Ночь со зверем (СИ) - Владимирова Анна
Я вскрикнула:
— Что вы делаете?!
— Рот закрой! — рявкнули мне, и оборотню прилетело по лицу кулаком.
Он только головой мотнул, падая на колено, но тут же медленно выпрямился перед человеком:
— Я буду рвать тебя на части неспеша, когда доберусь, — оскалился он, и его хриплый голос заставил съежиться не только меня.
Ублюдок-охранник тоже дрогнул, выкатив глаза.
— Ты живешь тут еще только потому, что нужен этим ученым в качестве подопытного материала, — прошипел он.
— Курт, — позвал его второй, нервно перехватывая ствол ружья, — пошли. Наши завтра починят камеры.
Курт презрительно хмыкнул и развернулся к выходу. Когда двери с грохотом закрылись, зверь медленно сгорбился, тяжело выдохнув.
— Ложись, — подскочила я, не думая, и подхватила его под руку. — Давай…
Он, к счастью, повиновался, а я метнулась в ванную за мокрым полотенцем. Не лед, так хотя бы холодная вода немного поможет от стремительно наливавшейся гематомы на скуле.
— Спасибо, — тихо прохрипел, когда я залезла рядом и приложила полотенце к его лицу.
— Не за что, — глухо выдавила… и почувствовала, как по щекам покатились слезы.
Сдержать эмоции не удалось, и вскоре я уже полноценно рыдала. Он молчал. Лежал, положив руку поверх ушибленного живота, и будто пережидал мою истерику. Хотя откуда мне знать, что у него в мыслях?
— Как ты сюда попала? — вдруг спросил он.
— Мне позвонили из службы занятости, — я шмыгнула носом. — Платить обещали так хорошо, что я даже не задумалась.
— Так нужны деньги? — открыл он глаза.
— Думала поступать осенью в Смиртоне. Поэтому да, нужны… — Голос охрип.
Я вытерла слезы свободной рукой и обняла колени, ежась в комок.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать два…
Он болезненно поморщился, тяжело вздыхая, и снова прикрыл глаза, а я пустилась рассматривать его вблизи. Спросить, сколько лет ему, не решалась. Но прежнего желания ничего о нем не знать уже не было.
— Как тебя тут найти?
Я моргнула, не понимая, и он снова устремил на меня свой режущий взгляд:
— Если вдруг тебя не приведут когда-нибудь, а мне удастся выбраться…
— Сегодня меня вернули в жилой корпус для обслуживающего персонала. По главному коридору если идти, то он четвертый по счету.
— Что еще тут есть? — сузил глаза пытливо.
И я рассказала все — что, где, сколько персонала, отсеков, оборотней и клеток. И что людей в черных спецформах вижу впервые.
Он выслушал меня внимательно, потом медленно сел, едва успела перехватить мокрое полотенце:
— Давай есть.
— Я не хочу.
— Ари, надо есть, — устало поднялся он, и я впервые испытала к нему жалость. — Не давай им лишнего повода тащить тебя в медотсек.
— Они все равно будут таскать, — возразила. — Мы теперь с тобой подопытные экземпляры. Не пойму, что они хотят найти…
— Слабое место, — взялся он за тележку и покатил к кровати. — Таких, как я.
— И в чем же слабое место? — подобрала я ноги.
— Ты теперь мое слабое место. — Он снял крышку с подноса. Еда была простой — тушеное мясо, овощи. Но оборотень все равно ко всему придирчиво принюхался, прежде чем наложил мне тарелку. — Ешь.
— Ты можешь мной не командовать? — возмутилась я.
— Может быть когда-нибудь смогу, — посмотрел на меня. — Поешь, пожалуйста. Тебе нужны силы.
— Я не могу есть, когда у меня стресс. Но меня все равно накормили стейком — не переживай. Ужинай сам.
Он медленно вздохнул и уселся на кровать, притягивая к себе тарелку:
— Хорошо.
Я смотрела на него, долго не решаясь задать первый вопрос:
— Как ты сюда попал?
— Не помню, — провел большим пальцем по нижней губе.
А я впервые обратила внимание на его пальцы — длинные, с узорами вен…
— А как тебя зовут, помнишь?
— Эйдан Хант.
Спрашивать его о чем-то начинало даже нравиться. В основном тем, что еще совсем недавно казалось невозможным.
