Паук раскинул сеть (СИ) - Романовская Ольга
- Госпожа?
Гоэта вздрогнула, услышав голос регента. Подняла голову и увидела, что тот протягивал ей бокал.
- Соблаговолите принять, - герцог практически насильно засунул фужер в пальцы и улыбнулся, заметив дрожь собеседницы. - Дурно не выпить за близкого человека, госпожа ли Тэр.
- Близкого человека? - еле слышно удивлённо выдохнула Эллина.
Она ничего не понимала, зато чувствовала буравившие её взгляды. Отнюдь не дружеские. Леди ли Брагоньер и вовсе скривилась, будто проглотила лимон. В конце концов, не выдержала и попыталась исправить 'ошибку'.
- Ваша светлость, госпожа Тэр - всего лишь гоэта, девушка из третьего сословия, а не благородная дама. Ей, безусловно, льстит ваше обращение, но, увы, она всего лишь Тэр. Она гостья сына, поэтому сидит с нами.
Сказала - будто по щекам отхлестала.
Эллина вздрогнула и, желая сбежать от насмешек, поставила бокал на пол. Хотела встать, но герцог не позволил. Ухватив за руку, он удержал беглянку и усадил подле себя на диван, вызвав волну изумлённых вздохов. Гоэта сама тряслась от страха, гадая, что с ней сделают.
- Выпейте, успокойтесь, госпожа, - регент поднёс к её губам бокал, и Эллина покорно глотнула. - Понимаю, вы многое пережили, но теперь всё, волнения позади.
Голос убаюкивал, будто укачивал на волнах. Не верилось, что этот же человек пару минут назад жестоко расправился с Наришем.
Налив и себе вина, герцог чокнулся с бокалом Эллины и пригубил терпкий напиток. Выжидающе глянул на неё, побуждая сделать то же самое. Гоэта покорно глотнула и едва не поперхнулась.
- А теперь второй тост, господа, - регент обернулся к присутствующим. - За новоиспечённую личную дворянку, госпожу Эллину ли Тэр.
Видя, что никто не спешит поднять бокалы, герцог выпил свой первым, до дна, и отставил на пол, как некогда до этого сделала Эллина. Одарив обескураженную гоэту пристальным взглядом, регент попросил её похозяйничать за чайным столом. Эллина замерла в молчаливой мольбе. Она понимала, чем обернётся этот жест. Герцог на глазах у всех унизил леди ли Брагоньер. Именно ей как хозяйке и как самой старшей и знатной в доме надлежало потчевать гостя чаем.
- Мир жесток, госпожа ли Тэр, - объяснил свой поступок регент. - Вам отныне придётся в нём жить. Хорошо, разрешаю проигнорировать мою просьбу.
Дальше герцог, казалось, потерял всякий интерес к гоэте и вернулся на прежнее место. Эллина только порадовалась и приготовилась выдержать бой с леди ли Брагоньер. Та чётко обозначила её место, даже сословно принизила: хоть одной ногой, но гоэта стояла во втором, а не в третьем. Казалось, после заявления регента леди ли Брагоньер поперхнётся - так позеленела. Воспитание и выдержка позволили ограничиться всего одной колкой фразой. После леди ли Брагоньер на Эллину даже не взглянула, приторно, холодно улыбалась регенту и благодарила за оказанную дому честь. Зато остальные присутствующие будто впервые увидели гоэту, попытались вовлечь в разговор. Эллина тушевалась, ощущая себя не в своей тарелке. Если бы не школа Анабель, и вовсе бы молчала, а так кое-как, но поддерживала светскую беседу. Только смотрели на гоэту не как на равную, а как на даму полусвета. Вроде, и не девица для развлечений, но и на обед не пригласишь.
Пару раз Эллина ловила на себе косые взгляды леди ли Брагоньер. Чувствовалось, той не терпелось высказать пару ласковых новоиспечённой дворянке, но мешало воспитание. Приходилось вести светскую беседу, интересоваться здоровьем Натэллы и сочувствовать несчастной, так рано овдовевшей королеве.
Леди ли Брагоньер потянулась к чайнику, но герцог покачал головой и, не оборачиваясь, позвал:
- Госпожа ли Тэр?
