Пророк (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Я наблюдала, как женщина, представившаяся моей матерью (и по имени — Кали), наклонилась к Ревику. Она дотронулась до его руки и сказала что-то на не знакомом мне языке. По звучанию напоминало какой-то азиатский язык, но это не походило на любые наречия, которые я слышала в Китае.

Мужчина, представившийся моим отцом, напрягся, наблюдая за взаимодействием его жены с Ревиком. Я видела, что он смотрит на Ревика с нескрываемым недоверием, и почувствовала, как мои мышцы напряглись.

Уйе. Он сказал, что его зовут Уйе.

Я видела, как в его голубых глазах проступает насторожённость, пока Ревик и его жена разговаривали. Я ощущала там безошибочно узнаваемую агрессию вместе с напряжённым испытующим взглядом.

Однако заметив, что я смотрю на него, он улыбнулся. Эта улыбка отразилась и в его светло-голубых глазах, заставив их заплясать.

— Вьетнамский, — сказал он.

Я тупо уставилась на него, стараясь игнорировать продолжающийся разговор между моей матерью и Ревиком, хотя Ревик крепче сжимал мою ладонь и почти зло отвечал женщине-видящей.

Уйе жестом пальцев указал на Кали и Ревика, снова улыбнувшись и предложив мне полную тарелку чего-то, похожего на кусочки жареной рыбы.

— Язык, — объяснил он. — Они говорят на вьетнамском.

— О, — выдала я, не зная, что ещё тут ответить.

— Они встретились в Сайгоне, — добавил он. — Твоего мужа отправили туда по работе.

Я кивнула, всё ещё не придумав никакого ответа.

— Ладно, — сказала я. — Спасибо.

Мужчина-видящий, Уйе, наклонился ко мне, сжимая мою руку ладонью и посылая обжигающую вспышку жара в мою грудь. В ней жило столько любви, что я почувствовала, как моя грудь напрягается, силясь это принять, а сердце пропустило удар, пока я отчаянно пыталась оттолкнуть это и в то же время принять. Взглянув на него в следующий раз, я с трудом не расплакалась, увидев слёзы в его светло-голубых глазах.

Он не отпускал мою руку, и пока он держал меня, я осознала, что опять вспоминаю его.

Честно, я не была уверена, хочу ли этого. В смысле, хочу ли я вспоминать.

Он послал мне очередной насыщенный импульс жара.

«Мне так жаль, дочь», — пробормотал он в моём сознании.

Когда я подняла взгляд, в его глазах по-прежнему стояли слёзы, но он улыбнулся мне, хоть и казался растерянным. Я понимала, что ему хочется обнять меня, но он не знал, стоит ли это делать, так что продолжал сжимать мою руку и протягивать мне тарелку рыбы свободной рукой.

— Тебе нужно поесть что-нибудь, — произнёс он, всё так же улыбаясь.

Абсурдность этого момента заставила меня издать фыркающий смешок. Он тоже рассмеялся, но когда я подняла взгляд, он снова плакал.

Я мельком уловила интенсивность его печали и в этот раз закрыла глаза, отворачиваясь.

Я вытирала лицо тыльной стороной ладони, когда осознала, что Ревик и женщина уже не разговаривают. Я чувствовала, что вместо этого они смотрят на меня, и беспокойство разными разрядами выплёскивается из их светов.

Затем Кали робко потянулась ко мне, сжав другую мою руку, к которой не прикасался её муж — ту, которую Ревик поглаживал пальцами.

— Надеюсь, ты не станешь злиться на Ревика, — сказала она мне по-английски.

Почему-то главное, что я из всего этого уловила — это то, что у неё идеальное американское произношение с западного побережья. С таким же успехом она могла проживать в Калифорнии.

— Надеюсь, ты знаешь, что я заставила его дать мне клятву молчания, — добавила она. — Я заставила его поклясться, что он не скажет тебе про нашу с ним встречу… или что-либо о том, кто я. Или что-то о твоём отце.

Я кивнула, но не смотрела на Ревика.

Он всё ещё сжимал ладонь той моей руки, которую держала Кали.

Теперь они все трое прикасались ко мне, все трое окутывали своим светом, словно боялись, что я могу взорваться… или исчезну; возможно, убегу.

— Убежишь, да, — сказала Кали, робко улыбаясь и вытирая глаза. Она крепче стиснула моё предплечье двумя ладонями. — Думаю, это будет более точным… нежели взрыв.

