Пара для дракона, или погаси последний фонарь (СИ) - Чернышова Алиса

— Своеобразные... педагогические методы, — сказала Лимори сдержанно. Сама она, быть может, и не была идеальным преподавателем, но такое отношение к ученикам вызывало у неё только отвращение и презрение.

— Н-да, держу пари, тебя обучали иначе, — Ижэ прикрыл глаза. — Чем займёмся? Уйти от тебя быстро я всё равно не смогу: это было бы неправдоподобно. И оскорбительно, если уж на то пошло. Что бы обо мне подумали?

Лимори старательно подавила облегчение: ей очень не хотелось снова оставаться в одиночестве.

— Мы могли бы пообщаться, — предложила она. — Или я могла бы сделать вам массаж — заметно, что вы устали.

Брови дракона поползли вверх.

— Неожиданно...

— Я не имею в виду ничего такого, — поспешила добавить она. — Ничего интимного.

— Ну вот, а я только начал надеяться, — скалится Ижэ, но глаза — серьёзные. — Только вот массаж, пожалуй, оставим на следующий раз. Как насчёт того, чтобы отметить со мной радостное событие?

— С удовольствием, — уж кто бы говорил о неожиданностях. — Какое?

— О, тут такое дело! Мой папаша наконец-то сдох, — сказал Ижэ. — В былые времена в честь такого я бы закатил на пару с Даани весёлую оргию с кучей девочек. Теперь, к сожалению или счастью, я вроде как дракон остепенившийся. Так что, уж будь добра, составь мне компанию. Как временно замещающая мою пару особа... нет, как звучит, а? Странно это: смотреть на тебя — и видеть её лицо. Так что, отпразднуем упокой моего родителя?

Лимори помолчала.

По долгу служения она уважала Смерть — иначе и быть не могло. Потому-то она всегда презирала идею "показательного горя". Она считала, что плакать на погребальной церемонии надо лишь в том случае, если этого хочешь. Она ненавидела лживые кликушеские крики особ, которые за спиной уже успели много раз поделить наследство покойного.

Лимори ненавидела погребальные церемонии именно оттого, что всегда могла ощущать истинные мотивы присутствующих. Там она убедилась, что истинное горе — оно зачастую тихое, угловатое, неумелое, нелепое почти. Как и любое истинное чувство, впрочем. На её памяти, больше всех страдает порой не тот, кто толкает длинную пафосную речь о покойном, но тот, кто скажет нечто вроде: "Ну что же ты так, приятель?". И ничего больше из себя не сможет выдавить.

Такие дела.

Также она прекрасно знала, что каждый переживает потерю в своей манере. И часто эмоций нет вообще, или их до того много, что кажется, будто нет ни одной; порой, чаще в случае с тяжелобольными, переживший потерю ощущает облегчение — и отчаянно стыдится этого; в других случаях превалирует злость.

Так, как у Ижэ... бывало тоже, и часто. Чаще, чем ей хотелось бы признавать, чаще, чем она могла выносить... Но это, в конечном итоге, долг Жреца Смерти, не так ли? Выслушать и принять.

— С удовольствием, — повторила она. — Я отпраздную с вами.

"Мне жаль, что бы он с тобой ни сделал. Мне очень жаль, что ты продолжаешь терзать себя сам — уже без помощи отца. Мне жаль", — подумала она, но не сказала вслух. Едва ли Ижэ понял бы эти слова правильно — он явно не из тех, кто готов принять жалость. В любой форме.

И они отпраздновали — отличным вином, вкусной едой, молчанием (если не считать всерьёз за разговор несколько совершенно неубедительных попыток Ижэ казаться весёлым). Они вместе любовались закатом, благо на Гахаане это было зрелище почти нереальное: небо становилось настолько алым, что смотреть было почти больно.

— Эти браслеты мне достались от отца, между прочим, — сказал вдруг Ижэ, указывая на антимагическую дрянь на её руках. — Он надевал их на нас с братьями, когда хотел преподать урок. И кто теперь кому преподал урок, старый ублюдок?

Лимори вздохнула. К сожалению, она видела нечто подобное в Чу. Очень часто. Даже слишком... Несчастный ребёнок и жестокая тварь в одном флаконе — классический, повсеместно встречающийся сюжет. И замкнутый круг, ибо, чтобы перестать быть тварью, надо перестать быть и эгоистичным, зацикленным на своей боли ребёнком — а это очень, очень мало кому удаётся... С другой стороны, ей казалось, что этот дракон — из тех, у кого шанс может быть. Как минимум, в теории. А значит...

