Между вороном и ястребом (СИ) - Арнаутова Дана Твиллайт

- «И никаких длинных ночных рубашек1 - с ликующей хмельной бесстыдностью подумала она окидызая мужчину, стоящего перед ней долгим восхищенным взглядом. - Никаких одеял и простыней, под которыми нужно прятаться! Хочу глядеть на него бесконечно! На такого, каким его создали боги, чтобы подарить мне! Хочу показать ему себя! Что мне там говорили про женский стыд?! Больше никогда не стану стыдиться, что я - женщина"»

- Одним движением Кармель оказался рядом притянул ее к себе, поцеловал с такой невыносимой нежностью, что все мысли исчезли, оставив только жажду - новых поцелуев, объятий, желание оказаться ближе - еще ближе, так. как это только возможно!

- Потянувшись навстречу, Айлин положила руки ему на плечи, с ликующим удовлетворением чувствуя горячую гладкую кожу под ладонями. Погладила скользнула по предплечьям вниз, а потом обхватила его талию уверенно и привычно, словно делала это каждый день Втянула носом воздух, едва удержавшись, чтобы не потереться о мужчину лицом, словно кошка так восхитительно Кармель пах - горячим телом, смолистым дымом хвоей и сандалом... Горьковато-пряный аромат, в котором хотелось купаться и нежиться...

- Повинуясь его осторожному нажиму. Айлин опустилась на подушки, раскинулась среди них с бесстыдной откровенностью, чувствуя себя мягкой, как разогретый и готовый вот-вот растаять воск. Тело плавилось, горело изнутри и жаждало еще прикосновений! Кармель оказался рядом, его руки гладили ее. и от макушки до кончиков пальцев на ногах Айлин ощущала себя сказочной саламандрой, что упоенно нежится з огненно-золотом пламени Она даже не заметила, когда ее косы расплелись, и рыжие локоны разметались вокруг ее головы огненным ореолом...

- "Я - огонь, - подумалось ей в блаженном забытьи. - Я - пламя Я скрывала свою силу от самой себя, боясь вздохнуть полной грудью! Но пламя не может обжечь того, кто сам способен гореть1 Разделенное на двоих, оно не уменьшается, а разгорается сильнее, в этом и есть великая тайна любви и страсти1 Чем больше я отдаю, тем больше получаю, и никогда не смогу отдать столько, чтобы лишиться всего!»

- Коротко блаженно простонав, она все-таки позволила себе то. чего так отчаянно хотелось - потянулась губами и приникла поцелуем к золотисто-бронзовой ключице, потом лизнула ее. опять прихватила губами наслаждаясь незнакомым восхитительным вкусом. Кармель длинно и тягуче зыдохнул, на миг замерев и Айлин с ликующей уверенностью победительницы поняла, что он отзывается ее ласкам так же чутко и жадно, как она - его рукам и губам1

- -/Если я — лютня, - подумалось ей, - то мне нужны его пальцы, чтобы звучать. Если я - рапира, он должен направить меня в цель. И если я - корабль то он - волна, которая меня песет Неужели я могла погибнуть в Разломе или умереть потом, так и не узнав этого чувства единения?! Не хочу даже думать об этом!»

- Снова откинувшись на подушки, она откровенно подставлялась его ласкам, неторопливым, словно само время остановилось. Кармель касался ее то с нежной бережностью, то властно и уверенно, то покрывая поцелуями ее лицо. шею. плечи и все остальное обычно скрытое одеждой Каждое прикосновение рождало новый жар. скручивалось внизу живота в тугую пружину, как будто сложнейший аркан вроде Огненного Ветра, ожидающий только мгновения, когда ему позволят сорваться с кончиков пальцев и затопить все вокруг пламенным безумием...

- Моя донна. - прошептал Кармель. обжигая Айлин дыханием. - Прекрасная .- Любовь МОЯ—

- Горячая сладкая волна захлестнула Айлин, закружила голову, словно она от души хлебнула игристого фоаганского. и увлекла в темную бездну. Ей вдруг показалось, что рядом - совсем рядом! - оказался кто-то еще. Пахнуло пряно-цветочным шамьетом и выделанной кожей, она смутно удивилась, потому что это были знакомые и безусловно любимые запахи, но тех двоих, от которых ими веяло, просто не могло быть здесь!

- Айлин... - услышала она и не поняла, чей это голос и почему он так странно и знакомо двоится - Ай-лин-н... Ми амор-ре...