Я просто тупо уставилась на неё.

Я знала, что я мало говорю. Я не знала, что они ожидали от меня услышать.

«Ты не обязана ничего говорить», — твёрдо послал Уйе.

«Совершенно не обязана», — добавила Кали, крепче сжимая мою руку своими длинными пальцами.

Лишь Ревик продолжал молчать.

Почему-то смотреть на него или ощущать что-то от него было сложнее, чем с этими двумя видящими, которых я знала, но не знала.

Я чувствовала, что Кали хочет рассказать мне разные вещи.

Я ощущала частицы этого в её свете, образы её и Уйе на периферии моего зрения. Я чувствовала, что они смотрели каналы, где транслировалось моё лицо. Я чувствовала, как они наблюдали за мной из Барьера и работали с разведчиками… встречались с Вэшем в Азии, пока Ревик присматривал за мной на другом краю света.

Я чувствовала их до этого, идущих по пляжу, который я узнавала из собственного детства. Я видела набережную Санта-Круз и длинный пирс, с которого они смотрели на океан. Почему-то от ощущения их там, даже беглым проблеском, у меня во второй раз перехватило дыхание.

Образ шёпотом унёсся прочь, растворившись во тьме моего сознания.

Они были рядом.

Всё это время они были рядом, но никогда не подходили ко мне.

Я чувствовала, что они и это хотят объяснить. Я ощущала, что им не хватает слов, в основном моему отцу. Но я чувствовала, что он всё равно хочет попытаться.

Но почему-то я хотела объяснения не от него.

А от неё.

Балидор говорил «она», когда упоминал лидера этих людей. Теперь я без тени сомнений понимала, что он имел в виду Кали.

Я нахмурилась, и мой взгляд сфокусировался обратно. Только тогда я осознала, что в эту паузу уставилась на Даледжема, наблюдая, как он смотрит на нашу странную четвёрку, сидящую в стороне от остальных. Его губы хмуро поджимались, а выражение лица я и вовсе не могла прочитать.

В этот раз он смотрел не на Ревика.

Он смотрел на меня.

Оторвав взгляд от его изумрудно-зелёных и фиалковых глаз, я посмотрела на Кали и тут же пожалела об этом. В её взгляде содержалось даже больше печали, чем я видела в Уйе. Та радость, которую я заметила во время её разговора с Ревиком, померкла вместе с дразнящим блеском, который я видела и слышала, пока она говорила на том другом языке.

Всё это исчезло, когда она посмотрела на меня.

Увидев, как усиливается печаль в её глазах, пока она смотрела на меня, я покачала головой и прочистила горло. Однако я не заговорила. Я просто смотрела в песок.

Отчасти мне действительно хотелось убежать.

Я даже не знала, куда бы я пошла, но что-то в этой ситуации казалось чрезмерным, слишком быстрым и в то же время недостаточным.

Далеко не достаточным.

— Ты пройдёшься со мной? — спросила Кали, по-прежнему сжимая мою руку.

Я ощутила нежелание от Уйе, вспышку желания защитить от Ревика, но лишь кивнула, всё ещё не глядя ей в глаза.

— Ладно, — мой голос звучал онемевшим.

Она плавно поднялась на ноги, двигаясь как струящийся воздух.

Я поймала себя на том, что разглядываю её длинное зеленоватое платье. Внезапно остро осознав свои чёрные армейские штаны и рубашку, а также то, что шея сзади вспотела под длинными волосами, убранными в отнюдь не женственную бойцовскую косу, я поднялась куда более неуклюже, выпустив руку Ревика и присоединившись к ней.

Она жестом показала мне шагать вперёд, улыбаясь и прося идти первой. Я невольно взглянула на Ревика, наблюдая, как он с прищуром смотрит на Кали.

Вспомнив, как Уйе наблюдал за Ревиком, пока тот говорил с женой Уйе — с моей матерью, тихо пробормотал мой разум — я почувствовала, как мой свет закрылся ещё сильнее.

Напрягшись, Ревик взглянул мне в лицо, словно почувствовал это.

Однако я не могла вынести его взгляд.

Я всё ещё просто стояла там, когда Кали, похоже, сообразила, что я не знаю, куда идти.

Она протянула руку, чтобы взять мою ладонь.