На негнущихся ногах Эллина подошла к герцогу и, помедлив, поклонилась. Регент кивнул и попросил налить ему чаю. Гоэта жутко боялась разбить чашку, пролить ароматный напиток, опозориться, но обошлось. Опасалась, что регент попросить присесть, заведёт беседу, однако и тут удача улыбнулась Эллине. Разлив чай, она благополучно вернулась на прежнее место.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Неожиданно обрушившееся дворянство давило на плечи. Эллине казалось, будто её стали ненавидеть. Раньше гоэту не замечали, а теперь завидовали. Обласканная регентом, она тут же превратилась в объект для зависти. Поневоле закрадывались сомнения, не для собственной выгоды ли герцог это сделал? Какую игру затеял, не принёс ли в жертву своим интересам? И ведь не спросишь, остаётся только гадать. Вдобавок откровенный интерес герцога провоцировал нездоровые ассоциации. Гоэте казалось, будто все считают её любовницей регента. Действительно, зачем жал пальчики, просил заменить хозяйку дома, наливал вино, даровал дворянство? И ведь никому не докажешь, что это не так.
Перед уходом герцог вновь обратил внимание на Эллину. Подошёл и неожиданно снял с пальца кольцо.
- Примите в качестве награды. Не всякий мужчина проявит такую смелость и любовь к родине.
- Ну что вы, я ничего такого не сделала... - промямлила гоэта и под перекрёстными завистливыми взглядами надела кольцо. Оно было велико, но такие подарки передают из поколения в поколение. - Я не понимаю, чем заслужила такие милости, ваша светлость.
- Я, кажется, объяснял. Хотя бы тем, что спасли жизнь новому Королевскому прокурору. Проводите меня, леди ли Брагоньер.
Эллина с облегчением вздохнула и поспешила к соэру, благо её никто не задерживал.
Она нашла Брагоньера в состоянии странной задумчивости. Не решаясь заговорить первой, Эллина присела у кровати и, помедлив, расстегнула верхнюю пуговицу рубашки любовника: она мешала дышать.
- Герцог уехал? - не размыкая век, спросил соэр.
- Да. Перед этим выставил на посмешище, - вздохнула гоэта и призналась: - Думала, умру со страха. Его светлость попросил налить ему чаю, выказывал знаки внимания.
- Какие ещё знаки? - нахмурился Брагоньер и, позабыв о слабости, сел, вперив в Эллину колючий взгляд.
- Ольер, не смешно уже! - насупилась гоэта. - Сколько можно ревновать! Никто мне, кроме тебя, не нужен. А герцог вина налил, поговорил немного, за храбрость похвалил, сказал всем, что отныне я дворянка.
Соэр слушал молча и кивал. Потом вздохнул и огорошил неожиданным вопросом:
- Ты замуж хочешь?
- Что?
Эллина сглотнула. Она решительно не понимала, к чему клонил любовник.
- Хочешь, - за неё ответил Брагоньер. - Я так и не поблагодарил... Просто женщина - и мужчину... Это ненормально, Эллина, и характеризует мужчину как слабака. Он должен заботиться о спутнице, защищать её, а не наоборот. Это такое пятно на репутации.
- Вечно ты со своей гордостью! - вздохнула гоэта и предложила заменить рубашку прежним удобным одеянием.
Соэр отказался и с укором пробормотал:
- Ты не понимаешь! Как можно себя уважать, если тебя спасает женщина. Собственными руками, связавшись с некромантом...Я после этого слабак.
Эллина ничего не стала отвечать, просто обняла и прижала его голову к груди. Потом всё же не удержалась и спросила:
- Когда ты меня спасал, ты себя слабаком чувствовал?
- Мерзавцем я себя чувствовал, Лина, но совсем по другой причине. Я понимаю, к чему ты клонишь, это совсем другое. Ради тебя я бы десять желаний твоему сомнительному дружку исполнить пообещал.
Эллина расплылась в счастливой улыбке, поцеловала его и заверила, для неё Брагоньер самый сильный, отважный, умный и прочее, и прочее. Тот хмыкнул и попросил не лгать.
- Я не девушка, мне комплименты не нужны. Спасибо. Я твой должник.
Соэр нащупал ладонь Эллины и поднёс к губам. Та наслаждалась приступом редкой нежности, позабыв о недавних страхах и переживаниях. Чтобы Брагоньеру не приходилось тянуться, перебралась к нему на кровать. Как и прежде, соэр скупился на ласки, и Эллине приходилось его тормошить, чтобы получить очередной поцелуй. Зато Брагоньер, скрепя сердце, признал, гоэта заслужила награду, а поступок её, при всех недостатках плана, - героизм. Мало какая женщина на такое пойдёт. Это прозвучало слаще всех комплиментов на свете. В порыве чувств Эллина расцеловала любовника, чуть не придушив в объятиях. Брагоньеру даже пришлось напоминать о сломанных рёбрах. Спохватившись, гоэта осмотрела повязки и предложила принести соэру бокал вина, чтобы тот тоже выпил за своё назначение, но помешало покашливание леди ли Брагоньер. Она вошла неслышно и до поры, до времени не вмешивалась в происходящее.