Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович
Солидный такой кабинет. С паркетными полами, натертыми до блеска и частично прикрытыми красной ковровой дорожкой. С солидной мебелью с толстыми резными ножками и позолоченными ручками. И солидным хозяином, чей солидный животик обтягивала новехонькая форма с золотыми галунами.
К моему заявлению и выписке с проходной университета он отнесся без особого воодушевления. Важно выслушал, все изучил, потом столь же важно сказал:
– Это ничего не доказывает. Вы лицо заинтересованное.
– А выписка с проходной?
– Поручик Хомяков мог покинуть университет и вернуться туда не через проходную.
– Как это не через проходную? – возмутился Тимофеев. – Это невозможно.
– Есть способы, – туманно ответил следователь. – Разглашать их я, разумеется, не буду, это не в интересах следствия. Способы подходят не всем, но поручик входит в группу лиц, которые могут таким образом покидать университет незамеченными. И возвращаться, соответственно, тоже.
Он лениво вертел в руках карандаш и даже не смотрел на нас. Почему-то подумалось, что ему уже спустили сверху результат расследования и от наших слов сейчас не зависит ровным счетом ничего. Теплое место предполагало полную лояльность хозяевам, и следователь сейчас отрабатывал жалованье и кабинет, а не стремился найти истину.
– То есть вы утверждаете, что Елизавета Дмитриевна лжет? – холодно спросил Тимофеев.
– Она лицо заинтересованное, – невозмутимо повторил следователь.
– А моя служанка? – уточнила я.
– Разумеется, тоже.
– А ментальная магия? – ухватилась я за соломинку. – Меня же может допросить специалист по ментальной магии, чтобы подтвердить, что я не лгу.
– Вы могли видеть иллюзию и даже не подозревать об этом. – Он почти зевнул мне в лицо.
– А Николай? То есть поручик Хомяков. Уж он точно может знать, что был у меня не иллюзией.
– К сожалению, подобный допрос поручика Хомякова невозможен.
Разумеется, невозможен, потому что все обвинение рассыплется карточным домиком после такого допроса.
– Это официальная позиция следствия?
– Помилуйте, барышня, – снисходительно усмехнулся этот тип. – Следствие еще идет. Разумеется, ваше заявление и другие бумаги я приложу к делу. Но если вы рассчитываете, что после вашего заявления поручик Хомяков будет отпущен на свободу и сможет избежать карающего меча правосудия, то вы глубоко заблуждаетесь.
– Он невиновен!
– Суд определит, – равнодушно ответил следователь. – У вас все? В таком случае более вас не задерживаю.
Захотелось на него наорать и выплеснуть содержимое пузатой чернильницы, которая прямо-таки просилась в руку, прямо в эту наглую лоснящуюся рожу так, чтобы чернила потекли сначала по лицу, потом по новехонькому мундиру, красному сукну стола… Я столь живо представила картину, что руки зачесались сделать ее явью. Но этим я точно Николаю не помогла бы, а только настроила против себя того, от кого могла зависеть его судьба. А могла и не зависеть – тут я не заблуждалась. Я закрыла глаза, чувствуя, как внутри бурлит ярость, мешается с магией и хочет выплеснуться, и несколько раз вдохнула-выдохнула, чтобы успокоиться:
– Имейте в виду, что невиновного вам посадить не удастся. Всего хорошего.
Повернулась я недостаточно резко, чтобы не заметить снисходительную усмешку следователя. Да, этот точно посадит того, на кого укажут, и даже аппетита не потеряет.
– Всего хорошего, барышня. И советую вам еще раз хорошенько подумать, пока я не дал вашему заявлению хода.
Штабс-капитана в приемной не было, а Хомяковы по моему лицу поняли, что разговор у нас со следователем не задался. Волкова зло выдохнула: «Пусть она не думает, что ей все сойдет с лап», подразумевая, скорее всего, Ольгу Александровну.
– Не сойдет, – согласилась я. – Сейчас не Средневековье, чтобы монархи творили все что вздумается.
Секретарша выразительно закашлялась.
– Кто бы ни творил, страдает Коля, – сказала Волкова, зыркнув на нее довольно зло.
Хотя, конечно, секретарша – последняя, кого можно обвинить в проблемах Николая.
– Да, как бы теперь дело ни повернулось, – сочувствующе сказал Тимофеев, – отставки вашему сыну не избежать.
– А и к лучшему, – махнул рукой Хомяков. – Лишь бы вытащить его из этой западни. Тоже мне, долг перед отечеством – охрана истеричных девиц.
Секретарша закашлялась еще возмущенней, Петр Аркадьевич наконец обратил на нее внимание и подошел к столу:
– Нас примут сегодня или нет?
– Разумеется, нет, – сурово ответила секретарша. – Я вам уже все объяснила. Вы не записаны и не попадаете в плотный график моего начальника. Вас вызывали? Нет. Вот видите.
– И все же я требую. – Невысокий Хомяков нависал над секретаршей, как сама неотвратимость. – Я настоятельно требую. – Он стукнул кулаком по столу.
– Будете хулиганить – полицию вызову и вас посадят, как мешающих следствию, – мстительно сказала она.
– Елизавета Дмитриевна, нам пора, – напомнил Тимофеев.
– Лиза, где мы сможем вас найти? – спросила Анна Васильевна, не отрывая тревожного взгляда от мужа.
Я вопросительно посмотрела на Тимофеева. Возможно, его знакомства помогут скорректировать планы и нам придется куда-нибудь пойти?
– Мы будем в университете, в лаборатории целительских артефактов, – правильно понял он мой взгляд.
Я сообщила еще домашний адрес, невольно подумав, что будет не совсем прилично, если Хомяковы столкнутся с Ли Си Цыном. С другой стороны, это же пациент Владимира Викентьевича…
Глава 36
Филипп Георгиевич никак не стал комментировать неудачу, за что я была ему чрезвычайно признательна. Оттого, что кто-то назовет следователя продажной сволочью или Ольгу Александровну мстительной непорядочной женщиной, не изменится ровным счетом ничего. Да и не факт, что он не думал, что пойди Николай навстречу желаниям великой княжны, ничего бы с поручиком не случилось. Люди-то разные бывают, и пределы допустимого у них тоже отличаются. Опускать руки я не собиралась, но и предпринимать что-нибудь без разговора с Хомяковыми тоже. Следовало успокоиться и обдумать планы.
Сначала мы вернулись домой – проверить Ли Си Цына. Лис продолжал умиротворенно дрыхнуть, выглядя при этом детской игрушкой. Вот что значит глаза закрыты! Владимир Викентьевич сидел рядом с кроватью и читал книгу, но при нашем появлении подскочил и сказал:
– Не вижу радости на ваших лицах. Безрезультатно сходили?
Я вздохнула:
– Отрицательный результат – тоже результат, Владимир Викентьевич. Теперь понятно, что сверху спустили приказ утопить Николая. Но они не знают, на что я способна, если меня разозлить.
– А вы не злитесь, Елизавета Дмитриевна, – спокойно сказал Владимир Викентьевич. – Скорее всего, вам придется торговаться со Львовыми, а делать это лучше с холодной головой.
– Торговаться? – переспросил Тимофеев. – Торговля предполагает что-то, что должно заинтересовать Львовых настолько, чтобы они отказались от своих претензий…
Фразу он не закончил, но намек на то, почему он вступил в мой клан, прозвучал. Следовало ему дать понять, что договоренности я нарушать не буду.
– Владимир Викентьевич прав, у нас есть предмет, за который можно попытаться