Вздохнув, она осторожно отставила бокал, обошла стол и стала медленно приближаться к дракону.

— Что ты делаешь?

— Хочу обнять вас, — отозвалась она честно, осторожно обволакивая дракона теплом своих эмоций.

— Всё же решила переспать со мной? — покривил он губы в насмешливой улыбке. — И то верно... зачем добру зря пропадать?

— Я думаю, что низводить все тёплые порывы к сексуальной тематике — защитная реакция подростков, — Лимори подошла почти вплотную и внимательно, спокойно смотрела на него. — Позвольте обнять вас. Что в этом сложного?

Дракон прикрыл глаза на миг, будто наслаждался исходящим от неё эмоциональным теплом, а после резко встал.

— На слабо ловят только подростки, — отбил он с кривой усмешкой.

И ушёл. Лимори невольно задумалась о том, в какой степени это можно считать бегством.

* * *

— Я не могу говорить со своей парой, — сказал ей дракон, когда пришёл во второй раз. Случилось это через два дня после их предыдущей встречи, и Лимори сочла это хорошим знаком.

— Почему? — уточнила она. — Вы поссорились?

— Нет, мы просто по разные стороны баррикад. Или по одну. Я не знаю, где моя сторона. Да и мало кто знает, думаю: твой родной мир охвачен войной.

В её горле встал ком.

— А наш город?..

— Нет, Вольные Города в войне не участвуют.

Несказанное "пока" повисло в воздухе, но Лимори всё равно ощутила облегчение. Оно было нечестным, видит Предвечная: война не бывает где-то там, далеко; горе и страдания не становятся менее ужасными от того, что случаются с незнакомцами. Однако, так это бывает — каждый волнуется в первую очередь за ту часть мира, которая важна лично для него.

— Кто вовлечён в конфликт?

— Слишком много вопросов, — прищурился Ижэ. — Ты ходишь в мою голову, как к себе домой, и постоянно задаёшь вопросы. Не думаешь, что теперь моя очередь?

— Спрашивайте, — Лимори это не слишком испугало. Если и есть в её жизни секреты, то они не её личные, но Храмовые. Всё остальное она была готова открыть хотя бы для того, чтобы сломать стену недоверия между ними. Нет, она не тешила себя иллюзиями того, что сможет совсем усмирить боль в душе этого дракона — до такой степени гордыни она ещё, слава Предвечной, не дошла. Однако, при всём при этом она верила, что способность заглянуть в разум Ижэ дарована ей не зря.

— Что это был за бой, в котором ты получила своё проклятье? — выдал дракон.

Не самый худший из возможных вопросов.

— Вам короткую версию или длинную?

— Давай длинную, что уж там, — усмехнулся он. — Всё равно тут торчать! А мне интересно, между прочим, что за локальные магические войны случались в вашем чудном городке! Больно уж любопытный у этого проклятия отпечаток. Да и время скоротать не помешает, верно?

"Время не нужно коротать, оно и так коротко", — хотелось ответить ей, но она сдержалась.

— Я родилась со Жреческим призванием, — начала она тоном, каким обычно пересказывала ученикам истории о давних временах и дальних странах. — Думаю, вы знаете, как это бывает: сны, предзнаменования, отстранённость от мира живых... Меня заметили почти сразу и забрали из семьи ещё совсем ребёнком. Бабушка с дедушкой, заменявшие мне родителей, навещали меня изредка, но в остальном мой мир составляли Жрицы. Я училась при Храме Тьмы, и это было очень счастливое время: меня окружали книги и мудрые наставники, сверстники, с которыми мы порой пересекались в Храмовом Дворе, были исключительно из семей состоятельных — дети магов или купцов. Тогда мне казалось, что мы живём в хорошем, счастливом городе. Необходимость уважительно склонять голову перед боевыми магами меня не смущала: как ни крути, они — защитники стен, те самые, кто не позволяет волне нечисти поглотить нас... Так думала я. Да, до меня порой доходили новости... Например, дети купцов шептались, что поборы на нужды боевиков выросли втрое; одна девочка из слабых стихийников рыдала, что её выбрал в жёны боевой маг и ей придётся сразу после учёбы войти в его дом, иначе родители умрут; пропал куда-то парень, с которым мы обычно сидели в столовой вместе — мне сказали, что его семья повздорила с боевыми магами. Когда я спросила, что это значит, на меня посмотрели сочувствующе и сказали коротко: "Он уехал". Много позже, повзрослев, я узнала, что мой друг убит вместе с родителями, дом его сожжён, сёстры изнасилованы и брошены в бордели.