Князь моих запретных снов (СИ) - Штерн Оливия

- Нет, пусти! – крикнула я, изо всех сил упираясь в грудь Тибриусу, который веселился от души.

- Ну-ка, дай на тебя посмотреть! – он заржал, - а руки-то руки! Друзья, перед нами экземпляр, который всю жизнь проводил над стиркой.

Страх… парализовал, лишая воли. Как бороться? Кого звать? А если… если они в самом деле выполнят то, о чем говорят?

Я зажмурилась, слезы брызнули из глаз.

- Отпусти… те, пожалуйста, отпустите меня, господин.

Я почувствовала, как руки Тибриуса шарят по моему телу, как он притянул меня к себе, словно паук муху. Надо было что-то делать, а я… не знала, что. В какой-то миг губы несостоявшегося герцога впились в мои, такие отвратительно липкие, пропахшие вином. И тут меня накрыло таким необоримым ужасом, что я… сама не знаю, как это получилось. Резко согнула ногу в колене и ударила. Не знаю, куда именно попала, но, судя по сдавленному шипению Тибриуса, куда надо. Он меня выпустил и стал медленно сгибаться пополам. А я… словно меня кто-то толкал. Я изо всех сил боднула его лбом. В нос. И, почувствовав себя свободной, рванула прочь.

- Ах ты… - неслось из-за спины, - держите ее!.. Хватайте! Теперь уже не уйдет!

И я побежала.

Изо всех сил, как только могла, учитывая собственное плачевное состояние. Страх никуда не делся, и чувство было такое, словно я в собственном кошмаре, пытаюсь убегать, а ноги вязнут в липкой патоке, и каждый шаг все тяжелее и тяжелее, а шум погони нарастает… И она так близко, пьяные, хохочущие, и на людей-то мало похожие.

Задыхаясь, я все-таки немного оторвалась, нырнула в темный закуток, пропахший плесенью и мышами, привалилась спиной к холодной стене. Накатывало отчаяние. Прячься-не прячься, все равно найдут. Что делать?

Голоса, звуки шагов… совсем близко.

Я облизнула пересохшие губы.

Что делать?

Ноги тряслись и подгибались, убежать не смогу. Перед глазами прыгали серые мошки, я закусила кулак, чтобы они не услышали мое хриплое дыхание.

«Мамочка…»

Вжалась в стену, как будто она могла меня спасти. И не сдержала крика, когда поняла, что моя спина куда-то проваливается, вместе с каменной кладкой.

Скрежет старого механизма.

Меня прокрутило вокруг оси, что-то щелкнуло, заскрипело…

И все погасло. Я осталась стоять в совершенной темноте, хватая ртом застоявшийся воздух.

Несколько мгновений я просто стояла и таращилась в темноту. Вязкий, липкий страх опутал все тело, лишая способности двигаться и соображать. Он и похож был на ту кровавую паутину, стянул путами руки и ноги, казалось, еще чуть-чуть, и я просто упаду и умру. Сердце колотилось где-то у самого горла, было душно и… так темно, что до тошноты, когда взгляд ищет хоть крошечный проблеск света – но не находит.

Едва соображая, что делаю, я все телом надавила на стену, потом развернулась, заколотила в каменную кладку руками. Уж лучше быть изнасилованной, чем замурованной заживо.

- Помоги-и-ите!

Даже кричать громко не получалось, так, жалкое мяуканье. Горло сжалось в спазме.

- Помогите! Кто-нибуть…

На мгновение померещились голоса за стеной, я воспряла, попыталась толкнуть стену в том месте, где, как мне казалось, она и провернулсь… Все бесполезно. Я была совершенно одна в тихой липкой тьме. Я сползла спиной вниз, уселась на пол, все еще надеясь… на что? Хотя бы на легкий сквозняк, тогда стало бы ясно, что где-то здесь есть выход… и я бы…

Пульс грохотал в висках, мешая думать. Что делать? Куда идти? Или не идти, оставаться на месте и кричать что есть мочи? Но кто меня будет искать? Может быть, спустя десять лет найдут мой скелет, наряженный в серое платье…

От мыслей о скорой смерти я почему-то начала успокаиваться. Задумалась о том, а что меня ждет там, на другом берегу? Может быть, кто-то из моих предков? Настоящих… Посмотреть на них было бы любопытно. Хотя думать о том, что моя настоящая мать умерла, тоже не хотелось. Мне хотелось, чтобы прекрасная и несчастная принцесса с золотистыми локонами все еще была жива и коротала свой век в каком-нибудь богатом замке, вспоминая своего ребенка, потерянного давным-давно… Я всхлипнула, вытерла слезы. Прислушалась. Нет, ничего не менялось. Ни сквознячка, ни проблеска света. Похоже, я заперта в каменном мешке, откуда действительно нет выхода.

