Налини Сингх - Поцелуй архангела

Замерев на месте, она слушала скрип ботинок по снегу, хорошо знакомый шелест одежды, соскальзывающей с тела.

Елена представляла сильные руки и плечи Рафаэля, ее пальцы изнывали от желания коснуться рельефного пресса мужчины, и его мускулистых бедер.

Она сжала свои бедра, когда вода вокруг заплескалась, взволнованная телом намного большем и сильнее, чем ее собственное.

Елена затаила дыхание, когда он подошел ближе и уперся руками в камень по обе стороны от нее.

Расправив крылья, чтобы он мог прижаться к ее спине, она судорожно втянула воздух.

— Рафаэль, это точно не поможет.

Она кожей почувствовала пульсацию его горячего, словно живое раскалённое железо, члена, как раз в этот момент через ее крылья прошел чувственный импульс прямо к влажной сердцевине ее тела.

Мгновение спустя, Рафаэль губами коснулся ее уха.

— Ты меня мучаешь, Елена. — Зубы коснулись ее плоти в не слишком нежном укусе.

От неожиданности она громко вскрикнула.

— За что?

— Я придерживался целибата более года, Охотница. — Одна большая рука смело обхватила грудь, пальцы сильные, несомненно мужские дотронулись до ее плоти. — Возбуждение берет верх над моим самообладанием.

— Что? Твой член не побывал ни в одной сладкой вампирше пока я была в коме?

Рафаэль ущипнул ее сосок достаточно сильно, чтобы дать ей понять, что она преступила черту.

— Ты такого невысокого мнения о моей чести? — спросил он, и между ними повисла ледяная тишина.

— Я ревную и хочу секса, — сказала Елена и, потянувшись назад, прикоснулась ладонью к его щеке. — И я знаю, что выгляжу дерьмово.

Тогда как вампиры несколько десятилетий спустя после своего обращения становились невероятно привлекательными — с безупречной кожей и холёными телами.

Те немногие люди, которые когда-либо спали с ангелом, просто не могли их превзойти.

Рафаэль скользнул рукой вниз.

— Это правда, что ты немного похудела, но я все равно безумно тебя хочу.

Глава 4

Мозг Елены отключился на несколько секунд. Когда она смогла говорить, вырвался лишь хриплый стон.　

— Ты пытаешься меня убить.

Он сжал её грудь. Кожа Елены натянулась настолько, что удовольствие граничило с болью.

— Этот вид наказания намного лучше чем расчленение на куски.

— Поскольку ты не сможешь заниматься сексом с покойницей, да?

— Определенно.

Пламя лизнуло Елену вдоль позвоночника, когда он скользнул руками вниз по спине и погладил большими пальцами упругие ягодицы.　

— В половине случаев я не уверена, серьёзен ты или нет.　

Пальцы Рафаэля остановили свою чувственную муку.

— Ты уверена, что хочешь, чтобы я знал? Это слабость.

— Кто-то должен сделать первый шаг, — приподняв ногу, она начала водить ею по его голени.

Рафаэль запечатлел поцелуй на шее Елены в месте, где бился пульс.

— Среди ангелов такая честность станет тебе помехой.　

— А что насчёт тебя?　

— Я привык использовать то, что знаю, чтобы удерживать власть.

Елена положила подбородок на свои руки, позволяя Рафаэлю размять припухлости, образовавшиеся по контуру тех мест на спине, где у нее выросли крылья. Это было восхитительное чувство — такое правильное, что она знала, никогда не позволит никому другому касаться ее в том месте, даже по дружбе. Это было бы предательством.

— Ты сам становишься очень честным.

— Возможно между нами, — медленно сказал он, словно обдумывая значение каждого слова, — это может быть не слабостью, а преимуществом.

Удивившись, Елена повернула к нему голову.

— Правда? Тогда расскажи мне что-нибудь о себе.

Он пальцем нажал на особенно напряженное место, и она застонала, уронив голову на руки.

— Господи, помилуй.

— Не Господа ты должна просить о пощаде, — в его тоне проскользнул собственнический подтекст, который становился хорошо знакомым, — О чем ты хочешь знать?

Она ухватилась за первое, что пришло в голову.

— Твои родители еще живы?

Все застыло. Температура воды упала так быстро, что перехватило дыхание, сердце Елены панически заколотилось.

— Рафаэль!

— Опять же, я должен извиниться, — на шее она почувствовала теплое дыхание, вода потеплела до температуры, при которой ее коже не грозила перспектива стать мертвенно синей. — С кем ты говорила?

Вода, может, и потеплела, а вот тон его голоса напоминал арктический ветер.

— Ни с кем. Спрашивать о родителях — это самое обычное дело.

— Нет, не обычное, когда ты спрашиваешь о моих родителях, — он всем телом вплотную прижался к ней, обхватив руками за талию.

У Елены возникло странное ощущение, будто он искал утешения. И было очень странно думать таким образом о нем, о создании, которое обладало властью столь обширной, что она едва ли могла это постичь. Елена без колебаний обняла его, позволив удерживать себя вертикально в воде.

— Прости, если я разбередила старые раны.　

Старые раны.

Да, подумал Рафаэль, вдыхая аромат своей охотницы и, едва ощутимую под кожей, необузданность.

Ему было интересно, как повлияет Елена на расу архангелов и вампиров, эта смертная, сделавшая его чуточку человечнее даже когда сама стала бессмертной. Но он никогда не перестанет гадать, что же она сделает с ним.

— Мой отец, — сказал он, сам себя удивляя этими словами, — умер очень давно.

Повсюду пламя, яростный крик его отца, слезы его матери. Соль на губах. Его собственные слезы. Он наблюдал, как его мать убивает отца и плакал. Он был мальчишкой, совсем ребенком, даже среди ангелов.

— Мне жаль.

— Это было целую вечность назад, — такое происходило в те редкие моменты, когда его щиты падали под напором воспоминаний. Сегодня Елена застала его врасплох.

Разум Рафаэля затопили образы последнего, что он помнил — не своего отца, а матери. Он видел ее изящные стопы, легко ступающие по траве, испачканной кровью ее собственного сына. Она была так прекрасна, так одарена, что ангелы сражались и умирали за нее.　

Даже в конце, когда она вполголоса пела над разбитым и изломанным телом Рафаэля, ее красота затмевала собой солнце.

«Ш-ш-ш, мой дорогой, ш-ш-ш».

— Рафаэль?

Два женских голоса: один тянул его в прошлое, другой — в настоящее.

Если выбор и был, то он сделал его год назад в небе над Нью-Йорком, когда вокруг него город лежал в руинах.

А сейчас, он прижался губами к изгибу плеча Елены и впитывал ее тепло, тепло, которое было отчетливо смертным, и которое плавило лед воспоминаний.