Сон о принце - Эсфирь Серебрянская
– Знаешь… – произнес задумчиво Валеркин отец без всякой сексуальности во взгляде, – пожалуй, теперь я понимаю своего сына. Ты внутренне намного его старше.
Я пожала плечами:
– Спорить не буду. Возможно со стороны виднее. Но и не соглашусь тоже. Ведь в моем взгляде на жизнь еще много неопределенностей.
– Что же заставило тебя так смотреть?
– Прыщи.
– Не понял?
– На лице выползли прыщи, – пояснила я, – заставив самомнение считающей себя симпатичной девушки скатиться до последней в ряду претенденток на мужское внимание. Озлобляться не хотелось, убиваться в отчаяние тоже. Пришлось как-то пересматривать интересы и желания. А оказалось, что нет никаких интересов и желаний.
– Получается, прыщи убили у тебя интерес к простым радостям? – продолжал доискиваться до причины спутник.
– Получается, что став уродливой, я поняла, что уродливо живу.
– Хм-м, а тебе не кажется, что в твоих речах звучит подростковый максимализм-нигилизм?
– Скорей всего. Я же все-таки подросток, когда ж ему звучать, если не сейчас?
– А он тебе позволит выслушать мнение со стороны?
– Ваше?
– Мое.
– Выслушать позволит, последовать вряд ли. Вы все-таки лицо предвзятое и скорей всего в ваших рассуждениях, пусть даже ненамеренно, может гнездоваться желание через меня влиять на вашего сына.
– Сильно.
– Но честно… и, кстати, мы уже пришли. Спасибо, что проводили. Давайте мне альбом.
Валеркин отец взглянул на протянутую руку, но отдавать подарок не спешил.
– Дай мне все же высказаться напоследок. Так сказать, выбить чуток почвы из-под твоего нигилизма. Во-первых, прыщи явление противное, но проходящее.
– «И это пройдет», – сказал мудрец.
– Именно. Они не главное. Главное как ты себя подаешь. Мы, мужики, бросаемся не на самое красивое, а на самое яркое, эффектное. У тебя, сказать откровенно, классная фигурка. Это не лесть, – добавил он, заметив мою невольную гримасу, – и тем более не подкат. Просто констатация факта. А если в дополнение ты себе придашь шарму косметикой, одеждой или даже поведением, то отбоя от поклонников не будет.
– Я это знаю, только смысла не вижу.
– Я пока не говорю о смысле, а объясняю, что твоя так называемая некрасивость – это скорей недооценка себя. Будешь считать себя уродиной, и другие почувствуют это и согласятся. Будешь считать себя яркой и красивой – и тебя будут так воспринимать. Нет, не возражай, – остановил он меня, – так как я не собираюсь доказывать, что оно тебе надо. Просто прими как данность, что в тебе есть потенциал заткнуть за пояс любую красотку. О смысле же я рассуждать не возьмусь. Да и, пожалуй, у всех он свой. Однако кой-какую мыслишку я тебе подкину. Недостаток твоей философии в манипулировании слишком глобальными категориями. Жизнь же… Она, знаешь ли, состоит из кучи повседневных мелочей. Они создают радости и горести, которые в конечном итоге создают ощущения счастливой или несчастной жизни. А у мелочей, как правило, смысловой нагрузки если и не ноль, то близко к этому. Так что старайся не сильно зарываться в «Зачем?» и «Почему?»… Вот, держи свой альбом, и спасибо, за Валеру.
Глава III
Домашние смотрели хоккей. Дед, вообще-то, больше фигурное катание любит, а вот бабушка не пропускала ни одного матча. По ее рассказам началось все из-за боли от потери мужа. Она садилась перед телевизором, как бы в память о супруге, заядлом болельщике. Поначалу смотрела, вспоминая, как он радовался голам, ругал судей, пересказывал голевые моменты. Однако игра «настоящих мужчин» оказалась коварной соблазнительницей пожилых женщин. И вскоре бабушкина жизнь стала подчиняться расписанию хоккейных трансляций. Видимо у нее с ушедшим супругом было гораздо больше общего, чем они думали… Впрочем, может и хорошо, что не думали, и поэтому у бабушки появился способ выйти из уныния.
Но самое главное, хоккей дарил ее внучке приличный кусок свободного времени. А мне как раз стоило побыть одной, чтоб спокойно поразмыслить о прошедшем разговоре. И начать видимо с оценки, что именно видел собеседник, бросая свой жаркий взгляд.
Подойдя к шкафу, я открыла дверку. Укрепленное на ее внутренней стороне большое зеркало отразило цветущие буйным цветом прыщи. Не вдаваясь в разглядывание, я отошла подальше, стараясь охватить взглядом фигуру целиком. Валеркин отец назвал ее классной. Да и мужики в спортклубах уже надавали достаточно поводов не сомневаться на этот счет. Но хотелось бы не просто возбуждать инстинкты, а восхищать, не вызывать стремление к продолжению рода, а желание полюбоваться… мной.
Это не правда, что мне не нравится лесть. Она греет душу, замёрзшую от реальности. Ведь доброе слово даже кошке приятно. Наверно это и есть одна из тех мелочей, из которых, по словам Владислава Владимировича, состоит жизнь. Можно миллионы раз говорить себе что уродлива, но стоит лишь услышать искреннее «красавица» и мозги поплывут…
Мои точно поплывут. Даже самой страшно, до какой степени растаю. А если еще будут смотреть таким взглядом, как Валеркин отец, то…
Захотелось по новой пережить те ощущения, чтоб прочувствовать все до конца без ненужной борьбы самой с собой. Да только толку в том, что захотелось. Воспоминаниями о еде не наешься.
Легкое, но ожидаемое разочарование, вытолкнуло на поверхность глупенькую идейку и… все равно никто не узнает, а мне нужно подурачиться.
«Нужно подурачиться» – это деда слова. Он твердо убежден, что если бы люди не стеснялись иногда подурачиться, то половина проблем современного мира бесследно рассеялось. Я наверно тоже так считаю, потому что временами с удовольствием предаюсь незатейливым глупостям. Их потом так забавно вспоминать! Например, ошарашено вытянутые физиономии «очень взрослых» одноклассниц, когда я предложила на переменке попрыгать в детские классики. Кстати, тогда меня неожиданно поддержали Молёк с Дилярой. И это действительно оказалось очень весело. Десять минут искренних дурачеств, показных обид и споров про нечестно, да про кто куда заступил. А эти «взрослые» морщили носы, снисходительно улыбались и… завидовали.
С другой стороны большинство дурачеств у меня случаются наедине с собой. Причем по одной простой причине: если рядом никого, то никто не отвлекает, и можно чудить в полное удовольствие.
Но вот так, что б главным было «никто не увидит и не узнает», случилось, возможно, первый раз жизни… Если не считать мелкие детские пакости, конечно. Сейчас речь шла совсем не о пакостях. Я буквально подначивала сама
