Алла Соловьёва - Затемненная серебром

Громкий звук тормозов заставил вскинуть голову. Внедорожник взревел раненым зверем, сдал назад и резко остановился. Помедлив, Макс вышел из машины. Неужели вернулся? Затеплилась слабая надежда. Сорвавшись с места, я бегом бросилась к нему. Хотела схватить за руки, но он уклонился.

– Ты даже машину не заглушила, – зло сказал он. – Дай мне ключи, я загоню ее в гараж. – В интонации парня послышались досада и раздражение.

Вернулся только за этим? Молча протянув ключи, я всхлипнула. Даже в мелочах Макс – это Макс. Разве охранник будет помогать с уроками и мыть машину? Заботливо накрывать пледом и говорить, какое платье больше идет? На это способен только близкий друг, а я даже не задумывалась о том, чем он увлекается, что любит. Привыкла относиться к нему, как… да, как к охраннику: считать, что он нечто само самой разумеющееся, должное, но непримечательное, не заслуживающее внимания. А ведь он намекал на это.

Фадеев загнал «ауди» и, стараясь на меня не смотреть, протянул ключи.

– Макс, какое у тебя любимое блюдо? – истерично прошептала я.

Как же глупо. Задала вопрос, будто ответ на него – самое важное, что я должна узнать. Он вздрогнул, как от удара. Дрожащими руками обнял меня, прижимая к себе. Так было тысячу раз, когда он жалел или успокаивал. Прижавшись головой к его груди, я вцепилась в его рубашку: можно подумать, я смогу его удержать, вернуть, не отпустить. Зашмыгав носом, начала всхлипывать.

– Всегда добиваешься своего? Любыми путями, Злата? – хрипло спросил он. – Даже уйти спокойно не даешь, стараясь вытрясти из меня душу, лишить сил и заставить чувствовать себя виноватым!

Мне послышалось? Нет! В надсадном голосе действительно ненависть.

– А ты не уходи. Макс, я не справлюсь без тебя. – Я подняла голову, умоляя взглядом. – Мне не нужен другой охранник.

Макс напрягся и прижал меня к себе крепче, словно стараясь раздавить, чтобы не мучила и замолчала, а затем как-то резко расслабился, обмяк, будто сдаваясь. Загорелая рука потянулась к моему подбородку:

– И что прикажешь с тобой делать, забияка?

– Не бросать меня, – прошептала я, мгновенно почувствовав в нем слабину. – Макс, я не буду ругаться и не буду сбегать… хочешь, я даже твой джип вымою?.. Ну в крайнем случае отгоню на автомойку… А еще могу приготовить твое любимое блюдо, когда ты скажешь, что тебе нравится, – торопливо шептала я, ломая остатки его сопротивления и уже зная, что не уйдет, останется.

Фадеев тихо рассмеялся:

– Даже на это готова?

– Угу, – кивнула я, начав улыбаться. На глазах почувствовала что-то вроде пленки: значит, они изменили цвет, став изумрудными. Он внимательно изучал мое лицо. – Макс, ты нужен мне. Очень нужен!

Фадеев погладил меня по волосам, затем улыбнулся: ярко, ослепительно, совсем как летний луч солнца.

– Никогда не позволю, чтобы девушка мыла мне машину. Люблю шашлык, но готовить его – мужское занятие. Хотя сейчас не отказался бы от чая с бутербродами, – добавил он.

– Значит, не уйдешь? – на всякий случай уточнила я.

Фадеев покачал головой.

– Наверное, не смог бы, хотя и собирался. – Лицо Макса стало серьезным. Не отрываясь, он смотрел на меня. – Впервые за год я увидел, что твои глаза поменяли цвет на волшебный зеленый из-за меня. Ты рада мне, забияка, а ради этого я готов на многое. Ты не представляешь, что я испытал…

Не дав ему договорить, я приставила палец к его губам, заставив замолчать:

– Не надо, Макс. Ты не виноват.

Он разжал руки. Затем достал из кармана брюк отглаженный платок и протянул мне.

– Всегда ношу два, у тебя своего никогда не бывает, – недовольно поморщился он, словно злясь на себя за минутную слабость.

– Пойдем сделаю тебе горячие бутерброды, крутой Хранитель света, – рассмеялась я.

Несмотря на ночное время, я усердно готовила бутерброды, стараясь изо всех сил угодить Фадееву, что, похоже, доставляло ему немалое удовольствие. Парень улыбался и молча наблюдал за мной. Я болтала без остановки, рассказала, как провела день в академии, о тренировке с Елизаром. Затем поднялась наверх за учебником и, вернувшись в кухню, дочитала параграф, наблюдая, с каким удовольствием Макс уплетает бутерброды. Потом он проэкзаменовал меня, заставив пересказать параграф, якобы я была невнимательной и ничего не запомнила, и только к часу ночи тепло попрощался и уехал.

Отъезд Макса мгновенно навеял тоску. Поднявшись в комнату, я зевнула, надеясь, что сегодня высплюсь, но заснув, погрузилась во вчерашний кошмар. Кирилл снова сжигал меня. Все повторилось в точности, до щелчка зажигалки.

Утро встретило липким от пота лбом и простыней, скрученной вокруг тела плотным жгутом. Радовало только то, что вслух, кажется, не кричала. Опасаясь оставаться в одиночестве, я со скоростью ветра собралась на учебу. День прошел как обычно, но отличия все же были: сегодня Елена не била посуду в столовой, а Макс звонил раз пятнадцать. Тренировка с Елизаром повторилась, и табу, наложенные им на любое проявление чувств, кроме дружеских, сохранилось. Увы, ничего не поделаешь: я поняла, что рада даже этому. Что угодно, лишь бы видеть его, говорить, слушать чарующий голос, пусть даже рассказывающий о преимуществах и недостатках прямых атак.

Вернувшись вечером домой, натолкнулась на два чемодана в гостиной. Наконец-то приехала Ирина! Мама возилась в кухне, посыпая зеленью куриный рулет. Как всегда, потрясающе красива, даже домашние зауженные светлые брюки и розовая футболка смотрятся на ней как изысканный наряд.

– Привет, мам! – бросилась я ей на шею. – Тебя так не хватало!

– Я рада слышать это, малышка. Я тоже скучала! Твое наказание и все горести уже позади? – спросила она.

Я настороженно посмотрела на нее, пытаясь определить, рассказал ли ей Николай об Охотнике. Но радостная безмятежная улыбка говорили о том, что она не знает.

– Да, – облегченно ответила я.

– Давай ужинать, – улыбнулась Ирина. – Подарки покажу после.

Я заинтересованно посмотрела на нее. Ну, конечно, она никогда не возвращается без подарков. От предвкушения и нетерпения я сморщилась, как в детстве: надув губы и глядя умоляюще, чем вызвала смех Ирины. Эта игра нравилась нам обеим. Позже, уже в гостиной, мама раскрыла плоскую коробочку. Открыв рот от изумления, я увидела там пару сережек. Они составляли комплект с имеющимся у меня медальоном. С каждой сережки свисали по три крупные жемчужины, на концах были небольшие серебряные сердечки с розой внутри, опутанной тонкими проволочками. Мой медальон-сердечко с портретами Ирины и Николая был абсолютной копией сердечек на сережках.

– Мама, но это же классно! – сказала я восхищенно.

– Знала, что тебе понравится, – сказала она, разворачивая второй сверток. В коробке большего размера лежала антикварная серебряная рамка для фотографий, отделанная перламутровой эмалью. – Думаю, она будет отлично смотреться у тебя на столе, – заметила Ирина.