Дом Монтеану. Том 2 (СИ) - Мур Лина
Томас рвано дышит и, запуская пальцы в свои волосы, тянет за них, вырывая несколько прядей.
— Чёрт, — с болью в голосе шепчет он. — Чёрт. Я показываю тебе и всё вспоминаю, проживаю вновь, уже зная, что меня ждёт дальше. Считаешь, мне приятно? Нет. Я ненавижу это. Ненавижу. Мог бы что-то изменить, сделал бы это. Изменил, ясно? Но я не могу. Это моё прошлое. Моё. Оно жалкое и ничтожное, но оно моё. Я был рабом Русо. Он сделал меня таким. И если бы мой отец… мой отец хотя бы немного заботился обо мне, как о других детях. Если бы он не причинил мне столько боли, и я бы не прошёл из-за него через ад, то никогда бы не поверил Русо. Никогда бы не заглядывал ему в рот. Никогда бы не позволил ему так с собой поступать. Я…
Его голос обрывается, Томас качает головой, а по моим щекам текут слёзы. Больно за него и за себя. У меня сейчас сильнейший раздрай эмоций. Я не знаю, за какое чувство бы ухватиться, чтобы остановить лавину ужаса и отвращения к тому, что увидела. Боже мой, Томас был в постели вместе с моим отцом и Гелой. Мой отец… господи, какая гадость. Мой отец уверял Томаса, что всё правильно, так и нужно. Он должен сосать. Он должен принимать всё. А Томас… Томас верил. Он смотрел на него восхищённым, щенячьим взглядом и боялся, что если не сделает этого, если не будет терпеть унижения и боль, то отец его бросит, как бросили все. Боже мой… Томас был в течение многих лет сексуальной игрушкой моего отца и Гелы. Он был просто чёртовым рабом для них. И это так страшно. Безумно страшно. А ведь это какие-то отрывки, которые длятся от силы пару часов, а у Томаса в прошлом долгие века подобных пыток. Боже мой…
— Теперь я тебе противен, да? — спрашивая, Томас бросает на меня скорбный и подавленный взгляд, а потом сразу же отводит его. Его плечи опущены, словно чувство вины придавливает его к земле.
— Я… я…
— Конечно, противен. Это очевидно. Я вижу в твоих глазах отвращение. Я чувствую это. Я же… чёрт, я же чувствую всё, что чувствуешь ты. Отвращение, вызывающее тошноту у тебя. Я никогда не отмоюсь. Никогда. Я всегда буду марионеткой. Никакая вода не смоет того, что я делал. Никакие слёзы не сотрут моих воспоминаний. Я ничего больше не могу сделать. Я не могу их изменить. Не могу. Я был глупым и верил в любовь твоего отца ко мне. Я любил его так сильно. Безумно. Это было даже сумасшествием, насколько сильно я любил его, как своего отца. Он был моим Создателем. Я молился на него. Я готов был умереть за него миллион раз. Я готов был на многое и делал многое для него. И да, я всё знал. Я догадался, сложил всё, что услышал, и понял, что ты дочь Гелы и Русо. Я понял, почему мой отец так ненавидел тебя, потому что Гела его предала и выбрала Русо. Я многое понял, но молчал. Это меня не волновало. Меня больше заботило то, что Русо со мной, и только со мной. Я ненавидел Гелу и соревновался с ней за внимание Русо. А она смеялась надо мной. Она издевалась надо мной, хотя говорила правду. Она знала, что Русо был отличным манипулятором, который прекрасно внушил мне, что любит меня больше всех, и то, что он делает со мной, это его забота обо мне. Я был идиотом. Я.
Взгляд Томаса становится таким острым и опасным, отчего я даже вздрагиваю.
— И я сделаю всё. Буквально всё, чтобы оживить Гелу. Я пожертвую всем, Флорина, но я добуду то, что мне нужно. Я узнаю всю правду у Гелы. Я применю все свои навыки, чтобы добиться своего. Если надо будет, то я убью ещё миллион людей, но найду то место, которое мне поможет очистить себя от Русо. Он вернётся и очень скоро. Я чувствую это. Я связан с ним, как и с тобой. Я вижу видения твоего будущего, потому что во мне кровь и Гелы, и Русо. Мы все связаны между собой. И я не успокоюсь. Я не остановлюсь, пока Русо не сдохнет навсегда. Я потрачу всю свою жизнь, но убью его так, как хочу и там, где хочу. Я верну его в ад, из которого он вышел. Я уничтожу его. И мне плевать, будешь ты мне помогать или нет. Мне плевать на твою обиду, если мне придётся тебя запереть, чтобы ты не мешала мне очистить себя и тебя одновременно. Я не остановлюсь. Не остановлюсь. Потому что жить с этой грязью невозможно. Жить, зная, что я и так всё разрушу между нами, невыносимо. И я сделал это. Я разрушил всё. Вот, о чём я говорил!
