Лиза Смит - Влечение

— Мистер Стефан, — Маргарет прислонилась к колонне, отделявшей гостиную от фойе, — с вами все в порядке?

— Все прекрасно. А почему вы спрашиваете?

— Вы трясете ногой так сильно, что кресло дрожит.

Я прижал колено рукой:

— Обычно я начинаю утро с прогулки, — солгал я, поднимаясь. — Прошу прощения, но я, пожалуй, прогуляюсь по парку.

Маргарет подняла идеальную бровь:

— По-моему, вы уже провели довольно времени в парке.

— Я считаю его своим вторым домом, — криво улыбнулся я, вспоминая свою пещеру со статуями, — природа всегда меня успокаивала.

— Отличная идея, — миссис Сазерленд захлопала в ладоши. — Вы ведь не будете против, если мы к вам присоединимся? Прекрасный денек, и нам всем не помешает свежий воздух.

— Мама, я думаю, что мне будет лучше отдохнуть. — Бриджит приложила ладонь ко лбу, хотя выглядела совершенно здоровой.

— Ты имеешь в виду остаться дома, принимать гостей и рассказывать им о своих приключениях, — покивала Маргарет. — Мама, боюсь, я тоже вынуждена отказаться. Мне есть чем заняться дома, раз уж сестра здорова. Муж по мне скучает.

— Не могу себе этого представить, — нетерпеливо пробормотала Бриджит.

Лидия метнула в сторону младшей сестры выразительный взгляд и шлепнула себя по руке. Миссис Сазерленд проигнорировала пикировку, драпируя плечи легкой шалью.

— Пойдемте, мистер Сальваторе. Мы отлично проведем время втроем.

С трудом сдержав крик — как, как выдраться из когтей этой семьи? — я изобразил улыбку и предложил миссис Сазерленд руку.

Когда массивная дверь открылась, меня ослепило. На идеально голубом небе сияло яркое лимонно-желтое солнце. Для северного ноября было очень тепло. Если бы солнце не стояло так низко над землей, можно было бы вообразить, что на дворе весна.

Мы пошли на юг, потом пересекли Шестьдесят шестую улицу и прошли в парк через кованые ворота. Несмотря на события прошлой ночи, ни Лидия, ни миссис Сазерленд не выказывали ни малейших признаков страха. Наверное, их успокаивало мое присутствие. Я глубоко вдохнул утренний воздух, который после ночного происшествия казался особенно чистым и свежим, как будто солнце омыло весь мир своими лучами, Сухие высокие травы качались, цветы тянулись к солнцу, к последнему в этом году яркому свету. Капли росы уже высохли.

Мы были не единственными, кто вышел на прогулку в этот ясный денек. В парке было полно семей и прогуливающихся пар. Я еще раз поразился разнице между севером и родным югом. Женщины-янки одевались в такие яркие цвета, каких на юге никто не носил уже многие годы, — алый, желтый, пронзительно-синий. Шелк, бархат, дорогое европейское кружево, тонкие чулки, крошечные кожаные ботиночки.

Даже природа здесь была другой. Вместо наших роскошных густых дубов, тянущих ветви к солнцу, на севере росли клены с причудливыми кронами. Сосны здесь были не такие, как вырастают под южными ветрами — высокие, с мягкими иглами, а колючие и голубые.

Миссис Сазерленд и Лидия завели разговор о погоде, но я их не слышал — белка перебежала нам дорогу. В глазах потемнело, как будто облака закрыли солнце. Проснулись инстинкты хищника. В ее глазах-бусинках или пушистом хвосте не было ничего привлекательного, но я почти чувствовал вкус крови. Запах жертвы достиг моих ноздрей, и горло сжалось.

— Прошу меня простить. Я… я, кажется, знаю того человека, — неуклюже извинился я и сорвался с места, обещая вернуться как можно быстрее, но не собираясь этого делать. Я чувствовал, как Лидия и миссис Сазерленд провожают меня глазами, пока я бежал к кустам.

Там моя жертва предстала моим глазам, такая же невинная, какой вчера показалась Бриджит своему охотнику. Она смотрела на меня, но не двигалась. Я мгновенно оказался рядом с ней и еще быстрее схватил ее. В горло полилась кровь — звериная, но все равно кровь — я прислонился к стволу и расслабился. Я не понимал до этого момента, что уже дошел до грани, не понимал, как меня пугал собственный голод. Я боялся своих инстинктов и того, как они могли в любой момент подчинить меня своей власти.

Я настолько забыл обо всем, что даже не заметил Лидию. Моя надежда на побег испарилась.

— Стефан? — Она оглянулась, видимо желая увидеть человека, с которым я побежал здороваться.

— Я все-таки ошибся, — промямлил я, снова присоединяясь к Лидии и ее матери. Они вернулись к вежливой беседе, а я плелся рядом, проклиная себя за низкую скорость реакции. Что со мной не так? Я вампир. Даже в нынешнем моем состоянии побег от Сазерлендов не должен составить труда. На краю сознания пробежала неприятная мысль, что я до сих пор с ними, потому что хочу этого.

— Мистер Сальваторе, вы такой тихий, — заметила миссис Сазерленд. Я взглянул на Лидию, которая улыбнулась мне. Она прекрасно знала, что ее мать тонкостью манер не отличается.

— Простите. Я давно не был с людьми, — покаялся я, когда мы свернули на дорожку для верховой езды.

Миссис Сазерленд ободряюще сжала мне руку. Если она заметила мою ледяную бледность, она, вероятно, пыталась меня согреть.

— С тех пор как вы потеряли отца? — мягко спросила она.

Я кивнул. Это было проще, чем сказать правду.

— Мой брат погиб на Мексиканской войне, — поведала мне миссис Сазерленд, пока мы остановились пропустить девочку с отцом и длинношерстной таксой. — Среди девяти братьев и сестер он был мне ближе всех. Их у меня еще много, но того брата никто заменить не сможет.

— Дядюшка Исайя, — пробормотала Лидия, — я его почти не помню. Но он был добрый.

— Мне жаль. Простите, я не хотел вызывать у вас грустные воспоминания, — извинился я.

— Память и траур необязательно грустны, — возразила миссис Сазерленд. — Это… просто есть. Их жизни сохраняются в нашей.

Ее слова лучом света пронзили мрачные мысли, клубившиеся в моей голове: как сохранить в себе человека, если я вампир, как не потерять душу. Важнее всего сберечь прошлое живым. Как память о Келли не позволила мне напасть на Бриджит, так и моя связь с семьей, с жизнью, которая когда-то была моей, поможет мне остаться человеком.

Хотя миссис Сазерленд совсем не напоминала мою мать, на мгновение, когда солнечные лучи подсветили ее седеющие волосы, а жесткий взгляд синих глаз смягчило чувство, я подумал, что она могла бы быть моей матерью. При других обстоятельствах я был бы счастлив в ее доме.

Боже мой, насколько же я скучал по матери. Хотя острое горе ослабло за годы, боль никогда не уходила из сердца. Если бы мать осталась жива, сумели бы мы избежать трагедии, поглотившей наши жизни?

Я скучал и по отцу. Я любил и уважал его до того самого момента, как убил его. Я хотел пойти по его стопам, унаследовать поместье, хотел, чтобы отец был мною доволен. Больше всего я хотел, чтобы он тоже мог любить и уважать меня.