Насмешка (СИ) - Цыпленкова Юлия

Сейчас Ландар ругал себя последними словами. И даже не за то, что был груб с Лиаль, или же из-за своих надуманных убеждений — он готов был биться головой об стену потому, что пренебрег правом мужа, оттягивая его исполнение. Зачем?! Первая ночь, когда она испуганно взирала на него, но была готова к тому, что должно произойти. Или же еще до того, как он первый раз отправился к королю, тогда Лиа так же готова была покориться своему долгу, и доказать навет было бы практически невозможно. Но нет же!

— Дурак, — в сердцах обозвал себя Ренваль. — Как есть дурак.

— Что, простите? — Хогальд обернулся к своему попутчику и союзнику.

— Это скрипят промороженные стволы деревьев, — усмехнулся наместник. — Коли мы хотим отловить беглецов, нам нужно торопиться в сторону столицы. Я это говорил вам еще несколько дней назад, но вы уверили меня, что они могут свернуть с дороги. Однако они так и едут в Фасгерд, пока мы выжидаем донесения разведчиков.

— Ласс Ренваль, они, действительно, могут свернуть в сторону, — серьезно ответил Хогальд. — Поверьте, в руках Дальвейга имеется очень ценная вещь, и он обязан доставить ее туда, куда ему было указано еще в родовом замке. Вряд ли он поставит свой долг ниже иных целей. Это дело чести его рода. Потому беглецы должны сначала добраться до указанного места, а лишь потом решать, что делать дальше. Повторяю вам снова, эта вещь имеет ценность гораздо большую, чем сто лаисс вместе взятых.

Именно этот довод удержал Ландара в тот день, когда пришло озарение. Сейчас он уже верил этому с большой натяжкой.

— Дорогой ласс Ренваль, — на губах Хогальда появилась полуулыбка, — я понимаю, что вы без ума от вашей супруги и считаете ее сокровищем, но даже из благодарности она не перевесит долг перед родом. Это дело нескольких поколений, и Дальвейг не может рискнуть им. Только не Гаэрд!

Наместник с сомнение взглянул на ласса. Может и так, а может и нет. Впрочем, что мешает Дальвейгу помочь Магинбьорнам добраться до Фасгерда и оттуда направиться к своей цели? Пожалуй, стило разрывать этот союз, ставший якорем. Ренваль был уверен, что угроза его чести, имени и браку с каждым мгновением все явственней. Ландар решил дождаться разведчиков Хогальда и выслушать, что те скажут, а после идти своей дорогой, то есть нестись во весь опор к столице, чтобы нагнать и перехватить беглецов.

Он истово благодарил Святых за все те дни задержек и проволочек, которые не позволили троице умчаться далеко вперед. Теперь он знал обо всем, что происходило с ними до постоялого двора. Из-за раны, полученной Магинбьорном, они плелись несколько дней, давая возможность Ренвалю и охотникам сократить расстояние между ними. Потом провели день в забытой Святыми деревушке, где Лиаль едва не распрощалась с жизнью.

Вот это известие привело наместника в бешенство, и только невозможность вернуть старуху-ведьму из царства Нечистого спасла ее от повторной расправы. И вновь в спасении лаиссы Ренваль участвовал Гаэрд Дальвейг, остановив ведьму выстрелом из лука. Его след в судьбе Лиаль становился все жирней, и это так же бесило Ландара. Но настоящая буря разразилась, когда женщина, в доме которой останавливалась троица беглецов, произнесла с нескрываемым умилением:

— Как лебедь с лебедушкой. Так и ели друг друга взглядами, а уж как заботился о лаиссе благородный ласс, пока ее брат лежал без памяти. Да и она к нему так и льнула, так и льнула.

После этих слов дом смердов устоял лишь благодаря Конгану Хогальду, едва не повязавшему взбешенного наместника, рванувшего меч из ножен. Побагровевший Ренваль изрыгал проклятья, призывая кары небесные на головы сводников, пустивших под свою крышу его жену и ее возлюбленного. Перепуганные сельчане провожали отряд наместника и его союзников обеспокоенными взглядами, уже не зная, что лучше: ведьма под боком, или гнев высокородного ласса.

