Рыжий и черный - Татьяна Лаас
Ирма ткнула в спину Тину, заставляя её выходить вперед:
— Тина вообще хорошая! Она никогда не крала и ни в чем не замешана. Мы все уйдем, но Тина и Вилли ни при чем.
Идо обвела всех больным, усталым взглядом — она всю ночь не спала, ухаживая за Байо и боясь, что он отдаст душу богам:
— Я уже сказала: отбывший свое наказание считается в дальнейшем невиновным. Я никого не гоню, но впредь буду строже относиться к деньгам и не подвергать вас искушению.
Эмма прошептала:
— Я верну камею. Я найду деньги и выкуплю её!
Идо вздохнула:
— Опять украдешь?
— Нееет… — смешалась Эмма. — Заработаю… Как-нибудь.
— Камея неважна, — смирилась с потерей Идо. — Боги с ней. Важно иное. Доверие подорвано. Я понимаю, что подозреваю вас зря, но ножи… Я теперь думаю, кто из вас мог… — она осеклась. — Простите. Я неправа. Я не полиция, я не имею права осуждать и…
Ирма снова влезла:
— Я говорила Джону, что не стоит переться на тот завод! Я предупреждала его, что про его хозяина ходят всякие плохие слухи, но он уперся рогом, что обязан вам помогать! Только ж… — она поперхнулась словами, и Идо твердо сказала:
— Ирма, ты должна об этом рассказать полиции.
— Да кто мне поверит! — дернулась девушка. — Я же воровка, мне солгать, как плюнуть…
— И все же, хотя бы попытайся. Если боишься офицеров, я пойду с тобой, — предложила Идо. Она обвела взглядом всю плотную стайку своих воспитанниц: — еще раз… Прошу прощения за недостойные мысли о Джоне. Я никого не гоню. На улицах опасно, а вы все еще дети. И не надо так гневно смотреть: пока вам нет восемнадцати — вы дети. За вас отвечаю я — я пустила вас в свой дом и взяла ответственность за ваши жизни. Только прошу — больше никаких неприятных сюрпризов.
Тина тихо сказала:
— Простите, что привела вчера пилотку…
Идо заставила себя улыбнуться:
— А вот это как раз хороший сюрприз. Он был в беде из-за плохого самочувствия и мог умереть этой ночью на улице. Но вот красть было с его стороны плохим поступком! — все же не удержалась она от нотаций.
Глава 28 День четвертый. Немного легкого безумия
Андре проснулась рано утром — её поднял из постели заказанный телефонный звонок портье. Кутаясь в легкий ренальский халат-хипао и ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковра в зыбком свете уличных фонарей, пробивающихся через неплотно задернутые шторы, Андре отчаянно хотелось спать, но горячий душ прогнал сонную хмарь, заставляя быстро двигаться и собираться — Грегори нельзя опаздывать на службу, она должна его вовремя подменить в госпитале. Ночью никто не телефонировал, так что Андре надеялась, что с Лиз все хорошо. Брат не стал бы молчать и скрывать, он бы телефонировал в любой час дня или ночи. Андре, пока горничная накрывала ранний завтрак в гостиной, оделась в свободный спортивный костюм, состоявший из бриджей, теплых гольфов и такого же свитера, твидового пиджака и кепки, позавтракала, поменяла воду в вазе — вчера Анри, словно извиняясь за головную боль из-за прошлого букета, прислал одинокую веточку цветущей вишни. Её розовые лепестки быстро опадали, зато ничем не пахли. Андре помнила, что вишня — символ краткости бытия, его мимолетности и красоты. Только почему-то при виде тонкой, хрупкой ветви в изящной вазе ренальской работы в голову приходило не это, а одиночество. Словно Анри намекал на свою потерянность и поиск родной души. Андре прогнала прочь глупые мысли — принцы не бывают одиноки. Если ей так кажется, то это нужно Анри для чего-то. Она хватила свой саквояж и выскочила в коридор гостиницы — ей еще свежую одежду для брата и Лиз необходимо собрать.
Анри терпеливо ждал её в холле второго этажа. Он встал из кресла, в котором сидел и невозмутимо читал газету, и направился к Андре. Поздоровавшись, он тут же забрал из рук девушки оба саквояжа — с вещами Лиз и с вещами Грегори, словно так и нужно было. Анри очаровательно улыбнулся:
— Позвольте проводить вас, Андре.
Ему уже сняли повязку с головы. Красный, припухший, по виду еще и очень горячий шрам шел через лоб до уха, заканчиваясь где-то на шее. Левая бровь навсегда застыла с приподнятым кончиком, отчего казалось, что Анри смотрит на все с насмешливым недоверием. Проблему неровно остриженных медиком волос принц решил кардинально — он просто побрил голову. Словно зная, как это будет смотреться в сочетании с любым партикулярным костюмом, он с утра был одет в черный летный комбинезон и простой угольного цвета свитер под горло. Пилотка была заправлена в плечевой клапан на лямке комбинезона.
Андре попыталась отстоять один из саквояжей — она помнила, что у принца ранена рука:
— Можете проводить, Анри, но руку верните в поддерживающую повязку.
Он белозубо сверкнул улыбкой:
— Я не только дальновиден, предприимчив, чуть-чуть обезображен, но и силен, и совершенно, бесповоротно, здоров.
Андре, направляясь к лестнице, не сдержала смешок:
— Не с вашим титулом страдать о небольшом шраме на лице.
Принц криво улыбнулся, что с вечно приподнятой бровью смотрелось убойно — девичьи сердца не способны выдержать столько мужественной иронии:
— Вы правы. Даже от такого меня не отказались.
Она замерла на миг на лестнице:
— Анри…
Мужчина тоже остановился, разворачиваясь — сейчас он стоял на пару ступенек ниже, и глаза Андре и его были на одном уровне:
— Слушаю?
Андре твердо сказала, чтобы не было недомолвок между ними:
— Я ни за что не поверю, что вы пытались разорвать помолвку. Только не ради меня.
— Думаете, я не настолько предприимчив?
Эта его приподнятая бровь! Она сбивала с толку, заставляя в любых его словах искать скрытый подвох и глупо надеяться… Даже бритый налысо, даже со шрамом на полголовы, даже в старой летной форме, он был убийственно харизматичен. И совершенно точно знал это.
— Думаю, — строго сказала Андре, — что вы пытаетесь задурить мне голову, пользуясь моим возрастом и моим происхождением. Я никогда не поверю, что принц может настолько увлечься незаконнорожденной керой, даже ради пароэфирников. Я не идиотка.
— Вы думаете, в вас нельзя влюбиться? — слишком важно, даже как-то пафосно спросил Анри.
