почему это так важно для него, но чувство облегчения было слишком большим, чтобы проигнорировать.

Беззвучную рекламу сменило черно-бело изображение. Вполне узнаваемое, кстати. Собственное лицо на листовках «их разыскивает корпус правопорядка» даже не особо удивляло. Теперь у них с Калесом есть что-то общее.

— Каждый час крутят — известила библиотекарша. — Вооружён и очень опасен.

Картинка сменилась, и диктор в костюме о чем-то сурово информировал зрителей.

— В чем обвиняют?

— Убийство студента — историка, покушение на гвардейцев его императорского величества, кража ценностей императорского дома, изнасилование, — Макс поднял брови, — С последним у них что-то не срастается. В бункере нашлись те, кто с радостью поведал как Лисицина у тебя на коленях вертелась и по ночам в комнату юркала, да и сама девчонка не спешит писать заявление в трех экземплярах.

— Богато. А вы не боитесь, что я и вас… — он поднял кружку.

— Изнасилуешь?

Горячий чай выплеснулся на чужие джинсы.

— Убью, — Грош поставил чай обратно.

— Убивец из тебя так себе, — фыркнула бабка. — У тебя и оружия то нет.

— Спрятал. Автомат привлекал лишнее внимание.

— Тебе нужна помощь, — старушка стала убирать со стола.

— Нет, — Макс встал.

— Самоуверенный мальчишка. Нефедов хоть и в опале, но не безродный вроде нас с тобой.

— Нет.

— Тогда поговори с Вишневской, она не из тяжеловесов, но может хотя бы попытается.

— Не надо Марья Курусовна.

— Могу попробовать выцепить Лисицина старшего, он должен завтра приехать, деток отмазывать, — не сдавалась старушка.

— Ха-ха, — скривился парень.

— Максим! — она повысила голос.

— На самом деле хотите помочь? — бабка отвесила ему подзатыльник, что он расценил как согласие. — Мне нужен Самарский.

— Ты помнишь, кого обвиняют в изнасиловании его девушки?

— Помню. Он должен любым способом оказаться завтра на дежурстве в бункере. Я сам его найду. Сможете передать?

— Смогу, — отрезала библиотекарша, провожая его до порога, — Ради императора, Максим, не дай себя убить!

В темноте дом художника, сложенный из красного кирпича отливал чернотой. Парень обошел здание по кругу. Окно, через которое он выбрался, так и не удосужились заменить. Спуститься в подвал оказалось намного легче, чем выбраться. Было темно, но после мрака подземных шахт, Макса такие мелочи не смущали. Он не стал бродить по комнатам и жалеть загубленную жизнь. Он расстелил одеяло на более или менее чистом участке пола, лег и закрыл глаза. Скоро все закончится.