Дикая. Дочь каганата - Лика Вериор
— Вы мой друг, а завтра станете близкой родственницей, и нет ничего в мире важнее, чем семья.
Повелители двух сильнейших государств поняли даже то, что не было озвучено.
Глава 4
Так надменно, так смешно и по-имперски заносчиво, фриссцы называли подъем в храм паломничеством. Всего восемьсот ступеней у них превратились в путешествие до священного места.
«Паломники», краснеющие и потные, ступали, еле перебирая ногами под жарким солнцем, разодетые в пух и прах, будто это у них была свадьба. Хадаан не сомневалась, не надевай эти люди на себя столько украшений, им было бы легче. Но кто им виноват?.. Даже сейчас придворные стреляли взглядами, оценивая внешность друг друга. У этой камни тусклые, у этого кольцо то же, что он надевал в прошлый раз, у этой золото почернело… Зато какая накидка у дикарки! Лучшие камни сокровищницы!
Хадаан не видела всего этого, ступая в самом начале процессии, но не сомневалась в собственных мыслях. Девушка постаралась незаметно посмотреть на мужа.
Амадей Дементий шёл рядом, поражая своей бледностью и отстранённым видом. Даже на расстоянии чувствовался похмельный шлейф, тщательно скрытый ароматом бергамота, нероли и ещё чего-то цитрусового. Принц пах бы даже приятно, если бы не странный запашок, который ассоциировался у бойхайки только с бедняками, в своём прозябании и отчаянии поправшими религию.
Голову пекло нестерпимо, тёмно-русые волосы нагрелись вмиг, несмотря даже на тень, создаваемую слугами. Бедняги держали огромные опахало, со всех сторон оберегая жениха и невесту, но дневное светило, будто соревнуясь, пробиралось сквозь пушистые перья и прицельно било лучами прямо в затылок. Впрочем, Хадаан успокаивала себя, что бывали походы и хуже. Например, когда они целым войском почти сутки ехали по степи в самый жаркий сезон года. Сегодняшнюю же жару в сравнении с тем пеклом можно было назвать даже прохладой, а потому, стиснув в руках традиционный букет сухоцветов, Хадаан переступала ступеньку за ступенькой.
Прохлада храма оказалась оглушающей, как и полутень – ослепляющей. После яркого солнца гостям господнего дома понадобилось время, чтобы разглядеть хотя бы очертания жрецов, Хадаан часто моргала, но продолжала путь, первое время ориентируясь лишь на принца, быстрее справившегося с переменой света.
Девушка поймала себя на мысли, что в голове проговаривает каждое своё действие, каждое слово жреца, лишь бы не думать о том, что сейчас её частичной свободе придёт конец – она станет женой бесхарактерного слабовольного принца Фрисса.
Кто-то взял её за руку, вырвав из задумчивости, и повёл в сторону. Жрица, с ног до головы укутанная в серо-кремовую ткань, привела её в небольшую комнату и указала на деревянную кровать. Бойхайка машинально отметила и пустоту, и отсутсвие окон, только свечи в подсвечниках, да кровать, застеленная коричневым грубым покрывалом.
— Ложись, дитя, оставь мысли и волнения, — жрица улыбнулась, отпуская руку девушки. — Нет ничего постыдного в том, чтобы доказать свою нетронутость: всевышний знает правду и так, но он также ведает и о сомнениях народа. Он защищает своих дочерей, позволяя жрицам провести ритуал. Ложись, девочка, и ни о чём не думай…
Хадаан на секунду зажмурилась, но безропотно последовала приказу. Лёжа с раздвинутыми ногами и задёрнутой юбкой, она могла лишь поражаться. И как же можно достоверно проверить нетронутость, если – и редкая бордельная девка не проворачивала подобное – ощущение невинности нетрудно восстановить? Или у служителей храма свой метод, достоверный? Подобные размышления позволили ей не зацикливаться на происходящем, и к гостям она вернулась всё такая же спокойная. И всё же как они могут достоверно судить?..
Амадей не смог сдержать своё недовольство: когда жрец озвучил вердикт, принц цыкнул, да так, что только глухой не услышал.
Самор лишь помолился Богу, чтобы всё прошло гладко. Бойхайка невинна, в чём он почти не сомневался, осталось лишь пару шагов.
— Хадаан, дочь Хулана, принимаешь ли ты новую жизнь, отпускаешь ли старую?
— Да, -- по-старому уже точно ничего не будет.
— Бог дал тебе имя, — кивнул жрец, принимая ответ. — Пласида, спокойная.
Это звучало, как насмешка. Шутка ли, Хадаан, которую иначе, чем Дикой, никто не называл, была наречена Пласидой, спокойной. Самор заподозрил бы подлог, если бы не знал — имя для уверовавшего выбирается путём жребия, это священное действо, которое никто не смеет нарушить.
— Хадаан Пласида, дочь Хулана, с этого момента и до самой смерти, пока один из супругов навеки не закроет глаза, ты являешься супругой Амадея Дементия Марка, принца Фрисской Империи, теперь ты - принцесса Хадаан бэй Хулан Дементий Пласида, отныне следуй наставлениям Бога, будь верна и покорна. Склони голову, — бойхайка поклонилась, замерев в ожидании. — Амадей Дементий Марк, с этого момента и до самой смерти, пока один из супругов навеки не закроет глаза, ты являешься мужем Хадаан бэй Хулан Пласиды, после брака Дементий, отныне следуй наставлениям Бога, защищай семью и будь справедлив. Склони голову, — Амадей также поклонился, и вокруг шей супругов обвязали длинную красную ленту. — Одна жизнь на двоих, одна душа на двоих, следуйте праведному и верному пути, поддерживая друг друга. Будьте опорой, будьте силой, будьте слабостью друг для друга, пусть души ваши будут близки, не расходясь дальше, чем позволяет красная лента.
— Пусть души ваши будут близки, не расходясь дальше, чем позволяет красная лента, — повторили все хором, а новобрачные подняли головы.
Взявшись за руки, как того требовала церемония, они поклонились служителю храма и медленно пошли к выходу. Лента вокруг шеи ужасно раздражала и сковывала Хадаан, но она терпеливо взобралась на колесницу шаг в шаг с мужем, терпела, когда, съезжая со Священного Холма, они обогнули его раз семь, иначе бы дорога оказалась слишком крутой для колесницы, терпела, когда они объезжали город и жители без стеснения тыкали в них пальцами. Лишь тогда маска холодной отстранённости спала, когда на пиршестве с супругов сняли ленту, и руки Хадаан сами потянулись к шее в нервном жесте.
Самор, заметивший это, поморщился. Он помнил свою свадьбу и помнил отвратительное ощущение удавки, призванной связать души супругов. С каждой минутой она будто сильнее сжимала шею, нервируя до
