Муж для серой птички (СИ) - Баскакова Нина

— Лу, я тебя обидела чем? — спросила ее Мируша. — Чего за молчание? Как я могу вину загладить, если не понимаю ее? И опять молчание. Обидел кто? Так только скажи. Я ему украдкой травы подсыплю, от которой живот прихватит. Так сразу за ум возьмется, когда будет все грехи вспоминать. Ну вот, уже улыбнулась.

— Это ты в тот раз такое сделала с Хартом?

— Я хотела. Он к служанкам приставал, а так как его отец всегда прощал, то от него спасу не было. Но он сам траванулся. Нажрался тухлого мяса.

— Зачем? — с интересом спросила Луиза.

— А ему его впарили, как заморскую еду. На самом деле стушили, травой посыпали и дураку в три дорого продали. Поэтому это не моих рук дело. Но я от души радовалась, когда он три дня мучился и чуть не помер.

— Злая ты.

— Справедливая, — Мируша отложила веник и села рядом с Луизой на скамью.

— Так в чем дело?

— Домой хочу. Не могу я здесь жить, — не скрывая слез, ответила Луиза.

— Дорога назад закрыта. Это давно надо понять.

— Я знаю, но… — Луиза разревелась. — Но больше не могу!

— Рассказывай, — забирая у нее шерсть, велела Мируша. — Не смотри на меня, как на врага. Я тебе во врагах никогда не была. Помнишь, как мы мальчишкам в кровати лягушек подкинули, когда они тебя дразнить начали?

— Это ты подкинула, а потом еще и от Тэти получила.

— Ага, пришлось всю комнату вымыть. Правда, я тогда зачем-то в печку полезла.

— Не вспоминай. Помню, как мы тогда вернулись с прогулки, а вся комната в саже и ты посреди комнаты стоишь.

— Я думала, что Тэти меня убьет, — рассмеялась Мируша.

— Отец не дал. И долго смеялся над твоей проделкой. А я тогда его испугалась.

— Его никто из нас не знал. Тэти рассказывала, что он себя в каждой ситуации по-разному ведет. А моя матушка говорила, что он словно маски меняет. Мне тогда казалось, что он каждый день достает карнавальную маску и надевает ее. Еще думала, что у него этих масок должно быть много. Но почему-то он мне их не показывал. Я еще к нему забралась в кабинет эти маски поискать.

— Не нашла? — улыбаясь, спросила Луиза.

— Он меня поймал, когда я открыла ящик стола, а там были одни бумаги, — ответила Мируша. Она не стал рассказывать, как Карл Конрт вначале рассердился на нее, но когда услышал про маски, посадил к себе на колени и долго объяснял, что человек меняется под ситуацию. Что для каждой роли должна быть своя маска. Она тогда поняла его через слово. И все-таки уточнила, что у него правда нет масок? Он подтвердил, что нет. Но пообещал ей подарить красивую карнавальную. Она тогда попросила страшную маску, чтоб все ее боялись. Мальчишки бы точно пугались, когда она выходила бы из-за угла. Смешно, но ее желание сбылось. Или все-таки грустно… — Веселые тогда были времена. Но хватит воспоминаний. Мне тебя пытать, чтоб понять кому лягушек в кровать подсовывать?

— Князю.

— О как! Хм. Не думаю, что он лягушек испугается, а животом будет мучиться, так мне же его и лечить придется. Эта лекарка ничего не умеет.

— О чем я и говорю. Не получится ничего поменять.

— А чего хоть менять надо? Лу, то что происходит между мужчиной и женщиной — это нормально. Непривычно, но потом и понравиться может, — сказала Мируша.

— Как это может нравится? — поморщилась Луиза.

— Ну, как… Как от поцелуев, — ответила Мируша.

— Меня от них тошнит, — выпалила Луиза.

— От поцелуев? — уточнила Мируша.

— Мы с ним лежим в одной кровати. А он ко мне целоваться лезет. И такой запах противный. А еще у него борода неприятная. И руки…

— Чего руки?

— Он меня лапать начал, как Харт. А я не знаю, что делать.

— В ответ бы полапала.

— Чего?

— Он тебя, ты его.

— Зачем мне его лапать?

— А чего? Ни разу не хотелось? — спросила Мируша. Искоса посмотрела на Луизу. Та отрицательно покачала головой. — Дальше поцелуев и лапанья дело дошло?

