Когда падает небо 1. - Алиса Чернышова
— Я могу за себя постоять! Я колдунья, чтоб его! Забыл?
Уилмо вздохнул и на миг прикрыл глаза.
Он бы многое мог сказать на эту тему, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Но головная боль пульсировала под веками, усталость пригибала к земле. И видит драконье Небо, у него просто не было сил на разговоры и доказательства.
— Что хочешь, то и думай, — отрезал он. — Вернее, думайте. Но у меня для вас две новости. Во-первых, никто этой ночью никуда не уходит. И, во-вторых, мы все сейчас собираемся в столовой. Поговорим… в том числе о моде. На всякий случай уточняю: Бетта, Лин, Элиза приглашены, Лисса тоже.
Сказав это, он отчетливо посмотрел вверх, где на лестнице кто-то прятался. Шуршание ткани подсказало ему, что он был услышан.
* * *
Уилмо сидел на хозяйственном месте за столом и внимательно осматривал своих домочадцев, продумывая предстоящий разговор — без вариантов, довольно серьезный. Дети, предчувствуя неприятности, притаились, как мыши под веником, и уставились на него.
И были их взгляды очень разными.
Бетта, его старшая дочь, сидела от него по правую руку и смотрела спокойно и внимательно. И надо сказать, что если бы все дети в мире были такими же, как Бетта, то пресловутый конфликт родителей и детей возникал бы очень редко.
И чаще по вине родителей.
Бетта походила на мать как внешне, так и по характеру: тихая, умная, уважительная, мягкая и женственная — но за всем за тем скрывался нрав сильный, верный и упорный. После преждевременной смерти Алии именно на голову Бетты, которой в то время исполнилось всего шестнадцать, свалились обязанности хозяйки дома. Уилмо нанял помощниц на кухню и установил сверхсовременные бытовые артефакты, само собой. Но кто-то должен был этим всем заведовать. А кроме этого, оставалась еще старая Эмилия со всеми ее прихотями, и двое подростков, потерявших мать и почти не видевших отца (потому что в те времена Уилмо работал, как проклятый, просто чтобы не помнить, и домой приходил поздно), и много решений, которые нужно было принимать… Время от времени Уилмо действительно сожалел, что все это украло у его старшей дочери часть детства, но назад уже ничего не вернуть: она давно стала его опорой.
Но дети всегда разные, не правда ли? Это видно уже с первых месяцев: кто-то кричит громко с первых дней, а кто-то лежит в колыбели тихо; кто-то просыпается рано, а кто-то поздно… Кто-то договаривается с родителями, а кто-то против них восстаёт.
И его младшие двойняшки принадлежали, вне всяких сомнений, ко второму типу.
Лин и Энжи смотрели на Уилмо очень разными глазами, но одно в них было общее: вызов.
— Ну и долго ты будешь молчать, папаша? — не выдержал Лин. — Давай уж сюда свои морализаторские речи, чтобы мы могли, в конце концов, разойтись по комнатам!
Уилмо, если уж совсем честно, не желал никаких морализаторских речей. Чего ему действительно хотелось, так это посидеть в тишине, выпить крепкого сладкого чая и просто отдохнуть. И от осознания этого факта настроение его испортилось еще больше.
— Ну хорошо, — сказал он сердито, — хочешь моих морализаторских речей? Получишь. И в первую очередь я должен спросить: неужели я действительно должен установить ночную охранную систему, которая начнет работать в обоих направлениях? И ловить своих домочадцев, будто они какие-то воры? Правда ли это?
Лин закатил глаза, всем своим видом выражая раздражение.
— Нет, ты не должен, — скривилась Энжи. — Ничего ты не должен, папаша. Просто сиди себе тихонько, как всю нашу жизнь сидел. Ты ведь никогда не выходил из своего кабинета? Ну так и дальше не выходи, делов-то. Мы слишком взрослые, чтобы нам тут морали читать, знаешь? Не какие-то детки, желающие больше всего твоего внимания, а совершеннолетние колдуны…
— Не совсем совершеннолетние, — напомнил Уилмо. — Даже до вашего восемнадцатилетия еще неделя, и я уже молчу тихонько о втором, магическом, совершеннолетии. А также должен напомнить, что вы живёте со мной и развлекаетесь за мой счет. Не рассказывай мне, моя дорогая, о вашей необычайной взрослости и важности. Не из своей детской, хорошо?
— Тебе жаль денег?! — взвилась она.
И это, вероятно, был уже самый край.
— Мне не жалко на вас ничего! — гаркнул он в ответ. — И никогда не было жалко! Ни времени, ни денег, ни любви, ни сердца! Но это не значит, что я должен терпеть любое ваше поведение и выполнять все прихоти! Или вы меня держите за какого-то деспота и тирана, без всякой на то причины вас здесь притесняющего? Но, веришь или нет, я был бы рад и счастлив этого не делать! Только вот вы не хотите слышать очевидные вещи. Энжи, сколько раз я говорил тебе, что эти твои игры в фейри могут плохо закончиться? Работаем мы в фей-квартале или нет, есть у тебя там много друзей или нет, но ты сама не фейри! Если не веришь мне, спроси вон у Лиссы, чего это может стоить!
Упомянутая девушка сразу съежилась, словно хотела казаться меньше, чем она есть. После ужасов, пережитых на родине, продажи в рабство и всего прочего, что выпало на ее долю, она очень тяжело переносила конфликты. Да и боялась, что их с сестрой выбросят на улицу — это тоже было одной из проблем. И Уилмо было неприятно вовлекать ее в семейные разборы полетов, но он хотел разобраться с этим, раз и навсегда.
— А ты, Лин. Неужели ты думаешь, что я просто так, из-за одного только своего ужасного характера, запрещаю тебе встречаться с твоими хищными друзьями? И не должен ли я тебе напомнить, сколько раз их уже арестовывали с эльфийской пыльцой? И скажу я тебе вот что: своим, хищным оборотням, драконьи правоохранители могут спустить. Свои — они и в Предгорье свои, что там! А вот к человеческим глупым детям у них отношение будет уже другое. И это нам нужно понимать, если мы хотим в Предгорье работать и жить.