— А лет тебе сколько?
— Тридцать семь.
Ох, черт. Я для него ребенок.
— А семья у тебя есть?
Он бросил на меня странный взгляд:
— Нет, конечно.
— Почему? — растерялась я.
— Потому что только одиноким я мог на тебя повестись.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Как это? — нахмурилась я.
— Не знаю. Не уверен, —и он облизал губы. — Просто чувствую, что ты особенная. Ты не даешь мне снова уйти в забытье в звере. И эти… — он поморщился. — Говорят, что я тебя выбрал. Видимо, слабость они уже научились находить.
— Они отправляли на смерть женщин, — понизила я голос, тяжело дыша. — Им все равно, каких жертв стоило достичь цели…
— Не думай об этом, — перебил он. — Главное — выбраться. Я обещаю — вытащу тебя отсюда.
Мне хотелось спросить, что будет потом, но я не стала. Хотя в груди зашевелилось чувство вины. Если он и правда от меня так зависит, я же… лишу его шанса на жизнь?
— Может, тебе больше не грозит уйти снова в забытье? — предположила неуверено.
— Я не знаю. Может, и так.
Наши взгляды встретились. И в его глазах снова заискрило, а у меня спина взмокла и пересохло во рту. Эйден моргнул и тряхнул головой:
— Залазь под одеяло и ложись спать, — прохрипел.
— Что случилось? — растерялась я.
Он ответил не сразу. Поднялся, убирая тарелку, и откатил тележку к двери:
— Я не хочу тебя больше трогать. — Его голос вымучено охрип. — Я не знаю, делают с нами что-то… или это какой-то естественный вариант… Но я не хочу так. Не хочу быть зверем с тобой.
Мы замерли взглядами друг на друге, и у меня сдавило все внутри от невыносимого противоречия. Как мне его бросить? Имею ли я право?
— Залазь под одеяло, — прервал он мои душевные метания, и я поспешила выполнить его приказ.
Он еще постоял некоторое время у дверей, выравнивая дыхание, потом направился к окну.
Вид мужчины, стоявшего ко мне спиной и сжимавшего прутья, врезался в память навсегда. Его литые мышцы на фоне темнеющего неба, скованные напряжением, и тяжелое дыхание наполнили душу сомнениями. Он не заслуживает предательства, но…
…заслуживает ли доверия?
* * *Утром ее забрали, и я смог опуститься на кровать, пропитавшуюся ее запахом, и забыться сном. Потому что ночь измотала меня ее зовом. Ари постанывала во сне, вскидывалась и металась по постели. Невыносимо хотелось ее успокоить, прижать к себе… и снова выпасть в мир, в котором существует только она. Пусть бы ненадолго.
Но я так не хотел. Все это было обманом — себя и ее. Она меня боялась, а я подчинял. В этих обстоятельствах — единственное, что нам было доступно. Но от этого было не легче. Я не мог позволить себе становится зверем, будучи в человеческом обличии…
На полигон меня вытащили ближе к полудню, но волка там больше не было, как и нездорового оживления. И я опустился в углу на каменную плиту, прикрыл глаза и принялся прислушиваться. Морда болела после вчерашнего так, что было больно морщиться. Но я забыл об этом, когда услышал тихий плач вперемешку со звериным подвыванием. Кажется, мой вчерашний знакомый был где-то рядом. Я прислушался и направился в другой угол клетки. Так и было — в соседнем вольере на земле сидел вчерашний парень. Кажется, я ошибся с возрастом. Теперь с убранными назад патлами он казался совсем мальчишкой.
— Эй, — позвал его, и он вскинул на меня взгляд. Испуганный, загнанный и сдавшийся. — Тебя как зовут?
— Кай…
И голос совсем юный.
— Ты откуда? — присмотрелся к подростку. Левую руку он уязвимо поджимал к боку. — Рука сломана?
Он мотнул головой:
— Какая тебе разница, медведь…
А говорит нормально, по-человечески. Удивительно. Обычно эти оборотни двух слов связать не могут. За редким исключением.
— Твой отец белоглазый?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Мать.
Я не сдержал удивления, и мальчишка хмыкнул, закатив воспаленные глаза. Помеси с человеком у белоглазых были возможны преимущественно в одном случае — когда оборотни воруют человеческих женщин себя в пару. Но чтобы наоборот…