— Нет. Он говорит, что торопиться не будет. Хочет, чтоб я к нему привыкла.

— И поэтому ты домой хочешь?

— В последний раз меня рвало. Он ко мне целоваться, а мне так муторно стало.

Я не смогла удержаться. Еле добежала.

— Что же он такого на ночь жует, что тебя от него воротит? — не выдержала Мируша.

— Не знаю.

— Надо выяснить. И сказать, чтоб не ел. А то так у вас точно ничего не получится, — сказала Мируша.

— Я и не особо хочу, чтоб получилось, — призналась Луиза.

— Тебе с ним жить. Отец тебя домой не примет, даже если тебя тут бить будут. Для него дело важнее, чем люди. И ты это знаешь так же хорошо, как и я. Поэтому надо жизнь наладить здесь, — твердо сказала Мируша. Луиза лишь вздохнула.

Весий злился, что ему пришлось заниматься такой ерундой, как обустройство многодетной матери и подсчетом бочонков пива. Но он оказался прав. Кто-то из дружины начал воровать. Только этого не хватало! Он собрал десятников и Бориса. Долго объяснял им, что такое недопустимо. Велев занять дружину делом, он отвел Бориса в сторону.

— Мне не нравится, что ты так предвзято относишься к Мируше. Она к тебе подходила по поводу воровства. Почему не выслушал ее?

— Я ей не верю, — ответил Борис. — Она наговаривает.

— Мне ты веришь?

— Чего за глупые вопросы? — буркнул Борис.

— Нет, ты мне ответь. Я заслуживаю твоего доверия? — продолжал настаивать Весий.

— Если не заслуживал бы, то не стал тебя выбирать, — ответил Борис.

— Тогда послушай меня. Я проверил бочонки. Пропал один бочонок пива.

Хочешь сказать, что эта женщина с детьми украла окорок для них, а потом еще детей пивом напоила? Давай до бреда доходить не будем? — сказал князь. — Раньше у нас такого не было. Кто-то из новых дурит из дружины. Займись этим.

— Раз такое дело, то надо ее вернуть. Не должна далеко уйти, — почесывая голову, сказал Борис, думая о Силуне.

— Мируша Силуну спрятала на чердаке. Ты говоришь, что она ведьма. Но разве ведьма будет кому-то помогать? На себя гнев навлекать? Ведь укрывательство воров

— это серьезный проступок. Почти преступление.

— А может она с ней заодно? — не удержался Борис. Подозрительно прищурился.

— Чего заодно? Ели окорок, запивая пивом? Не смеши, — ответил ему Весий. — Заканчивай видеть зло там, где его нет. Займись своей работой, а Мирушу не трогай.

— И чего ты эту страхолюдину защищаешь?

— А я вижу то, что скрыто, а не то, что на поверхности лежит, — ответил Весий. Посчитав разговор оконченным, он пошел искать для Мируши валенки. Заодно и решил узнать, как обстоят дела с одеждой в крепости. Всем ли всего хватает.

Уже занимаясь разбором склада, на котором можно было ноги переломать,

Весий подумал, что занят не своим делом. Мируша права. Он старается все сделать сам, а не поручить другим. Почему-то у него плохо получалось командовать людьми. Такой проблемой с дружиной у него не было раньше. Он от оруженосца дошел до десятника элиты. Командовал лучшими из лучших. В крепости же люди казались ему или слишком хлипкими, и не способные выполнить порученную работу, или слишком тупыми. Тогда вставал вопрос почему они занимаются работой, которую не могут выполнять сами? В крепости народу было как грязи. Заменить и дело с концом. Но он же оставлял на местах тех, кто с этим не справлялся, пытался научить, а в итоге делал все сам. Только это не дело. Надо иначе работу строить. Когда в крепости было меньше народу, да и воевода мог помочь, то Весию было проще. А тут Борис вместо того, чтоб делом заниматься, новеньких, тех, что недавно приняли в дружины, гоняет.

Этот год выдался тяжелым. Неправильным. И эта неправильность наваливалась со всех сторон. Начиная от смерти родителей, заканчивая потерями деревень. Весий старался держаться, но каждый день приносил новые неприятности. Он даже к этому уже привыкать начал. Одни неприятности и никакого просвета. Но сегодняшнее солнце, которое он встречал вместе с Мирушей, давало надежду. Почти призрачную надежду, что рано или поздно все наладиться.