Рожденная под темной звездой - Марина Анатольевна Кистяева
- Ты, долбанный придурок! - прошипела она, часто дыша. - Ты чего творишь? Не боишься покалечить тело своей ненаглядной шлюшки?
Юлиан точно не слышал её. Методично развязывал завязки на окровавленном плаще. Кровь была его.
- Эй! Ты меня слышишь, Джаджен? - Сатинская в воздухе щелкнула пальцами, словно пытаясь достучаться до вампира. Только стоило ли это делать?
Она стояла в полушаге от него и чувствовала, как мир сужается до размеров гостиной. До размера нескольких метров, что они занимали. Воздух вокруг них сгустился, казалось, резани ножом - и останется след. Елизавета злилась и продолжала скалиться. Уже мысленно подобрала пару едких эпитетов про отношения Джаджена с его девкой. Страх, что пробрался в её нутро, необходимо было пресечь на корню.
Настораживало, что Юлиан молчал. И выглядел очень плохо. Разве вампир может состариться в одночасье? Тем более Древний? И где хваленая регенерация существа, прожившего более тысячи лет?
- Слышу.
Снова одно лишь слово.
И снова холодный пот по спине.
- Тогда какого черта не отвечаешь на мои вопросы? Или язык отсох? Кстати, где это тебя так потрепало? С кем это ты пообщался?
Она пыталась язвить. Меньше всего хотелось, чтобы Джаджен почувствовал ее страх.
Юлиан скинул плащ. Всё это время он неотрывно смотрел на Сатинскую. Сквозь пелену затуманенного сознания он видел всё: каждую царапину, каждую капельку крови.
Его девочку ранили. Ей сделали больно. А это недопустимо. Никому не позволено причинять боль его Лизе.
- Иди ко мне.
Сначала Елизавета даже не поняла, откуда в голосе Джаджена взялась мягкость и нежность. Растерянно моргнула и нахмурилась.
- Это ты мне?
- Да.
- Эй, ты часом не сошёл с ума, милый?
Договорить она не успела.
Как и не успела отпрыгнуть.
Объятия Джаджена были крепки. Из его рук простой смертной вырваться было нереально.
Как только её грудь расплющило о мощную грудь Юлиана, всё встало на свои места. В голове пронесся рой нереальных, выбивающихся из привычного строя, мыслей.
А когда Юлиан начал медленно наклонять к ней голову, и она увидела удлиняющиеся клыки, всё встало на свои места.
Где-то на задворках памяти всплыло воспоминание об увлечении Джаджена древними реликвиями, и его поиски редких манускриптов. Темная магия, книги, пропитанные кровью и написанные на человеческой коже, гробницы с существами, о которых лучше не знать. Она всегда относилась с долей иронии к его пристрастиям. И только сейчас осознала - зря.
- Нет!! - крик шёл из самого сердца. Ещё бьющегося. Еще живого. - Ты не можешь!.. Не имеешь права!.. Тебе никто не давал добро на инициацию!!!
Не хотелось умирать заново. Не хотелось уходить за черту. Не хотелось видеть чертей из Ада и ложиться под демонов. Уж лучше снова клетка и призрачное тело! Что угодно! Но только не смерть...
- Я его получил.
Как он может говорить так спокойно, когда всё вокруг окрашивается в черно-красные тона? Когда он собирается сделать то, что считается преступлением даже в вампирской среде? Инициация человека давно запрещена. Особенно у высших вампиров. Чем чаще вампир проводит инициацию, тем больше риск превращение его в стригоя. Жажда крови становится неконтролируемой. Вампир начинает выбирать себе не доноров для утоления голода, а выискивает жертв для обращения, для уничтожения их души, для пополнения армии бездушных тварей.
Чтобы вампир без последствий провел инициацию, собирается совет из старейшин. И под контролем сильнейших вампиров свершается древний обряд.
В пентхаусе всё происходило иначе. Не было совета. Не было пристальных глаз, готовых в любую минуту прекратить обряд, если что-то пойдет неправильно. Вампир не должен увлекаться, не должен испивать человека до конца.
Когда Елизавета услышала, что Джаджен получил разрешение, она закричала. Надрывно. Зло. Вложила в крик всё отчаяние. Отчаяние трех столетий, окрашенных лишь болью, кровью и борьбой за существование в мире, где невозможен чистый воздух, где нет добра, где не приветствуется даже глумливая улыбка. Где тебя ежедневно рвут на части просто ради того, чтобы причинить боль.
Разрешение Джаджену выдал не совет. А те, кто был выше даже сверхсуществ. Кто потребовал за разрешение непомерную для многих плату.
И Юлиан эту плату дал.
Его клыки вонзились в яремную вену девушки одновременно с когтями, что полоснули по ее спине, раздирая в клочья женское тело. Чем быстрее наступит смерть - тем лучше.
Он это знал.
Как и знал, что кровь Лизы безумно ему понравится. Что она будет слаще всего, что он пил за долгие, очень долгие столетия. Она дурманящая. Она неповторимая. Она предназначена для него.
В голове словно ударили тысячи колоколов. Уши заложило. Глаза зарезало. Перед внутренним взором Юлиана пронеслись кадры из прошлого Лизы.
...Вот она пятилетней девочкой сидит в кресле у парикмахера, сдвинув насупленные бровки. Соседская девчонка кинула ей в волосы репейник, и мама притащила Лизу, чтобы состричь её серебристые локоны. А она этого не хочет! И волосы жалко, и репейник не вытащить! И зло берет на девчонку, которую еще утром считала подругой...
...Вот она смущенная стоит перед учителем, вручающим ей диплом за победу на Олимпиаде по литературе...
...А вот она впервые увидела соседского парня. Его смеющиеся глаза заглянули в ее, и от этого случайного взгляда кровь быстрее побежала по венам...
Из горла Юлиана вырвался утробный рык. Именно сейчас, когда её кровь питала его организм, ревность прорвалась к сердцу. Сжала его и рванула. Впустила в него острые когти и с упоением провернула их, оставляя рваные раны.
Но Юлиану удалось взять контроль над зверем. Отринуть прошлое. Так надо. У всех нас есть прошлое. Оно должно существовать ради будущего.
И сейчас он делает это самое пресловутое будущее...
Из горла девушки стали доноситься булькающие звуки. Она задыхалась. От боли. От непонимания происходящего. От того, что жизнь тоненькой струйкой вытекала из её тела.
Юлиан принялся пить быстрее. Агония Лизы - его агония.
Тук-тук... тук... тук...
Сердце девушки остановилось.
Юлиан замер, содрогнувшись всем телом. Его кровь пылала. Каждый сустав выворачивало. Мышцы напряглись до такой степени, что сделай резкое движение - и они порвутся, словно сгнившие нитки. Адреналин зашкаливал. Человеческая кровь не компенсировала те силы, что он отдал в усыпальнице древних вождей. Он был ещё слаб. Очень слаб.
Но на себя ему было плевать.
Была Лиза.
Его Лиза.
Грудь зажгло, нет, разорвало в лохмотья. Душевная боль не шла ни в какое сравнение с физической.
- Прости...
Голос Юлиана было не узнать. Хриплый, низкий. Слова приходилось выталкивать из себя, через