Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная
Брат сел рядом, опустив руки на согнутые колени и заглянул пытливо в лицо.
— Здесь можно себе это позволить, — Леден устремил взор вдаль, в глубину лесной чащобы. — А там, как закончится всё это, так и легче, может, всем станет. Веселее.
— Кабы не пришлось мне тебя оставить, когда вече случится. Не смогу покинуть Остёрск. Не так скоро, — вздохнул Чаян, словно уже знал доподлинно, что его князем выберут.
Самоуверенность всегда была одной из главных черт его норова. Никогда он не допускал мысли о том, что не всё может получиться так, как ему нужно. И потому-то, верно, почти никогда не проигрывал.
— Справлюсь как-то, — хмыкнул Леден, коротко на него посмотрев. — От тебя в поисках Сердца всё равно толку мало.
— Да и ты сможешь его узнать или нет — то бабка надвое сказала, — не остался в долгу братец.
— Вот и посмотрим. Да только ты бы вперёд лошади не бежал. Вече будет, люди скажут своё слово.
— Думаешь, тебя могут выбрать? — Чаян усмехнулся снисходительно.
— Оно мне нужно, это счастье…
— Зато представь, как Вышемила-то обрадовалась бы, — уколол брат. — Сейчас-то она и не думает о том, что женой князя может стать.
Леден только плечом пожал. Уж с кем ему хотелось о девицах говорить в последнюю очередь, так это с ним. А уж о Вышемиле — тем более. Изгрызало его все те дни, как случилась между ними та близость на ристалище, ясное осознание ошибки. Да он всё увещевать сам себя пытался, что боярышня в жёны годится не хуже других. Может, даже и лучше.
Потянуло дымом, что в преддверии наступающего с запада дождя сполз по плечу кургана и заструился над землёй, когда костёр потух. Показались над краем пала, протягивая к земле тёмные густые нити ливня, хмурые набухшие влагой тучи. Леден встал, отряхнулся. Мысль о том, что и он случайно может князем стать, показалась до того странной, что аж пронеслась холодком где-то в груди. Нет, Чаян с детства к тому готовился, свыкался, ему и княжить — люди не могут это не понимать. А его сторонились всегда, словно он мог что-то выкинуть непотребное в любой миг, как нави и положено.
Догнал со спины Чаян, они погрузились на коней и отправились в сторону Остёрска — через весь, что рядом лежала, за полосой редкого перелеска. Ехали молча, только иногда оглядываясь, чтобы успеть вернуться в город то того, как ливанёт прямо над головами. Западали первые крупные капли, ощутимо ударяя по плечам и голове, как подъехали только к воротам. А как на улицу, ведущую к детинцу, вышли — так и вовсе хлынуло так, что хоть в башне ближайшей прячься или в избу к кому просись — переждать. Но они ударили коней пятками и помчались скорее дальше. Как добрались до терема — уже были мокрыми оба до нитки.
Оставив жеребца на попечение конюшонка, что прятался от ливня под рогожным плащом, пригибая голову, Леден разделился с братом в одном из переходов дома и дошёл до своей горницы, на ходу уже снимая рубаху. Да так и остановился, войдя, у дверей, как увидел, что внутри его матушка поджидает. Она от вида полуголого сына не смутилась, вестимо, даже оглядела его с гордостью, радуясь, верно, мысленно, что вырастила такого воина. Хоть и не без изъянов.
Леден быстро выхватил из сундука сухую рубаху и натянул, жалея, что совсем переодеться пока не может.
— Что-то случилось? — он подошёл к Любогневе, которая, величаво оперевшись локтем на Божью ладонь, наблюдала за ним со спокойной гладью в серых очах.
Мать встала вдруг, обхватила его лицо ладонями и посмотрела в самую глубину глаз, погладила щёки большими пальцами, словно он мальчишкой стоял перед ней, задрав голову, чувствуя безмерную её любовь и купаясь в ней, точно в тёплой запруде.
— Как я соскучилась по вам, — княгиня улыбнулась печально. — Век бы смотрела теперь. И не хочу, чтобы что-то скверное с вами случилось.
Леден осторожно обхватил её запястья, скованные красивыми расписными обручьями. Отвёл от лица её ладони, не понимая, к чему она ведёт. Женщины порой как начнут загадками говорить, так понимай, как хочешь. А как поймёшь — да неверно — только хуже станет.
— Отчего же ты решила, что худое может с нами приключиться? — он улыбнулся, пытаясь унять нежданную тревогу матери. — Верно, что могло, то уже приключилось давно. Проклятия свои уж сколько лет на плечах несём, может, скоро доведётся от них избавиться наконец.
— А то что княженке Велеборской я не доверяю, — без раздумий пояснила Любогнева, и голос её прозвучал точно перезвон серебряных колтов. — Как оказия случится, так быстро она вас с хвоста скинет.
— Не скинула ещё, — возразил Леден, делая шаг назад и отпуская руки матери. — Хоть и были оказии. Не одна даже. Да в лесу она не бросила, как мавка меня увела. И за спину княжича Зуличанского прятаться не стала, хоть и могла. Ты не знаешь её.
И захотелось вдруг, чтобы мать ушла. Зря, видно, он посчитал, что она к Елице теплом проникнется, как только парой слов обмолвится с ней. Уж слишком большую тень бросали поступки Борилы на дочь, которая вынуждена была сейчас за него отвечать.
— И ты туда же, — княгиня усмехнулась с укором в изгибе красивых губ. — Ладно Чаян, у него сердце горячее, всё рвётся куда-то. Очаровала его княженка, верно, тем, что до сих пор подол перед ним не задрала. А ты? Ты чего хмаришься? И защищаешь её.
— Попусту я не стал бы это делать, — буркнул Леден. — Да и что я? Не живой, что ли?
Княгиня так и ладонь к губам прижала: он краем глаза заметил, хоть и не смотрел на неё. Подошла, обняла за плечи и прижалась щекой к спине.
— Живой, конечно, — шепнула. — Просто ты рассудительный и не такой ветреный, как он.
— Может, тогда тебе надо прислушаться к моим словам?
Любогнева кивнула смиренно и вернулась на лавку у стола.
— Так расскажи мне, куда вы после веча путь держать будете? Раз Сердце не сыскалось до сих пор.
— В святилище, что недалеко от Яруницы лежит. Туда нас дорога ведёт. Может, там другую ниточку отыщем.
Княгиня и с места не двинулась,
