Последняя из рода. Скованные судьбой. - Виктория Богачева
Соблазн рухнуть на колени перед драгоценными для нее вещами, которые швырнули в грязь словно ненужные тряпки, был столь велик, что даже уничижительный взгляд советника Горо, которым тот буравил ее лоб, не казался ей такой уж существенной преградой.
А вот его едкий голос привел ее удивительным образом в чувства. Она сделала глубокий вдох и посмотрела на мужчину.
— Я всегда готова вас выслушать, советник.
И улыбнулась уголками губ, представив, как с ее ладони срывается пламя и поджигает этого ублюдка.
Глава 26
То, что его предали, Мамору понял слишком поздно. Еще позднее он осознал, кем был этот человек.
И ему некого было винить, кроме самого себя. Он доверился не тому. Он слишком сосредоточился на переправе через реку, и все его мысли занимали самураи, которые ступали в бурную, бурлящую воду, и совсем забыл, что ему, как военачальнику, полагалось следить за всем.
И за всеми.
И если бы он делал, что должно, то его войско не угодило бы в эту ловушку.
Их застали врасплох, и первые несколько минут расстреливали из луков, словно новорожденных, слепых зверят. Те, кто застряли в реке, метались, не зная и не понимая, в какую сторону им двигаться: вперед, назад?.. Но скрыться им было негде, и потому они стали первой мишенью. Кто-то, отпустив веревку, ушел под воду, надеясь отплыть; кто-то размахивал мечом, рассчитывая отбить стрелу; кто-то воспользовался телом погибшего товарища как щитом...
Мамору всего этого не видел. Он сразу же бросился вперед, оставив реку и переправу за спиной, в самую гущу воцарившегося хаоса, пытаясь понять, с какой стороны на них налетел враг.
И когда он понял, то непроизвольно застыл на месте, несмотря на то, что вокруг него свистели стрелы, и уже начиналось сражение.
Враг налетел на них ни с какой стороны.
На них напали изнутри.
Второй его лучший полководец. Хиаши, которому он доверял, как себе.
Который немало времени провел вдали от своего господина в гарнизоне у реки. И которому посулил место Мамору — место первого полководца Империи — если тот схватит его живым.
Обо всем этом он узнал уже позже. Пока же Мамору видел, как одни его люди бьются против других — его же людей. Облаченных в одинаковую одежду. Держащих одинаковые знамена… И определить, кто на какой стороне, было непросто. Но заметив в руках полководца Хиаши лук, стрелы из которого летели в самураев, застрявших на переправе, кое-что Мамору для себя уяснил.
И, обнажив катану, бросился к предателю.
Ему на пути попадались растерянные самураи, которые в обрушившемся на них хаосе не понимали, где друг, а где — враг. И невозможно было определить, пока перед лицом не вырастала чужая катана, или тот, кто еще вчера делил с тобой тяготы пути, доставал лук и тайком пускал стрелу. У Мамору не было слов, которыми он мог бы помочь преданным ему людям, и он выкрикивал лишь имя полководца Хиаши, раз за разом называя его предателем.
Горько. В самом начале он подумал, что на них напал враг, подразумевая Императора. Но нет. Его предали те, кому он верил. За кого сам, не задумываясь, отдал бы жизнь.
И вот как все обернулось.
Его пытались остановить. Кто-то вырастал у него на пути с обнаженными катанами, но самураи, что остались ему верны, со всех сторон бросались к нему, чтобы защитить своего господина.
С каждой минутой посеянный изначально хаос словно уменьшался и упорядочивался, и очень быстро некогда единое войско разделилось на две неравных части, и самураи определились, кого станут уничтожать они.
До полководца Хиаши Мамору все же добрался. Вдоволь испачкавшись в чужой крови и полный сжигающей все на своем пути ярости. Он не стал ничего спрашивать, и ни одно слово не вырвалось из плотно сжатых губ. Мамору налетел на предателя подобно вихрю, в несколько движений разметав по сторонам тех, кто стоял возле Хиаши, и они сошлись один на один.
— У меня не было выбора, господин, — а вот Хиаши посмел раскрыть рот, посмел искать себя оправдания. — У них вся моя семья, и вы видели, что они сделали с вашими слугами...
Мамору усмехнулся бы, но он берег дыхание.
— Поймите же меня, господин! — рвано выкрикивал Хиаши, пока их катаны танцевали свой смертоносный танец, и воздух вокруг дрожал от жгучей ненависти и силы, которую Мамору вкладывал в каждый свой удар.
Он почти не слушал, что выкрикивал Хиаши, — слишком громкими были биение его собственного сердца и нарастающий рокот в груди. Остальная часть боя вокруг них словно потонула в тумане: краем глаза он различал смутные силуэты воинов, но все это отошло на задний план в момент, когда он застыл лицом к лицу с предателем.
Металл гулко звенел при каждом столкновении катан, и воздух наполнялся звоном стали и горячим дыханием двух противников. Мамору вкладывал в каждый замах столько ярости, что Хиаши, один из лучших самураев в Империи, теперь едва успевал парировать. И находил силы захлебываться оправданиями.
— Я не мог иначе! Моя семья...
Мамору не отвечал — лишь тяжело дышал. У него тоже была семья.
Слабый стон вырвался у Хиаши от осознания, насколько жалкими его оправдания выглядят перед лицом разрушенных судеб.
— Это… вы бы на моем месте…
Но он недоговорил, потому что Мамору рванул вперед, едва не сбив его с ног. Лезвия скрестились с таким звоном, что на миг заложило уши, и искры, сорванные соприкосновением металла, рассыпались вокруг двумя ослепительными дугами.
— Ты сам выбрал, — прошипел Мамору. — Все остальное — пустые слова!
Он уже сделал замах, целясь в правый бок Хиаши, когда тому на помощь подоспело несколько самураев, и Мамору отказался отброшен от своего противника на десяток шагов. Биться сразу с тремя никогда не было просто, но он умел это делать. Он стиснул зубы и перехватил катану обеими руками, придав себе устойчивость.
Три новых противника спешно образовали полукруг, давая предателю время отдышаться и встать на ноги.
Первый из самураев, приземистый и коренастый, сделал обманный выпад снизу. Мамору встретил удар, отведя клинок чуть в сторону и при этом скользнув вполоборота вправо. Сталь заскрежетала, когда катаны соприкоснулись. Тут же слева на него обрушилась новая атака — второй самурай попытался зайти со спины. Мамору извернулся, пропустив лезвие мимо, и тут же ударил сам, и противник отшатнулся, держа левую
