Возвращение злодейки любовного романа (СИ) - Иствуд Кира

Я поднимаю глаза на портрет матери, что висит под лестницей. Раньше его местом был парадный зал, а теперь висит тут — скрытый от большинства глаз.

Когда был шестилетним ребёнком, то часто рассматривал его.

Рузанна Цезариус. Моя мать. На картине она красива, цветёт здоровьем, скромно улыбается и нежно смотрит из-под ресниц…

Но я запомнил её совсем другой — испуганно кричащей, со слезами отчаяния в серых глазах. Запомнил, как она схватилась за горло и упала, а бокал вина выскользнул из её слабых рук и звонко разбился об мрамор пола.

Запомнил, как после она лежала в кровати — смертельно бледная, едва дышащая, с запавшими глазами и сухими как наждачка губами.

Запомнил, как шептались придворные о том, что приближается закат рода Цезариус. Что Королева не выкарабкается, а без истинной Король долго не проживёт. От тоски загнётся. А пятилетний волчонок трон не удержит, слишком доверчив и мал… Зубы не успел отрастить… и, видимо, уже не успеет.

Воспоминания оживали в голове. Я вдруг вспомнил свою няню. В мои пять лет эта женщина была мне самым близким после родителей человеком. Она говорила, что если молиться богам, то Королева выздоровеет… А через пару недель подсыпала яд в мой завтрак. Одновременно несколько верных прежде стражников напали на Короля.

Но мой отец не зря считался самым сильным оборотнем Руанда, он сумел отбиться, предатели заплатили кровью. Я тоже выжил, просто из упрямства. Но матери сил и упрямства не хватило… Она так и не очнулась.

Няня успела сбежать…

Стражники были мертвы до того, как их опросили…

Заказчиков не нашли…

Но следы чёрной магии ясно говорили, в каком направлении искать.

Вся страна встала на уши, солдаты прочёсывали каждый угол, тюрьмы не вмещали подозреваемых. Но в конце концов, расследование доказало, что несчастье случилось из-за банальной ревности.

Первая жена — Кристиния — не простила, что её отослали из дворца и принялась мстить. Воспользовалась остатками связей, нашла недовольных властью, на других надавила через близких, третьих купила или заколдовала.

Пойманные культисты это подтвердили. Сама Кристиния бежала, а чёрную магию объявили вне закона…

После смерти матери с отцом я почти не общался. Он полюбил уединение, а меня особенно избегал, говорил, что я напоминаю ему о той, кого пришлось похоронить.

С каждым днём он терял волю к жизни, постарел за пару месяцев как на десять лет. И вдруг женился… Года не прошло.

Ослеп он — не иначе. Женщину нашёл жадную и пустую, точно фантик из-под конфеты. Зато красивую, сладкоречивую, умеющую притворяться и правильно улыбаться. Её звали — Илона. Мы друг друга молчаливо презирали, но никогда этого не показывали, скрывали за сухой вежливостью. Особенно, после того как родился мой брат.

Однако я знал, если когда-нибудь эта женщина найдёт мою слабость, непременно ею воспользуется. Такой возможности я давать не собирался. Друзей не заводил, спиной не поворачивался, учился, оттачивал физические навыки и приучал организм к ядам. Едва выдавалась возможность, сбежал на войну несмотря на возражения отца. Но даже там держался подальше от эмоциональных привязанностей.

Никому не позволял в сердце запасть. А если случалось, то выкорчёвывал с кровью, чего бы это ни стоило.

Лишь однажды я спросил отца, что он почувствовал, когда встретил мою мать. Как это — увидеть истинную. Ту, кто предназначен судьбой.

Отец тогда тепло и чуть печально улыбнулся и ответил: «Этого не объяснить… Ты поймёшь… Но знай, метка не гарантирует любви, но тягу… А влюбиться можно и без метки. И куда сильнее, чем тебе кажется».

Я кивал, но в мыслях ухмылялся. Как же! Не такой я дурак! Уж смогу себя в руках удержать.

Если бы отец не женился на полукровке без метки, то не случилось бы и беды.