Угомонился Ландар только вечером, напившись до беспамятства в трактире города, стоявшего на пути двух отрядов. Хогальд, оценив душевное состояние своего союзника, решил не лезть тому под руку и дать выпустить пар, иначе их путешествие грозило перерасти в свару между союзниками, потому что Ренваль оказался злопамятен и цеплялся к охотнику по каждому пустяку, не желая забывать, что тот остановил его в деревушке.

Между делом наместник нашел, на кого излить гнев и желчь, вынудив к поединку неизвестного ласса, зашедшего в трактир пропустить пару кружек эля. Ласс так же проезжал городок на пути в свой замок, но выбрал для отдыха не то место и не то время. Результатом стало небольшое кровопролитие, остановленное подоспевшей стражей, в тайне призванной Хогальдом. Как ни странно, раненым оказался ни в чем не повинный ласс, наместник же, хмельной в немалой степени, отделался синяком, полученным им при неосторожном падении.

Высокородного ласса стража тронуть не посмела, тут же забыв о том, кто стал зачинщиком драки. Благородный ласс, ставший жертвой гнева наместника, получил от него кошель с золотыми монетами и помощь городского лекаря. На том история и закончилась. Ренваль вернулся в трактир, упился до беспамятства, после чего его отнесли в одну из имевшихся при трактире комнат, где наместник Провинции Нест и проспал до утра. А утром, хмурый и молчаливый, он спустился к ожидавшим его воинам, и отряды продолжили путь.

Впрочем, стоит признать, что Ренваль испытывал к Дальвейгу двойственные чувства. С одной стороны он его ненавидел и готов был рвать голыми руками, но с другой… Он даже себе не желал признаваться в том, что исподволь, если и не восхищается Гаэрдом, то испытывает к нему некоторую долю уважения. Начать с того, что в разуме своему сопернику Ландар отказать не мог, как не мог отказать в отваге. К тому же, где-то в глубине души, имелась благодарность за то, что Лиаль все еще жива и здорова. Но… «лебедь с лебедушкой»… От воспоминания об этих словах наместнику хотелось вспороть брюхо Дальвейгу на глазах неверной супруги, чтобы она оросила слезами руки мужа, смывая с них кровь своего возлюбленного. И, не дайте Святые, любовника!

— Ласс Ренваль, кажется, ваши мысли не приносят вам радости, — осторожно заметил Хогальд, глядя на искаженное хищным оскалом лицо наместника.

— Со мной все хорошо, — хрипло ответил тот, изо всех сил отгоняя видение Лиаль, сладострастно постанывающую в объятьях проклятого Дальвейга.

Кони споро бежали по Королевскому тракту, вынуждая остальных путников жаться к краям дороги. Сумерки все ближе подступали к Валимару, и стоило задуматься о ночлеге. Только Ренваль не желал промедления. Теперь не только ревность и желание вернуть жену подгоняли его. Опасения не только за свое доброе имя, но и за местно королевского наместника все сильней разжигали нетерпение в душе мужчины. Ему было неспокойно, и чем дальше, тем больше.

— Предлагаю провести ночь на постоялом дворе, — снова заговорил Хогальд. — Насколько помню, весьма недурное местечко. Нужно только съехать с тракта. Из-за того, что он не стоит на дороге, народа там меньше, а уюта больше.

— Я готов спать и в седле, — отмахнулся Ландар.

— Но лошади вряд ли готовы бежать без отдыха и пищи, — усмехнулся охотник. — Ежели мы хотим и дальше ехать без промедления, то стоит подумать о наших скакунах.

— Нечистый вас задери, — буркнул Ренваль, и его спутник рассмеялся:

— Он меня облагодетельствует, как только мы настигнем Дальвейга.

Наместник покосился на него, не поняв ответа. Впрочем, к подобным шуткам он уже начал привыкать. Имя Врага никогда не звучало в устах его союзников ругательством, а вот Святых они вовсе не упоминали, но Ренваль не придавал тому никакого значения, занятый своими мыслями. У охотников и без того было немало загадок.

Признав справедливость слов Хогальда, Ландар все-таки прислушался к нему, и оба отряда свернули с тракта, устремившись к месту своего ночлега. Постоялый двор стоял не так уж и далеко от тракта, что не могло не порадовать наместника, не желавшего слишком удаляться от их пути. Лишь небольшая роща, да замерзшая река, через которую тянулся узкий мост, отделяли место ночлега от основного пути.