Крылья мглы. Камень преткновения - Галина Валентиновна Чередий
— Ничего я тебе объяснять не обязана, — отрезала она, отворачиваясь и пускаясь дальше по тоннелю почти бегом, и Бронзовый понял: она вовсе не уклоняется от столкновения мнений, просто действительно не нуждается в том, чтобы доказывать что-то кому-то. Плевать хотела эта непредсказуемая женщина на мнение окружающих. И на него ей тоже плевать.
А вот у него почему-то не выходило игнорировать ее: какого-то черта ликтор нуждался в том, чтобы знать, что же творится в ее голове и что за мир открывается вокруг с ее точки зрения. Он мог схватить ее, унести куда захочет, обладал достаточной силой принудить вернуться с ним, но хотел совсем другого. Вот только чего? Сейчас этот вопрос встал с новой четкостью, и отгородиться от него не выходило. По-прежнему, всего лишь глядя ей в спину, он ощущал это противоестественное воспламенение в своей крови, некое мощное движение внутри, будто что-то огромное и дикое ворочалось там, желая вырваться, сжигая способность к логическому мышлению. Даже сейчас, в этом проклятом подземелье и перед лицом опасностей, о которых ему следовало думать, он не в состоянии был избавиться от жара, разливающегося по телу. Все так же желал от нее чего-то безумного, абсолютно животного… освобождения… вот только от чего?
Что он станет делать, когда они выйдут на поверхность? Потащит ее в цитадель? Попытается убеждать вернуться добровольно, пока не охрипнет и не потеряет голос? Но она однозначно дала понять, что не последует за ним ни за что, а водворение ее назад силой окончательно уничтожит даже весьма призрачные шансы на то, что между ними когда-то разовьется… Его мозг вскипал, подбирая определения и образы возможных отношений между ними, но все было тщетно. Ничего не вылепливалось и не обретало форму, осыпалось пеплом. Взять и не ломать голову над этим сейчас, позволить пока событиям развиваться бесконтрольно? Но это претило самой его натуре, было неправильным, лишало перспектив. Однако усилия разглядеть эти самые перспективы приводили его опять же к выводам, от которых он старался заслониться привычным восприятием.
Верховный пытал Войт — ей незачем врать об этом. Пытал, хотя должен был знать после всех анализов, что она обычный человек. Зачем? Нет ответа.
Рахбрун приказал ему убить Летти. Без суда и следствия, хотя логичней было бы как раз устроить громкое показательное разбирательство, что установило бы, шпионка она, соучастница виверна, обычная дезертирка или же вообще просто жертва обстоятельств. А значит, и тут Войт до противного права: не станут слушать ни его, ни ее, и единственное, что ждет, — немедленное уничтожение. Почему так? Нет ответа.
— Ты не можешь заявить мне, что никакой службы в Корпусе для вас не предполагалось, а потом отказаться хоть что-то объяснять, — сказал Крорр, догоняя девушку и сжимая зубы от грызущей потребности снова трогать ее. Ну как его может скручивать от такого желания, когда близость к ней кипятит, поджаривает его заживо, и словно рвет некие прочные связи в теле и сознании, и это ни в коей мере нельзя назвать приятным. Летти ведь даже не нравится ему — не его тип женщины, характера, безбашенной сексуальности. Это какое-то примитивное зверство, а не нормальное притяжение к возбуждающей особи противоположного пола.
— То есть утверждение, что не существует на белом свете доводов, что подтолкнут меня к добровольному возвращению в Корпус и то, что никакого честного суда мне не светит, ты обсуждать не собираешься? — взглянула Летти искоса и с искренним любопытством. — Волнует только то, что ваш Верховный использовал вас втемную в своих каких-то планах?
— Он наш руководитель, и его право не отчитываться нам в чем-то, что нас, возможно, пока не касается! — огрызнулся Бронзовый.
— Ну, тоже верно, — пожала она плечами, — но и я не должна тебе ничего разжевывать тем более. Смысл? Что бы я ни сказала, ответ у тебя будет один — все это ложь.
— А ты попробуй.
Недоверчиво хмыкнув, Войт помолчала еще пару минут, а потом все же заговорила. Крорр слушал не прерывая, но не потому, что верил или пытался уловить хоть какое-то здравое зерно. Он реально не находил слов, чтобы выразить свое потрясение этой чушью о причинах Изначальной катастрофы, безумному заявлению о том, что не существует никакого священного для него Драконьего дыхания, что все дело в каком-то глупом Краеугольном камне, и что именно для его поисков был затеян этот эксперимент с набором уголовников. Даже опуская, что половина из этого была ересью чистой воды, за которую нужно отдавать под суд, все услышанное — бред сумасшедшего, никак иначе.
— Ты соображаешь, что тот, кто наплел тебе все это, как минимум чокнутый, а по сути — враг, чья задача очернить все и всех по нашу сторону границы? — заставив себя сделать с десяток успокоительных вдохов, спросил ликтор.
— Ну, в принципе, я другого и не ожидала, — скривилась девушка совершенно разочарованно и прибавила шагу, ясно давая понять, что на этом их разговор окончен.
* * *
На кой черт я вообще пустилась в эти пояснения, будто язык у меня не держался за зубами, были в наличии несколько лишних метров нервов, или в самом деле не начхать, что там думает Крорр. Нам во всех смыслах и при любых раскладах не по пути, и все, что мы еще сделаем в этой жизни вместе, — это вылезем из проклятых мокрых катакомб, от которых меня уже начало мутить и морозить. Если в первый момент вода не ощущалась особенно холодной после горячки от адреналина, то с каждой минутой я мерзла все больше, и пусть уровень упал до чуть выше колена, все равно чудилось, что из меня все силы вытекают в черный поток, струящийся под ногами. А еще эта навязчивая, все усиливающаяся потребность свернуть куда-то назад и немного вправо… ага, прямо в гладкую стену тоннеля. Ерунда полнейшая, но избавиться от давления какого-то противоестественного голоса внутри, бухтящего, что идти нужно не туда, не выходило, и степень раздражения росла и росла.
— Войт, знаешь, рассматривая все, допустим, с самых истоков, несправедливо, что ты приняла чью-то версию таких глобальных событий и мироустройства в принципе на раз и ждешь чего-то подобного и от меня! И когда я, имея полные основания, согласись, отказываюсь это делать, считаешь абсолютно безнадежным, — явно не собирался прекращать наш
