Путешествие Иранон (СИ) - Мелисса Альсури
— Я понимаю твои чувства, мне тоже жаль это дитя, но тайны есть тайны.
Солнце клонилось к горизонту, отбрасывая длинные темные тени на плиты песчаника под ногами. Дневная жара уже спала, давая вдохнуть полной грудью и посидеть на улице дольше пяти минут без ощущения, будто с тебя заживо зажаривают. Камни на крыльце главного храма приятно нагрелись, сидеть на них было одно удовольствие, но даже это спустя полчаса бессмысленных препираний уже надоело. Я подняла голову, осматривая размазанные остатки облаков по оранжевому небу, они, словно остатки каши в тарелке, небрежно скопились у кровавого ядра заката.
Зачем мне ваши тайны, если я даже себя не помню? Какой смысл в этих пустых спорах?
Иранон, ты Иранон, не забывай, это самое важное.
Вытянув губы трубочкой, я постаралась достать верхней до носа, как это делали другие дети в городе. Ничего не получилось, и, быстро заскучав, я оставила это занятие. Нужно было развлечь себя как-то иначе.
Ты приплыла сюда из очень дальних мест.
На корабле?
На корабле и не одна.
А с кем?
С родственницей.
А где она?
Погибла в шторме.
А, ясно.
В груди почти ничего не отозвалось, кроме какого-то полузабытого, невнятного недовольства. Когда-то эта родственница меня подставила или навредила, или сделала что-то неприятное, кто знает. Думать о ней не хотелось, я ощущала это напрасной тратой времени.
— Не может она быть связана с иным богом, вот иди сюда!
На длинные ступеньки перед входом в храм вылетела полноватая тетушка в красном балахонистом платье и вычурно синим тюрбаном на голове. Каждый раз смотря на него, я задавалась вопросом: а у Мелиссы вообще есть волосы? Такое чувство, будто нет, и вообще, она никогда не появляется без этого куска ткани. По пятам за тётей, но уже намного спокойнее вышла старая-престарая женщина с сухими, жилистыми руками, покрытыми рисунками. Она сжала губы, став похожей на вяленую рыбину, впалые глаза впились в меня взглядом.
— Дитя, ты находишь в мире особые знаки, видения или, может быть, голоса?
— Нет, не нахожу.
— И тебе не приходят чужие мысли извне?
— Нет, не приходят.
— Хм…
Матриарх кочевников расстроенно выдохнула, о чем-то задумавшись. Ее длинные пальцы застучали по коже, когда руки скрестились на груди. Мелисса торжествующе всплеснула руками, браслеты на ее запястьях отчетливо звякнули, будто поддакивая хозяйке.
— Во-от! Видишь? Я же говорила, что не слышит она никого и не болтает ни с кем в одиночестве, а ты…
— Болтаю, только если Он меня спрашивает или хочет о чем-то рассказать, — подтянув колено к груди, я обняла его, опустив голову и шевеля пальцами в сандалиях. — Он не всегда со мной, но Ему часто интересны всякие глупости.
Мелисса и старая женщина замолчали, буравя меня взглядом. Они стояли, словно судьи надо мной, пока тетушка не вздохнула тяжело и не прикоснулась пухлой ладонью к моей голове, мягко погладив по волосам.
— Мое бедное дитя.
Передернув плечами, я поморщилась, ощущая внутреннее неудобство. Мне не казалось, что я «бедная», потерянная — это да, но не «бедная». Просто мне нужно найти место, где я должна быть, там, где я могла бы отыскать себя, свою память и, может быть, родных.
Но это будет не скоро.
Наверное, придется чуть-чуть потерпеть, прежде чем меня вернут домой.
— Расскажи-расскажи, ну пожалуйста, что ты узнала?
— Не могу, Иранон, мне нельзя…
— Ну пожалуйста, Тама, я ничего не знаю, мне ничего не рассказывают, я даже не знаю, кто такие азиф, что который день стрекочут возле стен города.
Смуглолицая девчонка передо мной, переминаясь с ноги на ногу, закусила губу. Ее карие, словно мед, глаза уставились в землю, не спеша одарить меня вниманием. Загорелые еще по детски пухлые щеки заливал румянец.
— Я правда не могу, мне мать запретила, сказала, что меня ждет кара за болтовню.
— Да кто ж узнает, что ты рассказала.
— Узнает, я уверена.
Я сжала кулаки и постаралась унять обиду, растекающуюся раскаленным металлом по груди. Все сверстники получили свои первые тайны и теперь, перешептываясь меж собой, обсуждали общие знания, скрепляя свою дружбу полным взаимопониманием и огромной историей, передаваемой зарцами. Они чувствовали себя особенными, единым ядром своего маленького мира со своими правилами, что тщательно соблюдались предками уже множество веков, но я в их круг не входила. Я была лишней, деталью не к месту, неудобным звеном, которое вежливо терпели или тщательно игнорировали. Моя лучшая подруга Тамезан осталась единственной, кто старался поддерживать со мной связь, но и она уже невольно отдалялась, отделяясь от моего суматошного существования.
Ветер с моря принес запах рыбы, соли и дерева. Мы расположились на террасе, откуда можно было увидеть приходящие в порт корабли. Когда-то узнав, что судна ходят по всему свету, я тщетно сидела и ждала целыми днями тех, кто смог бы узнать меня и забрать в мою потерянную родину.
— Азиф — это не просто монстры.
Заметив мое уныние, Тама нерешительно подошла ближе, заправив прядь волос за ухо. Она тщательно подбирала слова и, стараясь не сказать лишнего, продолжила.
— Все привыкли считать их чудищами, но они… они… ой!
Схватившись за рот, подруга отскочила от меня. На землю между нами упал какой-то темный шнурок. Испугавшись и не понимая, что происходит, я подалась вперед, желая помочь Таме, но она шарахнулась от меня, как от прокаженной, заливаясь слезами. Они градом текли по щекам, скользили под пальцами и смешивались с алой-алой кровью, стекающей по подбородку. Розовые капли падали на песок между нами, проводя невидимую черту.
— Тамачка… Тамачка, что случилось?
— Ммм…
Громко всхлипнув и тихо, задушенно взвыв, подруга вдруг развернулась и побежала в сторону дома. Я осталась на террасе одна, не в силах пошевелиться, холодный пот, несмотря на привычную, нещадную жару Зара, проскользнул по спине, словно хлыстом расчертив кожу. Тоже захотелось плакать, громко, не таясь и не сдерживаясь, чтобы кто-то пришел и, успокоив, объяснил, что на самом деле произошло и почему я
