Соляное сердце (СИ) - Рэм Руслана

— Не смущай меня еще больше.

— Хороший он, Иринь. Мне он по сердцу, перед батюшкой все его стороны наилучшие распишу, даст он согласие.

Иринь кивнула и переключила все свое внимание на котенка, но посоветовала к князю сходить и с ранками помочь.

Глава 4

Взяв в вязаную суму все нужные мази, пошла я к князю царапины лечить. Тот сидел у костра и разговаривал со своими войниками, смеялся басовито и выглядел умиротворенным. Но тут он увидел меня, и все в один миг изменилось. Василе подскочил, нахмурил брови и спросил сердито:

— Почему не спишь? Поздно уже ходить по темени.

Я и растеряла былой запал, пробежала глазами по мужскому кругу и снова посмотрела на князя.

— Не хожу я по темени! К вам пришла с царапинами помочь, — и достала мази из сумы, всучила их в руки княжеские и развернулась, чтобы уйти обратно. Хуже полена! Нет, не будет у нас мира и счастья в семье. Не смогу я нрав свой изменить. Один раз, может, и прикушу язык, но, видимо, отрезать его проще.

Но не успела я и шаг сделать, как сильные пальцы бережно за предплечье меня остановили, а Василе проговорил:

— Помоги, Лиля. — Вдох глубокий я услышала, а потом и слово: — Пожалуйста.

Улыбку я не сдержала, развернулась к князю, да не учла, что прямо в его объятия и попаду. Уткнулась носом в грудь мощную и замерла. Аромат от него шел дивный: вроде травяной, но и соленые нити я улавливала. А еще волшбой пахло от Василе. Сильной, необычной, непохожей ни на что, совсем древней. Странно это было, ведь не старец, и не колдун черный, а такая силища. Может, и правда дуреха я, что кинулась спасать. Княже поди и щит мог выставить воздушный, закрыть себя да соратников, а я под стрелу кинулась.

Или не мог?

Мысли мои так плыли в головушке, пока не почувствовала теплые пальцы на подбородке, все в мозолях, загрубевшие от рукояти меча.

— Лиля, — шепотом позвал меня Василе, и я медленно подняла голову, да так и замерла, глядя в серые, почти прозрачные глаза, в которых горело алым пламенем чувство неизвестное мнение, но обжигающее, сильное как поводья. Меня так и тянуло к князю, а он не отстранялся, не отгораживался, сам тянулся, окутывал меня своим теплом нежным. Коснулся осторожно моих губ своими, притянул сильнее и поцеловал жадно. Меня обожгло огнем, вытянуло весь воздух, а голова закружилась, лишая опоры под ногами. Так бы и упала, если бы не сильные руки Василе. А князь не отпускал, сжигал меня своим пламенем мягким, увлекал разум в Правь, так бы я и потерялась там навсегда, если бы не голос Больдо.

— Василь, ты что творишь на людях?

Княже замер, медленно отстранился от меня, глядя ошалевшими глазами с огненной каймой, тяжело сглотнул и превратился в истукана. Я же залилась краской стыда, вскинула руки и к лицу, закрываясь, и убежала к сестре.

Вот и подлечила царапины. Правду Иринь говорит — весело за нами наблюдать: то бранимся, то милуемся прилюдно.

— Нет, не милуемся, — прошипела я зло, не в силах простить свое поведение. — Целуемся как будто хоть он мой. Дуреха! Мужам развлечение за девицей влюбленной наблюдать.

Так и ворвалась в шатер наш, напугав сестру и котенка. Упала на шкуру и зарыдала.

— Лиля, что случилось? — перепугалась не на шутку Иринь. Я поднялась, вытирая беспомощные слезы и по-детски шмыгнула носом.

— Поцеловал меня княже.

Глаза у сестры стали большие, словно плошки наши для каши.

— А ты?

— А я ответила.

И снова слезы ручьем полились.

— Лиля, — еле сдерживая смех, позвала меня сестра. — Неужели, князь так плох.

Я рот раскрыла, чтобы ответить по правде, а потом так и клацнула зубами от обиды. Это ж надо, Иринь надо мной потешается.

— Я тебе не скоморох на свадьбе. Ничего смешного! Князь мне в чувствах не признавался, так что помыслов его я не знаю. Может, в чреслах у него горит, а не а сердце.