Я все же поднялась на ноги и, не отрывая ладоней от стены, начала боком двигаться вправо. Уж не знаю, зачем. Возможно, потому что просто сидеть и ждать смерти было невыносимо. Или потому, что хотелось бы понять, насколько велика камера, куда меня угораздило провалиться.

Шаг. Второй. Под пальцами все тот же холодный и гладкий камень. Третий. Четвертый. Маленькие шажки вдоль стены… Пальцы ткнулись в препятствие, которое было похоже на короткую металлическую палку, торчащую из камня.

Сердце замерло на миг, потом пустилось в пляс. Уж не знаю, как я догадалась – но пошевелила эту палку, и она поддалась, с громким щелчком опустившись вниз.

Снова в толще стен что-то заскрежетало, заскрипело. Если это древний механизм, удивительно, как он работает до сих пор. Я завертела головой, пытаясь понять, изменилось ли хоть что-то. Кажется, что-то медленно проворачивалось высоко надо мной, что-то большое, громоздкое. Меня потом прошибло. А вдруг это какой-нибудь механический пресс, один из тех, каким давят масло, а здесь он исключительно для того, чтобы давить таких вот, как я?

Но нет. Наверху продолжало скрежетать, а потом…

Я увидела свет. Тот самый свет заката, который я видела и в лекарской. Свет как будто опускался сверху, постепенно выхватывая из темноты мрачные серые стены, давая возможность осмотреться…

Я охнула и облизнула пересохшие губы.

А закатное зарево, пойманное где-то вверху хитрой системой зеркал, уже заполонило комнату – потому что это оказалась жилая комната – и я, окончательно потеряв дар речи, только озиралась по сторонам, не понимая, почему и для кого это место оказалось спрятанным в толще каменных стен.

Конечно, здесь все заросло пылью и лохмотьями паутины, но было видно, что когда-то это была богато убранная комната. Не спальня, скорее, кабинет. По центру стоял массивный стол, уставленный склянками, бутылками, какими-то коробками – прямо как в лекарской. А дальше, у стен, были стеллажи с книгами, я за свою жизнь не видела столько книг разом. Было еще кое-что интересное, высокая подставка, на которой покоился деревянный сундучок.

Я вдохнула поглубже, пытаясь успокоиться.

Все это, конечно, было хорошо – уж то, что у этой комнаты раньше был хозяин, говорило и о том, что этот хозяин мог сюда входить и выходить. Значит, я не умру от голода и жажды.

Зеркала вверху… Давали пока что достаточно света, но нужно было поторопиться, чтобы найти выход до того, как наступит ночь.

Я отлепилась от стены, шагнула ближе к столу, еще раз осмотрелась и вздохнула с облегчением: из стены напротив торчал еще один рычаг, и рядом с ним камни были выложены таким образом, что обрисовывали дверной проем. Наверное, выход?

Заторопившись, я бросилась к нему, но все-таки не удержалась и остановилась рядом с сундучком. Не то, чтобы я была большой любительницей рыться в чужих вещах, но почему-то сундучок так и манил – искусной резьбой, завитки которой угадывались под слоем пыли, округлыми боками. А если там окажутся деньги? Я закусила губу. Нет, ничего брать не буду. Не нужно мне чужое богатство, тем более, из такого странного места. Но заглянуть все же хотелось, очень. И я аккуратно подняла крышку, сундучок оказался не заперт.

В багряном свете заката я увидела небольшой, с ладонь, эмалевый портрет девушки в бронзовой рамке тонкой работы, с завитками и цветочками. У нее были роскошные пепельно-русые волосы, заплетенные в косы и красиво уложенные на голове наподобие короны. Личико – прекрасное и правильное, почти как у дорогой фарфоровой куколки. И серые большие глаза в темных ресницах.

Я моргнула. Почему-то возникло нехорошее ощущение, что эта нежная куколка внимательно смотрит на меня с портрета. Слишком внимательно для нарисованной особы. По позвоночнику потянуло неприятным холодком, я быстро обернулась, чувствуя на себе чей-то незлой, но очень внимательный взгляд… Никого. Возможно, какой-нибудь дух сейчас обратил на меня свое внимание?