- «Нет! - возразила она этим голосам. - Не амор-ре. а донна! Это - правильно! Это - со мной, а остальное - сон. греза... Иллюзия!»

- Кармель... - потянулась она навстречу самым любимым и желанным объятиям, поцелуям, ласкам. - Кармель! Мой1 Хочу...

- Кажется, он что-то пробормотал про аркан и блоки, но Айлин уже не слушала. Блоки, магия, узы аркана - такие пустяки! Важно лишь то. что он - рядом! Что его плоть входит в нее. такая восхитительно твеодая и горячая1 Что его руки ласкают ее тело, и каждое касание, каждый толчок внутри отзываются волной томной сладости, каждый поцелуй горит на коже, словно вспышка чинского огня.

- «Хочу, чтобы это никогда не заканчивалось - подумала она ликующе - Если бы я знала раньше, что любовь - это не стыд1 Не боль, не страх, не принуждение' Любовь - это свобода1 Разделенная на двоих и оттого беспредельная! Больше, чем я сама больше, чем весь мир! Крылья, которые несут в бесконечность, и так тепло, так упоительно в этих лучах...»

- И когда эта мысль обрела завершение когда в мире не осталось больше ничего, кроме Айлин ее мужчины и их единения, что-то случилось. Тягучая сладкая судорога прошла по телу, разворачиваясь внутри, словно тугой бутон с тысячью лепестков. Айлин вскрикнула, стиснула пальцы на плечах Кармеля изо всех сил подаваясь ему навстречу, и рассыпалась искрами где- то высоко в небе, куда взлетела, легкая, как облачко, и сверкающая, как радуга в каплях дождя.

- * * *

- Хмельное золото чужого счастья... Какой же безнадежной горечью оно осталось на губах и в сердце, когда схлынуло, ушло водой в раскаленный песок, растаяло как удача нищего, которому забавы ради бросили скудо из джунгарского золота. Не разменять его даже на пару медяков, не купить кусок хлеба или глоток воды в жару, только и остается, что крутить в пальцах, смотреть на фальшивый бесполезный блеск и знать, что у кого-то полны карманы золота настоящего, чистого и полновесного...

- Когда блоки, поставленные грандсиньором Дунканом поспешно и все-таки слишком поздно выросли стеной, отрезая их с Альсом от синьорины. Лучано передернуло, и воздух в груди закончился. Ненадолго, конечно, ровно до следующего вдоха. Еще горели щеки и губы, на которых таял след единственного доставшегося ему поцелуя, еще кипела кровь, и Лучано точно знал, что вот эта страсть - настоящая, его собственная! Давняя, выстраданная долгими и холодными дорвенантскими ночами запрещенная самому себе потому что какой смысл желать безнадежного?! А вот надо же - дождался1 Теплых губ. горящих глаз, ласковых и требовательных рук...

- Только что во всем этом толку, если предназначалось это счастье не ему? Даже не заемное, а попросту украденное из чужой постели и чужих объятий'

- И Аластор. мгновенно отшатнувшийся от него, понимал это ничуть не хуже. Намного лучше пожалуй' Он-то об этом и вовсе никогда не мечтал, его куда сильнее накрыло отрезвляющей чуждостью того что случилось. И Лучано зам ер, стоя на коленях у его ног, больше всего боясь поднять глаза и увидеть на лице Альса отвращение Всеблагая Матушка, за что?' Ничем же теперь не оправдаться!

- Альс... прости... - выдохнул Лучано. не смея пошевелиться. - Прости...

- Несколько мгновений тишины тянулись так мучительно, словно каждое падало на кожу каплей кислоты, а потом Лучано услышал тихий и ровный - о, какой ровный! - голос Аластора.

- Зачем ты просишь прощения? Мы же вместе это делали. Если кому-то извиняться, так это мне.

- И все, что Лучано хотел и мог сказать, все. что горячечно и больно рвалось с губ. замерло на них, будто каждое слово обратилось в расплавленный свинец и тут же застыло - так. заливая рот и горло металлом, карают фальшивомонетчиков Говорят, что их сердце сгорает раньше, чем остывает свинец, и теперь Лучано понимал, как это бывает Сгореть изнутри? О. легче легкого!

- Я должен был сообразить, что случилось, - выдавил он через вставший в горле ком. - Ты же ничего в этом не понимаешь... Ты - чистый... Я должен был вовремя понять и уйти Я виноват. Альс... Я позволил себе поверить, что это может случиться. Со мной и с тобой. С Айлин... Между нами.