А печаль холод греет - Дайана Рофф
Я днями разговаривала сама с собой, плакала, смеялась и тренировалась. И с одной стороны, я в восторге от количества полученных эмоций, которые оставляли послевкусие жжённого сахара на языке, но с другой стороны, я словно сходила с ума по шаткой лестнице из нездоровых импульсов, раздробленных костей и неконтролируемого смеха.
Я так устала быть собой.
– Ты снова хотела сбежать от меня. Я в тебе разочарован.
Знакомый до боли в лёгких голос безжалостно проник в старые воспоминания, но я отогнала их прочь и ядовито огрызнулась:
– О! Миссия выполнена. Люблю тебя разочаровывать.
Отец лишь недовольно закатил глаза – типичная реакция на острый язык дочери. Он зло поправил чёрные, вечно растрёпанные волосы, потеребил карман белого халата и тревожным взглядом обвёл почти пустую белую комнату, но так и не посмотрел на меня – в общем, вёл себя как обычно, ведь вечно нервный и агрессивный характер являлся для него совершенно естественным. И мне абсолютно не хотелось называть его своим отцом – Аривер Зегерс, но никак не мой родственник. Невероятно высокий, крепко сбитый, мощный, с негустой бородой и с лёгкой гетерохромией серых глаз – он больше подходил на бывшего красавца-спортсмена, но никак не на учёного, который пытался спасти мир. И очень хотелось верить, что он действительно хотел спасти мир – если Аривер не изменился за эти полгода, то он наверняка желал славы и всемирной известности. Жаль, правда, эта известность придётся не на все почти восемь миллиардов людей, а на то, что от них останется – перепуганное стадо овечек, погрызенных волками и перебитых охотниками.
Жалкое зрелище.
– Ты так и не изменилась, – как всегда прямолинейно заявил мужчина, перебирая колбы с кровью на единственном находящемся в комнате железном столе.
– Ты тоже, – гадко усмехнулась я, тогда как понимала, что сама уже сильно изменилась.
Но отец никогда не хотел знать меня по-настоящему.
– Как прошло первое воспламенение? – наконец перешёл к научной теме Аривер и перестал так заметно нервничать. – Немногие мои пациенты, если их так можно назвать, выживают после первого раза, а если и выживают, то не хотят об этом говорить.
– А с чего ты решил, что я тебе расскажу? – злобно прошипела я, вся напрягаясь.
– А ты разве не помнишь, что я могу с тобой сделать? – заметив, как я испуганно коснулась уха, где не хватало мочки, он коварно усмехнулся. – Хотя я сам запамятовал, что у тебя плохая память.
Я с силой сжала кулаки, не желая показывать свою слабость.
– Это оказалось больно, но приятно осознавать свою силу, которая, правда, тебя же и убивает.
– Как всегда в твоём духе, – махнул рукой Аривер. – Даже не интересно.
– А мне вот ещё как интересно узнать, почему ты ушёл из нашей семьи, – я говорила жёстко, показывая, что мне важен был ответ. – Неужели нашёл себе другую?
– А что так сразу во мне надо сомневаться, а? – вспыхнул он, нахмурив пышные брови. – Да, нашёл другую, которая хотя бы не против брать детей из детдома или рожать мне новых.
Я побледнела от ужаса.
– Что?
– А что такого? – вышел он из себя, весь покраснев от злости. – Твоя мамаша вечно была недовольна тем, что я просил у неё как можно больше детей. Сначала я решил, что она просто не хотела мне их рожать, потому что это больно, но потом она не захотела брать их и из детдома. Уж не думал, что погибший сыночек так был ей важен!
– Погибший… сын? – в полном оцепенении спросила я, холодея от страха.
– Что за тупые вопросы, Делора! – ещё сильнее разозлился Аривер. – Разве ты не помнишь… хотя, естественно, не помнишь! С чего бы тебе помнить, что у тебя был брат-близнец Адлер? Ещё и глупое занятие было у твоей мамаши: сначала назвать детей самыми странными именами, а потом жалеть их!
Стало трудно дышать, одежда ещё сильнее прилипла к телу, голова разболелась, жар мешал мыслить разумно, но одно было ясно – у меня когда-то был брат. Родной брат. Близнец.
Б-р-а-т.
Брат, который теперь жил у меня в голове.
– Но… зачем тебе дети? – с пересохшим горлом сипло спросила я.
– Для экспериментов, конечно, дурочка! – с раздражением на мои вопросы ответил мужчина. – В то время мне нужна была женщина, которая сильно любила бы меня и не возражала бы против моих принципов. Мне нужна была женщина, которая сидела бы с детьми и воспитывала бы их, а я всего лишь проводил бы над ними опыты. И твоя мама была готова угодить мне, пока не умер её сыночек! Надо же, какая трагедия! Зато как он оказался полезен…
– А затем оказалась полезна и я? – сухо фыркнула я, сглотнув.
– Не так хорошо, как Адлер, но да, – немного успокоившись, повёл плечами Аривер. – Ты слишком странная оказалась: тебя эмоционально качало из стороны в сторону – то молилась, то уроки учила, то плакала, то закрывалась от всех. А иногда даже совершенно не чувствовала боли…
Я Мёрфи. И я не чувствую боли.
Вздрогнув, я в панике прижала к груди перебинтованные руки и попыталась успокоиться.
– Мама погибла. Из-за тебя.
– Это был её выбор, – отрезал Аривер и наконец-то посмотрел на меня, но через секунду резко отвёл взгляд. – Она сама виновата, что не хотела тебя отдавать.
«– Я проболталась, а он как-то это узнал, а это совершенно не нужно, это опасно. Быстрее! Тебе пора!
– Куда? Почему?
– Они пришли за тобой, дорогая. Но я тебя им не отдам. Я снова виновата, снова не то сделала, совершила ошибку, но прошу, не храни на меня зла. Беги и никому не доверяй. Ты не должна попасть в их руки, не должна. Иначе…»
– Она сказала, что о чём-то проболталась, – я потёрла веки, желая прогнать усталость вместе с воспоминаниями. – И что ты это как-то узнал…
– О, твоя мамаша любила во всём винить себя, потому что и вправду совершала порой слишком глупые поступки, – с ненавистью в голосе сказал Аривер. – После своего ухода я всегда подслушивал, что она там говорила по телефону, потому что вдруг что-то могло пригодиться. И как-то раз она проболталась своей подруге, что заболела «огненной болезнью» и боится, что заразила тебя. И конечно же, я хотел в этом убедиться – зная твою стойкость к моим экспериментам, я захотел тебя вновь заполучить. И как хорошо, что в