Томас внезапно вскрикивает, вызывая у меня дрожь в теле. Он безумен в своём желании отомстить отцу, и я его понимаю. Чёрт, мне так больно за Томаса. Я думала, что у меня была паршивая жизнь. Нет. Отец нашёл куда ещё более изощрённый способ испортить всё. Он нашёл Томаса и уничтожил его. Он извратил все его понятия. Вывернул его наизнанку той болью, которую оставил после себя. И я тоже чувствую вину за всё, что сделал мой отец Томасу. Я же дочь Русо, значит, несу на себе бремя его ошибок и зверства.
— Я говорил тебе, что связь между нами это плохая идея. Я говорил, что ты не выдержишь моего прошлого. Вот то, чего я боялся. Вот. Я боялся этого взгляда, который разрывает меня на части. Когда я был с Русо, то принимал насилие и жестокость за любовь. Но теперь я знаю, что любовь другая. Любовь — это не страх потерять, думая, что ты недостаточно хороший для того, чтобы тебя любили. Она просто есть, эта любовь. Она живёт в тебе, нравится тебе это или нет. И полюбить дочь Гелы и Русо стало для меня самым мерзким и красивым одновременно. Полюбить их дочь, зная, какими они были. Зная, на что они были способны. Полюбить ту, которая оказалась абсолютной противоположностью им. Полюбить ту, которая так похожа на меня. Полюбить её и дать ей всё, чтобы она никогда не оказалась на моём месте. Полюбить, чтобы спасти её и подарить ей свободную жизнь без гнёта Русо, и его яда. Полюбить… а потом потерять, потому что моё прошлое никогда не станет приемлемым для неё. Она никогда не примет меня вот таким, но любить дальше, потому что иначе я сойду с ума от боли и отчаяния. Любить ангела, который спасал мою душу изо дня в день. Просто тихо любить, а не доказывать это. Любить, зная, что всё испорчено. Любить и ничего не просить больше взамен. Любить.
И я чувствую, какая агония творится внутри Томаса. Я чувствую, как его боль становится тяжёлой и мощной. Его глаза блестят от этой боли, а всё его тело словно пропитано ей, и он передаёт это воздуху вокруг себя. Боже мой, это ведь настоящий ад жить вот так.
— Томас, — выдыхаю я и хочу сказать ему, что мне жаль. Хочу сказать, что ничего не изменилось. Я хочу коснуться его и прижать к себе, чтобы убедить в том, он не грязный, не сломленный и не раб. Он просто мой… вот такой мой. И мы справимся.
— Нет, — Томас мотает головой. — Нет. Ничего не говори. Ничего. Не трогай меня. Ты хочешь, я знаю. Не надо. Слишком больно. Всё болит. Даже одежда причиняет боль сейчас. Нет. Но… детей рожали разные женщины, которых потом убивали. И мой отец, и твой. Ты дочь Гелы и Русо. Единственная их дочь. Дочь первородных, как и я. Остальные были от женщин обращёнными ими, а ты же дочь первородных. Именно поэтому ты сильнее и опаснее многих. И об этом никто не знает, кроме меня, твоих настоящих родителей и Рома. Он догадался об этом, потому что ты слишком похожа на Гелу. Слишком. Рома знал, и поэтому Русо хотел убить его в церкви, как и всю его семью. Уничтожить улики. Гелу он тоже собирался там убить. Я знаю. Я просто знаю, потому что я связан с Русо. И когда я сказал Рома о том, что чувствую его снова после стольких лет, Рома признался, что тоже чувствует его, как будто он вот-вот придёт за нами. Он уничтожит нас. Он уничтожит тебя, как ту, которая может его убить. И меня, как того, кто предал его. На этом всё. Я больше не могу.
Томас тяжело дышит и сжимает своё горло.
— Не могу. Я понимаю, что между нами всё кончено. Я понимаю это и принимаю. Понимаю. Ты можешь уйти. Оставить меня, я разберусь со всем один. Но когда Русо вернётся, ты будешь нужна мне, Флорина. Я не смогу убить его один. Тебе придётся выбрать между нами. Сделать окончательный выбор.
— И я выберу тебя, — выпаливаю я.
— Нет, — Томас горько усмехается. — Это ты так думаешь. Но когда ты встретишь Русо, он призовёт тебя, как свою дочь. И он сделает всё, чтобы убить нас обоих. Он настроит нас против друг друга и сделает всё, чтобы избавиться от нас. И это будет сложный выбор. Думаешь, что я порой не задумывался, смогу ли я убить Русо? Я думал об этом часто, особенно когда он делал мне больно специально. Он злил меня, но потом подчинял себе довольно легко. И пока у меня есть время, я не сдамся. Нет. И для начала я пойду помоюсь, чтобы не чувствовать его больше на себе. Его вонь. Его прикосновения. Его. Помоюсь.