Иринь присела рядом и принялась гладить котенка, который запищал, завертелся, требуя внимания.

— У мужчин огонь этот слишком похож, Лиля. Не знаю, как это определить, но матушка всегда говорила, что собственное сердце редко обманывает. Отец же наш до свадьбы родительской ходок был. У булгар целая вереница девушек была, с кем он миловался. А маму встретил и все.

— Что все?

— Перестал. — Иринь улыбнулась мыслям и добавила: — Я у него как-то спросила из-за чего он так переменился. Неужели любовь так менять способна? А он мне ответил, что и воскрешать. Вот такое это чувство безмерное, ни берегов у него, ни горизонта. Так вот.

Лиля слушала спокойный голос сестры и с каждым словом грустнела сильнее. Нет этого у них с Василе, лишь искры, отголоски, а любви нет.

— Иринь, а ведь у Василе может быть зазноба? Или дети. Он же старый уже.

Сестра только фыркнула, но взгляд стал серьезным.

— Я у Больдо спрашивала, но он сказал, что лезть в ваши отношения не намерен. И мне не советовал. Говорит, что Василе свободен перед богами и брак ваш будет у него первым и единственным. Остальное не важно.

— Не нравится мне это «остальное», чай и имя есть. Не знаю, Иринь, вроде и понимаю умом, но не так я хотела суженого найти. Думала, полюбим мы друг друга, а не по указу богов соединимся.

— Да погоди ты, Лиля. Может, и к лучшему все, что не с пожара начинаете. Без мудрости житейской можно быстро все в пепелище превратить.

— Зато красивый костер будет, — вздохнула я и рассмеялась. Иринь стукнула меня кулачком и расхохоталась в ответ, усаживая котенка на меня. Малыш сразу пригрелся, уткнулся мордочкой в шею и снова засопел.

— Как звать-то подарок будешь?

— Огонек, — подумав немного, решила назвать так. — Есть у меня Уголек, не хватало только Огонька.

— Но он же рыжий. Дымчатый как туман. Какой из него Огонек, — не согласилась со мной сестра.

— Так не по окрасу зову, а по душе. Чувствую, что Огонек из него выйдет хоть куда.

— Ну ладно, — согласилась Иринь. — Отдыхай, а я схожу к костру, узнаю какая помощь нужна с готовкой.

— Я так и подумала, — хитро улыбнулась и покивала для пущей правдоподобности. — Именно к костру, а не к Больдо.

Иринь лишь махнула рукой и вышла.

За два оставшихся дня мы наконец-то добрались до княжеского замка. Сам княже ко мне не подходил, держался в стороне, но следил за мной неуловимо, отчего чувствовала я теплую заботу. И расслабится не зазорно, но шлейф древней магии не давал мне покоя. Иринь его не ощущала, а спросить совета было не у кого. Кто ж на своего князя наговорит? Он свет всей Валахии, за ним народ его, но как бы мне страшно ни было, а моя сторона — левая, около сердца мужа, и я хранительница его покоя. Даже если он черный колдун. Такова воля богов.

В таких тяжелых думах я и не заметила, как мы подъехали к огромному, но совершенно запущенному замку. Нет, кладь его была прочная, все военные укрепления новыми, но окна… Какие же темные и грязные они были, словно и не убирался там никто. К замку мы зашли с леса, проехав пару деревень, где народ бил челом о землю и выполнял любой приказ своего княза. Василе любили и уважали, но и боялись за суровость. Чем ближе мы подъезжали к его дому, тем мрачнее он становился. Улыбка, которую я смогла словить пару раз за всю дорогу, бесследно пропала.

Сердце мое сжалось в недобром предчувствии.

Как только мы подъехали ближе, глашатые затрубили и послышался звон цепей, что с лязгом опустили мост через ров. О таких строениях я только слышала, отец кривился и говорил, что не для жизни они.

«Мертвый камень, не дышит совсем, но и в огне не сгорит, то правда».

Вот и разбери, что лучше — дерево иль камень?

— Приехал, приехал, господарь наш, — громко закричал седовласый мужчина в простой, но практичной одежде, окончательно возвращая меня из мира мыслей.

Василе соскочил с коня и передал поводья в руки мужчине, лишь слегка улыбнувшись.

— Все готово?

— Все, великий наш. Как ты и велел. Замок убран, начищен, покои для княжны молодой и сестры ее устроены. Обед накрывают, только вас ждут.