Я твёрдо решил отомстить. А ещё, что никогда не поставлю семью в опасность из-за банальной страсти. Никогда не женюсь без метки. Да и девушкам вовсе не всегда нужно замужество. Хотя бывали и такие, кто пытался рисовать себе краской узоры на запястьях, лишь бы заставить на себя взглянуть. Ни одна из них не вызывала во мне никаких чувств, кроме недоумения.

А потом случилось новое покушение на отца. И снова чёрная магия указывала на культистов. Пришлось ехать в Лимерию по горячим следам…

Там-то я и встретил Викторию.

Как увидел, сразу понял — вот оно. То не передаваемое словами чувство, о котором говорил отец. Словно внутри натянулась струна и тревожно звенит на одной ноте, заглушая всё. В груди скребёт голод, горло пересыхает как от страшной жажды.

Мы встретились на балу в столице людей.

Отец говорил, что мать подошла к нему первая, не смогла противиться притяжению.

Но Виктория, вместо того, чтобы потянуться навстречу, попыталась сбежать. Когда нагнал её, то вместо радости меня ошпарило страхом — удушливым, кислым, от которого перехватило лёгкие. В красивых глазах плескался смертельный ужас.

Я вытащил Викторию погулять в парк, но и там она стала выкручиваться и лгать.

А ещё… от неё несло чёрной магией. А когда под повязкой не нашлось метки, я понял, что ошибся.

Нет, не истинная. Но кто? Приманка? А мои чувства — магический морок? Маги подозревали, что нечто похожее могло лежать на отце, когда он женился на Кристинии…

Злостью меня скрутило так, что я зверя едва удержал. И снова напомнил себе, что верить никому нельзя. Никому. Едва расслабишься — нож в спину воткнут. Отвернёшься — яда сыпанут. Умрёшь — на могиле спляшут.

И эта девушка, быть может, тот самый яд, тот самый нож. Даже если сама она того не знает…

Однако, несмотря на все мои подозрения оставался шанс, что объяснение куда проще. Что я, как дурак, просто повёлся на красоту. Ведь Виктория была красива. Красива до невероятного. Сложно было взгляд от неё отвести, каждый глазами провожал, другие женщины от зависти зубами скрипели. Виктория ослепляла и притягивала, всё в ней было совершенно.

А лгать и выкручиваться она могла по многим причинам. Может, знала, что оборотни чёрную магию презирают, вот и испугалась.

Так что девушку я отпустил. Хотя имел право хоть сейчас её под замок запереть… Может, и стоило.

Вторая наша встреча произошла случайно. Или якобы случайно? Нас свёл фестиваль цветов и культисты, что там промышляли.

Едва увидел девушку в маске с кровавой раной на руке, то первое, что подумал: «Только бы не она. Только бы не Виктория. Пусть это звенящее чувство внутри ошибётся».

Нет, не ошиблось.

Её боль и страх как свои почувствовал. И прежде чем успел себя остановить, уже поднимал Викторию на руки, уже нёс в свою карету. Невозможно было поступить иначе.

Зверь скрёбся, скулил, скалился, желая выглянуть хоть ненадолго.

А девушка вновь пахла страхом, смотрела так испуганно, так потерянно…

Решение оставить Викторию в резиденции оборотней было не самым правильным, но единственно возможным. Просто потому, что не смог бы спать с мыслью, что кто-то может причинить ей вред, когда меня не будет рядом.

Я думал: «Прослежу, понаблюдаю, ничем не буду выдавать себя. Попытаюсь понять, какой хитрой магией она промышляет». Но проще сказать, чем сделать. В первые же дни мои собственные солдаты стали источником проблем. Когда увидел, как они Викторию зажали, перед глазами помутнело. Зверь вырвался, клыки заломило, в голове билось горячо и жадно: «Моя. Моя…»

Очнулся лишь тогда, когда её рука коснулась меня. А её голос произнёс: «Алан, прошу вас…»

Лишь тогда я осознал, что едва не убил солдата.

Никогда бы не подумал, что кто-то может вот так запросто моего зверя усмирить. Прикоснуться к нему в момент ярости и остаться невредимым. Как она через страх подошла? Зачем? А если бы на неё кинулся?

Потом в жутких кошмарах снилось, будто Виктория подходит, касается, а зверь бросается на неё, девичье горло зубами рвёт, сладкую кровь глотает… А потом приходит в себя. Да уже поздно.