Плетения Судьбы. Не потерять себя - Татьяна Мираббилис
Чувствовать себя избранной — это как сидеть на стуле с неудобной спинкой. Особенно, когда до этого всегда сидел вольготно. И к избранности тебя не готовили. Зато готовили к самому повседневному быту типичного обывателя. Не комильфо, одним словом. Собственно, при моём воспитании «стул» не только был неудобным, но и с гвоздями. С одной стороны интересно попробовать свои силы, с другой, действительно, — чревато. Странно я себя чувствовала на этом раздорожье.
— Что сейчас чувствуешь? — куратор внимательно следила за мной.
— Подташнивает, — призналась я.
— В тебе еще есть обида, — улыбнулась госпожа Рас. — Каналы забиты негативом, оттого такие ощущения. Всё еще злишься на Эристела?
Я упрямо промолчала. А на какой ответ рассчитывает госпожа Рас? Что я ей отвечу? Ни да, ни нет? С одной сторон, я уже успокоилась, но стоит мне прикоснуться к нему… противоречу сама себе, но ничего с этим поделать не могу.
Новели Рас вздохнула. В её руке появился исписанный лист. Соткался прямо из воздуха. Она протянула его мне.
— Что это?
— То, что поможет тебе справиться с внутренними противоречиями. Обычно именно они становятся камнем преткновения. Противоречия не дают договориться с собой. Момент эмоций — самый сильный. Это, — она указала на лист бумаги в моей руке, — очень сильный метод. Самовнушение.
Взяла протянутую бумажку. Вздохнула: снова что-то по типу «я должна»? Заглянула в лист под пристальным наблюдением куратора.
«Я позволяю себе снова быть собой…» Моргнула от удивления. И резко подняла взгляд на магистра. Женщина кивнула и улыбнулась. Я снова вернулась к чтению.
«Я позволяю себе снова быть собой. Возвращаю ушедшую радость жизни. Доверяю себе. Разрешаю себе жить спокойно, свободно и легко…» Дальше я уже читала через пелену слёз. Обычный листок бумаги говорил о потаённом. Просто о сложном. Мы все говорим ПОВЕРЬ В СЕБЯ. А нужно просто разрешить этому случиться.
— Это же…
— Люди недооценивают простых вещей. А они, обычно, самые действенные. Видишь ли, девочка, обида — яд. Об этом мало кто думает. Мы упиваемся обидой, думая, что так вычленяем себя из сложившейся ситуации. Считаем, что мы особенные. Пытаемся привлечь к себе внимание по максимуму. И всё для того, чтобы пожалели, а на обидчика показали пальцем и сказали «фу!»
Госпожа Рас скривилась так, как не подобает приличным леди, и я рассмеялась. Всё это было похоже на ребячество. Стало легко-легко. Магистр подхватила мою улыбку и улыбнулась в ответ, а затем сказала:
— При этом мы забываем одну непреложную истину: именно обиженный пьет из отравленного бокала. Травит себя всё больше и глубже, не замечая, как «сладкий» яд разъедает изнутри. Обиженный свято верит, что обидчику аукнется с лихвой, но, по сути, сам убивает себя.
Слова куратора кольнули прямо в сердце — всё правда. Я «упивалась» обидой, лелея внутри себя боль. Ежедневно. Ежеминутно. Мне казалось, что это что-то значит, что это что-то решит в моей жизни. Но на поверку страдала всё сильнее, отрицая и отталкивая, выбрасывая всё хорошее из своей жизни. Людей, ситуации, чувства. Отталкивала тех, кто хотел мне помочь. Упивалась своей болью, словно первым алкоголем, и внутренне желая, чтобы ЕМУ БЫЛО БОЛЬНЕЕ, ЧЕМ МНЕ. Но страдали все — я, он, все вокруг.
— Хочешь изменить ситуацию?
Я кивнула.
— Тогда постарайся простить сначала себя. А потом просто отпусти ситуацию. Забудь о ней.
Часть 2. Глава 18
Аделин спешила. Зов Хенсая собирал всех на встречу с Повелителем. Что-то происходило, а ей отчаянно хотелось находиться сейчас в своих родных песках. Стремительно бежать, едва касаясь пальцами дюн, распускать цветной капюшон, красуясь перед солнцем и самцами, греть и остужать подушечки лап, припекаемые раскалённым песком и, как страшный сон, забыть эту академию со всеми её обитателями. Но зов есть зов. Она не может не подчиниться Хенсаю. Ни ему, ни Повелителю, ни госпоже. Девушка подозревала, что дело в последних событиях. Вот что не поделили госпожа Аринар и её господин? Что между ними случилось? Ясно одно, ничего хорошего. И зачем он здесь объявился? Девушка едва не хлопнула себя по губам — ай-я-яй, какая крамольная мысль. На то он и Повелитель, чтобы появляться, где хочет, ни у кого на то разрешения не спрашивая. «Не дайте, дэвы песчаные, чтобы мысли мои услышал! — запаниковала Аделин. — И всё же, почему нас так экстренно собирают? Вот чувствует мой хвост, что снова крайнем останется».
Внезапно Аделин затормозила. Зов Хенсая утих, освобождая её от общих сборов. Девушка рвано вздохнула. Куда девалась её уверенность в себе? За эти несколько месяцев среди нагов, по её самооценке не просто потоптались. Её саму растоптали. И кто? Та единственная, кого она боготворила. А Повелитель еще и мокнул в это дерьмо лицом. Её, принцессу, за чью благосклонность боролись юноши самых сильных родов. Теперь она невеста Эквилиса, из богом забытого рода Анолис. Парень словно репейник в волосах. Но он теперь её единственный вариант на достойную жизнь. Девушка снова вздохнула: вариант — не вариант, выбора больше не было, но навязчивая услужливость парня душила. Томный рыцарь на колене перед ней… Фу! То ли дело наглый Арес или спокойно-брутальный Язур. О Хенсае и мечтать не приходилось. Его сила и надменность покоряли Аделин. Но всё в прошлом.
Аделин тряхнула прической и прилепила на лицо улыбку — ей не нужно идти на встречу со своими и видеть их кислые мины при виде неё. И с Повелителем лишний раз пересекаться резону нет. Хоть какой-то плюс за весь день. Но оставалось задание от госпожи. Вот здесь стоило поломать голову, как его осуществить.
А в голову ничего подходящего не лезло. Девушка поковыряла носком обуви утоптанную дорожку, потом распрямила плечи и подправила причёску.
— Что-то я совсем позабыла, кем являюсь.
Девушка криво улыбнулась, развернулась и направилась в сторону общежития истинных, плавно покачивая бедрами. Гордая и величественная, как непробиваемый каменный сфинкс. И плевать на мнение всех.
Вечеринка нагов перебралась на площадку перед общежитием. Мужчина-комендант, бранясь на все лады, вытаскивал во двор музыкальные причалдалы веселящихся нагов. Гулянка перешла допустимый звуковой порог, стала мешать спящим адептам, и комендант решил внести свои коррективы в веселье.
Выволочив всё во двор, он с грозным видом захлопнул дверь в общежитие. Теперь ни один веселящийся
